Карл Карлович Клаус

Карл-Эрнст Ка́рлович Кла́ус (нем. Karl Ernst Claus; 1796 — 1864) — российский химик, автор трудов по химии металлов платиновой группы, первооткрыватель химического элемента рутения, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук (1861). Клаус также известен как фармацевт и ботаник, исследователь флоры Заволжья и Прикаспийских степей; он одним из первых применил в ботанике (в сравнительной флористике) количественные методы (1851). По происхождению — балтийский (остзейский) немец.

Карл Карлович Клаус

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Не следует путать с писателем Карлом Краусом.

Цитаты

	Более целого года трудился я над этим предметом, но наконец открыл лёгкий и верный способ добывания его в чистом состоянии. Этот новый металл, который мною был назван рутением в честь нашего Отечества, принадлежит без сомнения к телам весьма любопытным.
	— Карл Клаус, «Химические исследования остатков Уральской платиновой руды и металла рутения», 1844

Страдая уже продолжительное время упорною лихорадкою, пароксизмы которой при малейшей простуде, неизбежной при нынешних морозах, вновь возвращаются, я очень забочусь о моих лекциях и потому, для избежания происходящей от этого невольного упущения неуспеваемости моих слушателей, осмеливаюсь просить Ваше превосходительство, не угодно ли будет сделать должное распоряжение, чтобы дозволить во время моей болезни господину Бутлерову, известному Вам с отличной стороны, читать по моему наставлению два предмета: во-первых — химию безорудных тел в первом курсе медицинского факультета; во-вторых: органическую химию студентам естественного и камерального разрядов второго курса. Что же касается до прочих преподаваемых мною лекций, именно: студентам 2-го курса медицинского факультета и 3-го курса естественного разряда, то я желал бы продолжать преподавание до моего выздоровления не в университете, а у меня на дому, тем более, что число слушателей в этих разрядах незначительно, и я в определенные для этих лекций часы бываю свободен от лихорадочных припадков. Ожидая разрешения Вашего, имею честь быть с глубочайшим почтением и совершенною преданностью Вашего превосходительства покорнейший слуга Карл Клаус.

— Карл Клаус, «Рапорт декану физико-математического факультета Я. И. Котельникову...», 17 января 1850

По случаю перемещения г-на адъюнкта Киттары на кафедру технологии, которое, как мне кажется, не подлежит никакому сомнению, я заблаговременно спешу обратить внимание факультета на кандидата Александра Бутлерова, молодого человека, уже известного всем господам членам факультета с хорошей стороны и весьма много обещающего по его способностям и познаниям. Господин Киттары после занятия своей новой должности, вероятно, не найдет времени, чтобы продолжать чтения той части химии, которую он преподавал по сие время; я, имея уже 12 часов лекций в неделю, не в состоянии принять его на себя; но тем не менее необходимо, чтобы и в начале будущего семестра чтение это не было опущено. Г-н Бутлеров, который в продолжении университетского курса занимался преимущественно химией, в то же время успевая и в других предметах, мог бы с успехом занять при нашем университете то место, которое доселе занимал г-н Киттары, тем более, что г-н Бутлеров обещает в скором времени начать экзамен для приобретения степени магистра химии. Имея честь представить эти обстоятельства на благоусмотрение факультета, я желал бы со своей стороны, чтобы во всяком случае сделано было зависящее от факультета распоряжение на счет удержания рекомендуемого мною молодого человека при университете, для которого он весьма может быть полезен.

— Карл Клаус, «Представление ... о необходимости причислить кандидата А. М. Бутлерова к университету...», 11 апреля 1850

Цитаты о Клаусе

Вследствие представления Вашего превосходительства от 25 минувшего января, я утверждаю сделанное Вами, милостивый государь, распоряжение о дозволении г. ординарному профессору химии Клаусу, на время болезни его, читать на дому лекции химии студентам 2-го курса медицинского факультета и 3-го курса естественного разряда, равно и о поручении кандидату Бутлерову чтения химии безорудных тел в 1-м курсе медицинского факультета и органической химии студентам 2-го курса естественного и камерального разрядов, под руководством профессора Клауса.

