Эжен Сю

французский писатель (1804—1857)

Эже́н Сю (Мари́ Жозе́ф Эже́н Сю, фр. Marie Joseph Eugène Sue; 26 января 1804 — 3 августа 1857) — французский писатель, основоположник уголовно-сенсационного жанра массовой литературы.

Эжен Сю
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Цитаты о Сю

править
  •  

Сю, по-моему, похож на живописца, который, не изучив порядочно анатомии, принялся рисовать человеческое тело, и, чтобы прикрыть своё невежество, он его полуосвещает. Правда, подобное полуосвещение эффектно, но впечатление его мгновенно! — так и произведения Сю: пока читаем — нравится и помним, а прочитал — и забыл. Эффект, и больше ничего!

  Тарас Шевченко, письмо В. Н. Репниной 7 марта 1850
  •  

… я взял в библиотеке «Артура»[1]. Тошнотворно, этому нет названия. Стоит прочитать эту книгу, чтобы проникнуться презрением к деньгам, успеху и к публике.

 

… j’ai pris au cabinet de lecture Arthur. Il y a de quoi en vomir ; ça n’a pas de nom. Il faut lire ça pour prendre en pitié l’argent, le succès et le public.

  Гюстав Флобер, письмо Луи Буйе 14 ноября 1850
  •  

Стихия Сю — это зло. Он восхитителен только тогда, когда изображает злобу, злых людей. Сю производит на меня впечатление ребёнка, выкалывающего глаза воробушку. — дневник братьев Гонкур, 5 марта 1866

 

Sue, c’est l’homme du mal. Il n’est admirable que dans la peinture des méchants, de la méchanceté… Sue, il me fait l’effet d’un enfant qui crève les yeux à un pierrot !

  Поль Гаварни
  •  

Было время, когда во Франции господствовала беллетристика идейная, героическая. <…> Сю, менее талантливый и теперь почти забытый, — и тот читался нарасхват, благодаря тому, что он обращался к тем инстинктам, которые представляют собой лучшее достояние человеческой природы.

  Михаил Салтыков-Щедрин, «За рубежом» (IV), декабрь 1880
  •  

Появился действительно новый массовый читатель. Романы Гюго помогли создаться ему. Это был широкий слой плебейски-мельчайшей буржуазии, <…> этот полупролетарский слой не понимал нюансов, проходил мимо них, хотел, чтобы с ним говорили громко, чётко, чтобы сильней ему ударяли по струнам его чувствительности.
А вместе с тем этот слой любил Французскую революцию, мечтал о возвращении народной власти, о царстве правды на земле, негодовал против богатых и знатных, готов был проливать дружеские братские слёзы над злоключениями любых «отверженных».
Целый большой ряд авторов романов-фельетонов <…> разросся довольно злокачественной рощей на этой почве. И уже рядом с гигантским дубом Гюго <…> выросла и весьма заметная осина Сю, этого своеобразного и далеко не бездарного подражателя Гюго, который сумел теми же приёмами, хотя и без оригинальных романтических полётов, без дыхания гения, который часто чувствуется в страницах романов Гюго, всё же приковать к себе внимание масс и остаться в значительной степени живым до наших дней, следуя по умам читателей, как некая серая тень за яркой фигурой музы Гюго.

  — Михаил Толмачёв, «Свидетель века Виктор Гюго», 1987
  •  

Три рассказа эти обнаруживают в Евгении Сю талант рассказчика, и их <…> можно б было с удовольствием читать, если бы из-за них не высовывалось лицо рассказчика с страшными гримасами à lord Byron.

  рецензия на романы П. де Кока и повести Сю «Приключения Нарциса Желена», «Корсер», «Парижанин-моряк», август 1838
  •  

[Из] бесчисленного множества ограниченных людей <…> многие <…> добродушно преклонились уже перед неслыханным величием «Парижских тайн» и, не будучи в силах вообразить что-либо выше этого пресловутого творения (как мышь в басне Крылова не в силах была вообразить зверя сильнее кошки), во всеуслышание объявили Эжена Сю гением, а его сказку — бессмертным творением, не упустив при сей верной оказии разругать «Мёртвые души» Гоголя, которых любая страница, наудачу развёрнутая, убьёт тысячи таких бедных и жалких произведений, как «Парижские тайны».

