Сочинения Александра Пушкина (Белинский)/Статья третья
Третья статья Виссариона Белинского из цикла «Сочинения Александра Пушкина» была впервые опубликована в 1843 году без подписи[1]. Подзаголовок: «Обзор поэтической деятельности Батюшкова; характер его поэзии. — Гнедич; его переводы и оригинальные сочинения. — Мерзляков. — Князь Вяземский. — Журналы конца карамзинского периода». Развивает мысли статьи «Русская литература в 1841 году», 2/3 её посвящено Батюшкову.
Цитаты
правитьБатюшков далеко не имеет такого значения в русской литературе, как Жуковский. <…> Батюшков не имел почти никакого влияния на общество, пользуясь великим уважением только со стороны записных словесников своего времени <…>. Он успел написать только небольшую книжку стихотворений <…>. Он не мог иметь особенно сильного влияния на современное ему общество и <…> русскую литературу и поэзию: влияние его обнаружилось на поэзию Пушкина, которая приняла в себя или, лучше сказать, поглотила в себе все элементы, составлявшие жизнь творений предшествовавших поэтов. Державин, Жуковский и Батюшков имели особенно сильное влияние на Пушкина: они были его учителями в поэзии <…>. Всё, что было существенного и жизненного в поэзии Державина, Жуковского и Батюшкова, — всё это присуществилось поэзии Пушкина, переработанное её самобытным элементом. Пушкин был прямым наследником поэтического богатства этих трёх маэстро русской поэзии, — наследником, который собственною деятельностью до того увеличил полученные им капиталы, что масса приобретённого им самим подавила собою полученную и пущенную им в оборот сумму. — начало |
Направление поэзии Батюшкова совсем противоположно направлению поэзии Жуковского. Если неопределённость и туманность составляют отличительный характер романтизма в духе средних веков, — то Батюшков столько же классик, сколько Жуковский романтик: ибо определённость и ясность — первые и главные свойства его поэзии. И если б поэзия его, при этих свойствах, обладала хотя бы столь же богатым содержанием, как поэзия Жуковского, — Батюшков, как поэт, был бы гораздо выше Жуковского. Нельзя сказать, чтоб поэзия его была лишена всякого содержания, не говоря уже о том, что она имеет свой, совершенно самобытный характер; но Батюшков как будто не сознавал своего призвания и не старался быть ему верным, тогда как Жуковский, руководимый непосредственным влечением своего духа, был верен своему романтизму и вполне исчерпал его в своих произведениях. Светлый и определённый мир изящной, эстетической древности — вот что было призванием Батюшкова. В нём первом из русских поэтов художественный элемент явился преобладающим элементом. В стихах его много пластики, много скульптурности, если можно так выразиться. Стих его часто не только слышим уху, но видим глазу <…>. Жуковский только через Шиллера познакомился с древнею Элладою. <…> В анакреонтических стихотворениях Державина проблескивают черты художественного резца древности, но только проблескивают, сейчас же теряясь в грубой и неуклюжей обработке целого. <…> Но Батюшков сблизился с духом изящного искусства греческого сколько по своей натуре, столько и по большему или меньшему знакомству с ним через образование. Он был первый из русских поэтов, побывавший в этой мировой студии мирового искусства… |
Влияние Жуковского на Пушкина было больше нравственное, чем артистическое, и трудно было бы найти и указать в сочинениях Пушкина следы этого влияния, исключая разве лицейские его стихотворения. <…> его ясный, определённый ум, его артистическая натура гораздо более гармонировали с умом и натурою Батюшкова <…>. |
Страстной, артистической натуре Батюшкова, <…> как южному растению, ещё привольнее было под благодатным небом роскошной Авзонии. <…> |
… такой поэт, как Батюшков, — больше поэт, чем, например, Ламартин с его медитациями и гармониями, сотканными из вздохов, охов, облаков, туманов, паров, теней и призраков… Чувство, одушевляющее Батюшкова, всегда органически-жизненно, и потому оно не распространяется в словах, не кружится на одной ноге вокруг самого себя, но движется, растёт само из себя, подобно растению, которое, проглянув из земли стебельком, является пышным цветком, дающим плод. |
Бросая общий взгляд на поэтическую деятельность Батюшкова, мы видим, что его талант был гораздо выше того, что сделано им, и что во всех его произведениях есть какая-то недоконченность, неровность, незрелость. <…> Отсюда происходит, что поэзия Батюшкова лишена общего характера, и если можно указать на её пафос, то нельзя не согласиться, что этот пафос лишён всякой уверенности в самом себе и часто походит на контрабанду, с опасением и боязнью провозимую через таможню пиэтизма и морали. <…> Артист, художник по призванию, по натуре и по таланту, Батюшков неудовлетворителен для нас и с эстетической точки зрения. <…> |
Что Жуковский сделал для содержания русской поэзии, то Батюшков сделал для её формы: первый вдохнул в неё душу живу, второй дал ей красоту идеальной формы. <…> Как прозаик, Батюшков занимает в русской литературе одно место с Жуковским. Это превосходнейший стилист. |
… русские владеют едва ли не лучшим в мире переводом «Илиады». <…> |
К знаменитейшим деятелям литературы карамзинского периода принадлежит Мерзляков. <…> Оды его — образец надутости, прозаичности выражения, длинноты и скуки. <…> Сверх того, на древних он смотрел сквозь очки французских критиков и теоретиков <…> и потому видел их не в настоящем их свете, хотя и читал их в подлиннике. <…> |
Как автор двух статей критического содержания — «О характере Державина» и «О жизни и сочинениях Озерова», князь Вяземский более замечателен, нежели как поэт. В этих статьях он является критиком в духе своего времени, но без всякого педантизма, судит свободно, не как учёный, а как простой человек с умом, вкусом и образованием <…>. С появления Пушкина для князя Вяземского настала новая эпоха деятельности: стихотворения его, не изменившись в духе, изменились к лучшему в форме; а прозаические статьи его (как, например, разговор классика с романтиком, вместо предисловия к «Бахчисарайскому фонтану») много способствовали к освобождению русской литературы от предрассудков французского псевдоклассицизма. |