Солярис (фильм, 1972)

кинодрама Андрея Тарковского по мотивам одноимённого фантастического романа Станислава Лема

«Солярис» — фантастическая драма режиссёра Андрея Тарковского, снятая в 1972 году по мотивам одноимённого романа Станислава Лема.

Солярис (фильм, 1972)
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе

Цитаты править

  •  

— Меня интересует истина, а вы хотите сделать из меня предвзятого сторонника. Я не имею права принимать решения, руководствуясь душевными порывами; я не поэт.

  •  

— Наука? — Чепуха!.. В этой ситуации одинаково беспомощны и посредственность и гениальность… Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать никакой Космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров. Нам нужно зеркало… Мы бьёмся над контактом и никогда не найдём его. Мы в глупом положении человека, рвущегося к цели, которой он боится, которая ему не нужна. Человеку нужен человек!

  •  

— Ясно ли ты ощущаешь свою связь с жизнью там?..
— А ты любитель крайних вопросов. Боюсь, что скоро ты спросишь меня о смысле жизни.
— Подожди, не иронизируй.
— Это банальный вопрос. Когда человек счастлив, смысл жизни и прочие вечные темы его редко интересуют. Ими следует задаваться в конце жизни.
— А когда наступит этот конец — мы же не знаем, вот и торопимся.
— А ты не торопись — самые счастливые люди те, кто никогда не задавался этими проклятыми вопросами.
— Вопрос — это всегда желание познать, а для сохранения простых человеческих истин нужны тайны: тайна счастья, смерти, любви.
— Может быть ты и прав, но попробуй не думай обо всём этом.
— А думать об этом всё равно, что знать день своей смерти. Незнание этого дня практически делает нас бессмертными.

  •  

— Ну, вот я тебя люблю. Но любовь — это то чувство которое можно переживать, но объяснить нельзя. Объяснить можно понятие, а любишь то, что можно потерять: себя, женщину, родину. До сего момента человечество, Земля, были попросту недоступны для любви. Ты понимаешь, о чём я, Снаут? Нас ведь так мало, всего несколько миллиардов, горстка. А может мы вообще здесь для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви?

  •  

— Он умер от стыда. Стыд — вот чувство, которое спасёт человечество.

О фильме править

  •  

Главный смысл <…> фильма я вижу в его нравственной проблематике. Проникновение в сокровенные тайны природы должно находиться в неразрывной связи с прогрессом нравственным. Сделав шаг на новую ступень познания, необходимо другую ногу поставить на новую нравственную ступень. Я хотел доказать своей картиной, что проблема нравственной стойкости, нравственной чистоты пронизывает всё наше существование, проявляясь даже в таких областях, которые на первый взгляд не связаны с моралью, например, таких как проникновение в космос, изучение объективного мира и так далее.[1]

  — Андрей Тарковский
  •  

В любом случае, космическая станция на планете Солярис рассеянно-небрежна, что могло бы происходить прямо от изучения Достоевского. Тут на трубах подозревается ржавчина, а мебель выглядит будто в здании Омской железнодорожной станции. Складывается впечатление, что вне поля зрения валяются огрызки недоеденной колбасы и греется самовар. Окружающее пространство отличается убогостью, избытком чая и актуальными философскими дискуссиями, которые не оставляют времени для бритья.

 

In any case, the space station on the planet Solaris has an absent-minded neglect about it that could have come straight out of Dostoyevsky's study. There is a suspicion of rust on the pipes, and the furniture would look at home in the Omsk railroad station. One has the feeling that wrappers of half-eaten sausage are lying just out of sight and that a samovar is at work. Outer space is shabbiness, lots of tea and urgent philosophical discussions that leave no time for shaving.[2]

  Ричард Эдер
  •  

Эффекты мизерны, драма хмурая, философия фильма так же плотна, как облако озона.

 

The effects are scanty, the drama gloomy, the philosophy of the film thick as a cloud of ozone.[3]

  Джей Кокс
  •  

Если отвлечься от внешнего содержания «Соляриса», а также сопоставить со «Сталкером» и «Ностальгией», то эти три работы, как ни покажется странным и парадоксальным, выстраиваются в своего рода трилогию и о «спасительной горечи ностальгии», и о возвращении к истокам, и о поиске дома.

  Сергей Кудрявцев, «3500 кинорецензий», 1978/2008
  •  

Его картины, и его звуки — такие, как симфоническая капель в лесистом пруду — говорят больше, чем кажется на первый взгляд, они омолаживают ум.

 

His pictures, and his sounds — such as the symphonic drip of raindrops in a wooded pond — tell more than just the immediate story; they rejuvenate the mind.[4]

  Дессон Томсон
  •  

Для Тарковского Солярис — Бог-исповедник, Бог-судья, держащий перед нами зеркало. Его картина — притча о Страшном суде, который устраивает над нами совесть и память. <…> Солярис — кривое, но нейтральное зеркало, безразличное к тому, что в нём отразилось. Пыточный инструмент, провокатор, космическое воплощение нравственного закона — кем бы ни был в фильме Солярис, он — не его герой. Главные у Тарковского — люди, попавшие в тиски экстремальной нравственности. Околопланетная станция — исповедальная барокамера, где нагнетается такое моральное давление, под которым память выдаёт подспудное. Сняв фильм о земных грехах, а не о космическом контакте, режиссёр облегчает и свою душу.

  Александр Генис, «Три Соляриса», 2003
  •  

… Тарковский убедителен в своей гипнотически-прекрасной виртуозной визуальной изобретательности, <…> которая вызывает на редкость сильный физическим шок.