  — рецензия, рецензия, март 1844
  •  

«Парижские тайны» были кометою, а вот и хвост её, под особенным названием «Герольштейна» <…> — верх нелепости и пошлости. Это нечто вроде «Милорда Георга английского».

  — вероятно, Белинский, рецензия на «Герольштейна», апрель 1844
  •  

Немного времени прошло, а уж о «Парижских тайнах» ни слуху, ни духу не только в Париже, где предметы внимания сменяются очень скоро и где этот роман уже давным-давно прочитан, перечитан и забыт окончательно и навсегда, но и у нас, любящих на досуге потолковать об одном и том же как можно долее. Такова слава мира сего!.. Такова, в особенности, слава писателей, насильственно завладевших вниманием публики, при помощи какого-нибудь удачно угаданного «фортеля».

  — вероятно, Белинский, рецензия, июль 1844
  •  

«Вечный жид» наделал шума в тысячу раз больше, нежели, например, «Теверино»; «Вечный жид» нравится толпе, — «Теверино» восхищает немногих; но зато первый уже умер в самой Франции, едва успев дойти до конца, а торжество второго ещё впереди, и всё больше и больше… <…>
Есть люди, для которых «Вечный жид» — колоссальное творение, идеал романа, и которых эстетические требования никогда не пойдут дальше этой сказки: пусть же они читают её, ведь и им надобно же что-нибудь читать! Есть другие: они начнут «Вечным жидом», а кончат «Теверино», от которого уже никогда не воротятся ни к какому «Вечному жиду», за что всё-таки спасибо «Вечному же жиду»…

  рецензия на «Столетие России» Н. А. Полевого, октябрь 1845
  •  

… что такое все эти романы — «Матильда», «Парижские тайны», «Вечный жид», <…> если не блестящие произведения беллетристики, наполненные всевозможными натяжками, неестественностями, эффектами и в то же время местами блистающие вдохновением, умом, мыслию, всегда живые и занимательные? Они недолговечны, потому что их авторы — обыкновенно таланты, не гении, и пишут не для потомства, не для веков, а только для того года, в который пишут.

  — рецензия на «Графа Монте-Кристо» и «Трёх мушкетёров», ноябрь 1845
  •  

… «Вечный жид» окончательно дорезал литературную репутацию своего автора. Правда, в нём много частностей очень интересных, умных, обличающих в писателе замечательный талант; но целое — океан фразёрства в вымысле площадных эффектов, невыносимых натяжек, невыразимой пошлости. <…> Какое отношение имеют к роману вечный жид и Иродиада? ровно никакого, гораздо меньше, нежели лист бумаги, в которую завертывают книгу, имеет отношения к самой книге. Если бы автор назвал свой роман просто: «Иезуиты», не ввёл бы в него ни вечного жида, ни Иродиады, ни Самуила с женою, ни двухсот миллионов нелепого наследства, ни приторно сантиментальных лиц, <…> придумал поестественнее завязку и, вместо десяти томов, написал только четыре, и написал не торопясь, но обдумывая, — из-под пера его вышел бы прекрасный роман, потому что у Эжена Сю больше таланта, чем у гг. Бальзака, Дюма, Жанена, Сулье, Гозлана и tutti quanti вместе взятых. Но жажда денег и мгновенного успеха равняет теперь все таланты, и большие и малые, подводя их произведения под один и тот же уровень ничтожности.

  — «Русская литература в 1845 году», декабрь
  •  

Что особенно хорошо в романах Евгения Сю? — верные картины современного общества, в которых больше всего видно влияние современных вопросов. А что составляет их слабую сторону, портит их до того, что отбивает всякую охоту читать их? — Преувеличения, мелодрама, эффекты, небывалые характеры, <…> — словом, всё ложное, неестественное, ненатуральное, — а всё это выходит отнюдь не из влияния современных вопросов, а из недостатка таланта, которого хватает только на частности и никогда на целое произведение.

  — «Взгляд на русскую литературу 1847 года», декабрь

Примечания

править
  1. Авантюрно-психологический роман 1838 г.