 

… compelling as the hypnotic beauty of Tarkovsky's masterly visual inventiveness, <…> with occasional visceral shocks.[5]

  Питер Николс, Энциклопедия научной фантастики, 2005
  •  

… Тарковский <…> хорошо <…> представляет собой типичный образец культурной идеологии данного общества.[6]

  Даниэль Клугер, «Творение познаёт творца, или Три „Соляриса“»
  •  

… здесь Тарковский стал автором поистине всемирным — так и хочется сказать «межпланетным». В своей глобальной притче о сознании и подсознании он вернулся к Рембрандту, Брейгелю и Баху.
<…> картину Тарковского считает себя обязанным посмотреть хотя бы раз в жизни любой, кто неравнодушен к кино.[7]

  Антон Долин

Станислав Лем править

  •  

К этой экранизации у меня принципиальные возражения. Во-первых, я хотел бы увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссёр не предоставил мне такой возможности, поскольку делал камерное произведение. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не «Солярис», а «Преступление и наказание». Ведь из фильма следует лишь то, что этот паскудный Кельвин доводит Хари до самоубийства, а потом его за это мучают угрызения совести, вдобавок усиливаемые её новым появлением; к тому же это появление сопровождается странными и непонятными обстоятельствами. Этот феномен очередных появлений Хари был для меня воплощением некоторой концепции, которую можно выводить чуть ли не от самого Канта. Ведь это Ding an sich, Непостижимое, Вещь в Себе, Другая Сторона, на которую нельзя перебраться. При том, однако, что в моей прозе это было проявлено и соркестрировано совершенно иначе… Однако должен вас предостеречь, что всего фильма я не видел, кроме двадцати минут второй части, но я хорошо знаю сценарий <…>.
И уж совершенно ужасным было то, что Тарковский ввёл в фильм родителей Кельвина и даже какую-то его тётю. Но прежде всего — маму, а мама — это мать, а мать — это Россия, Родина, Земля. Это меня уже совсем рассердило. Мы были в то время как два коня, которые тянут один воз в противоположные стороны. <…>
В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, которых в фильме мы видим лишь фрагментарно при очередных наездах камеры, — это вовсе никакой не экзистенциальный анекдот, а великий вопрос, касающийся позиции человека в космосе и т.д. У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нём домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения… В общем, эмоциональный соус, в который Тарковский поместил моих героев, не вспоминая уже о том, что он полностью ампутировал научный пейзаж и ввёл кучу странностей, — всё это для меня совершенно невыносимо…

  — «Беседы со Станиславом Лемом» (гл. «Кинематографические разочарования», 1981)
  •  

… когда Тарковский помешался на желании экранизировать «Солярис», ему тогда толковали — это были разные [польские] Высокие Инстанции, — что не надо, что это всё идеалистическое, субъективистское и метафизическое, но они попали пальцем в небо, потому что Тарковский сам весь из себя идеалистично-метафизический, да ещё вдобавок — «русская душа», так что он оказался не лучшим адресатом для подобных предостережений.

  — там же (гл. «Книга жалоб и предложений», 1982)
  •  

… несмотря на уважение к Тарковскому, я не переношу этот фильм. Ровно шесть недель я без особого успеха пытался убедить Тарковского отказаться от различных курьёзных идей. Поразительным образом сценарий слишком уж расходился с идеей романа. <…> Окончательный внутренний смысл фильма диаметрально отличался от того, что нёс роман. Я считал, что космос — это резиденция явлений и загадок, которые стоит познать, замыслом же Тарковского было показать, что это место весьма неприятное и даже ужасное и что оттуда надо как можно скорее возвращаться на Землю. <…>
«Солярис» появился давно, я был тогда намного моложе, и мне ещё хотелось «грызться» с режиссёрами. При проработке этого фильма я был разгневан до такой степени, что топал ногами и кричал Тарковскому: «Вы дурак!» <…> это мало что дало. После недель напрасных стычек я просто сбежал. Поняв, что после подписания контракта с «Мосфильмом» больше ничего не добьюсь, я сел на первый самолёт и вернулся в Краков. <…> В определённый момент я был просто окружён претензиями, что, мол, как я смею критиковать «Солярис» Тарковского, если это столь выдающийся фильм! Мне очень грустно, но для меня это даже не приличный фильм. Но, собственно говоря, что значит моё мнение о нём? Автор произведений, которые должны быть перенесены на экран, всегда будет бессилен перед продюсерами. Решающую роль играют или идеологические факторы, как это было с советской стороны, или чисто коммерческие ожидания.

  интервью «Душевный покой», 2000
  •  

А потом, когда ко мне пришли из Голливуда, чтобы Содерберг сделал, ну, была такая картина, что смотреть не хотелось, тогда я понял, что Тарковский сделал совсем неплохой «Солярис».[8]

  интервью «Парадоксы Станислава Лема», 2004

Примечания править

  1. Нравственная проблематика «Соляриса» / Телеканал «Культура», 05.02.2008.
  2. Film: 'Solaris,' Russians in Space A Science-Fiction Parable on the Nature of Mankind, The New York Times, October 7, 1976.
  3. Solaris, Time Magazine, Dec. 13, 1976.
  4. ‘Solaris’ (NR), The Washington Post, June 01, 1990.
  5. Solaris (Film) // SFE: The Encyclopedia of Science Fiction, online edition, 2005—.
  6. Реальность фантастики. — 2006. — № 6. — С. 211.
  7. "Солярис" Тарковского: как рождался замысел // ВестиFM, 5 февраля 2013.
  8. Парадоксы Станислава Лема / Записали Л. Упорова, А. Кислицина // Podстанция, 2004

Ссылки править