— Владимир Молоствов, «Предписание попечителя Казанского учебного округа», 9 февраля 1850

...даю знать, что поручение кандидату Бутлерову преподавания химии в университете я вполне одобряю, ожидая, что Бутлеров может быть полезным таким преподаванием при тех способностях и знаниях, какие совет университета в нем признает. И если к тому совет университета усматривает необходимость усилить преподавание химии в университете сверх того, какое уже возложено на г. ординарного профессора Клауса.

— Николай Лобачевский, «Предписание попечителя Казанского учебного округа», 15 сентября 1850

Благодаря множеству выдающихся открытий, учение об окислении органических веществ, особенно за последнее время, привлекло к себе внимание химиков. Поэтому для меня представляло немалый интерес выяснить, как будет вести себя в качестве окислителя редкое и замечательное соединение — богатая кислородом осмиевая кислота и какие продукты окисления она даст. В лаборатории Казанского университета, благодаря любезности профессора Клауса, я имел не часто встречающуюся возможность получить материал для приготовления значительного количества этой кислоты и поставить опыты с некоторыми органическими веществами. К сожалению, такая работа крайне неприятна и даже опасна, так как эта кислота сильно действует на глаза и легкие, в связи с чем и при соблюдении всех возможных предосторожностей опыты приходилось часто прерывать и, в конце концов, прекратить совсем. Поэтому мое сообщение ограничивается лишь теми немногими случаями, которые я мог наблюдать с моим запасом осмиевой кислоты и при имевшейся возможности проведения опытов. <...> В заключение упомяну еще, что по наблюдению профессора Клауса, алкоголь окисляется осмиевой кислотой в альдегид и уксусную кислоту...:13-14

— Александр Бутлеров, «Об окисляющем действии осмиевой кислоты на органические вещества», декабрь 1851

Честь имеем сим донести правлению университета, что по распоряжению физико-математического факультета, основанному на предписании совета университета, первый из нас, профессор Клаус, сдал, а последний, адъюнкт Бутлеров, принял в присутствии г-на декана физико-математического факультета все вещи и учебные пособия химической лаборатории, в ведении факультета находящиеся, о чем мы и донесли в свое время факультету, но сверх сих вещей в заведывании первого из нас, профессора Клауса, состояли еще корпус химической лаборатории и черная лаборатория, которые ныне и сданы г-ну адъюнкту Бутлерову, а именно, корпус химической лаборатории сдан по засвидетельствованной копии с описи сего корпуса, а черная лаборатория сдана по той самой описи, по которой она была принята. <...> Сверх сего честь имеем донести, что еще не сдана профессором Клаусом адъюнкту Бутлерову мебель, значащаяся в прилагаемой при сем нами копии с описи мебели по комнатам химической лаборатории; почему мы и имеем честь покорнейше просить правление университета, сверив свою копию с подлинником, возвратить оную нам, дабы мы могли окончить, сдачу всего казенного имущества, на руках профессора Клауса находящегося.

— Александр Бутлеров, «Донесение проф. Клауса и адъюнкта А. М. Бутлерова ... о сдаче и приеме химической лаборатории», 15 апреля 1852

Растение, открытое профессором Клаусом в южно приволжских странах, и названное им Pulegium deserticolae, содержит особое эфирное масло ― весьма замечательное по химическим содержаниям. В сыром виде масло это имеет светложелтый цвет, вкус жгучий, потом слегка холодящий, зажженное горит светлым пламенем с копотью. Запах его, близкий к запаху масла кудрявой мяты (menthae crispae) напоминает в то же время о запахе мяты перечной и шалфея. При охлаждении до -17°C из него ничего не выделяется.

— Александр Бутлеров, «Об эфирных маслах», 1854

Первая его <Бутлерова> работа относится к 1852 году; в ней описывается действие осмиевой кислоты на некоторые органические соединения: сахар, камедь, дубильную кислоту, салицин и индиго... Работа с осмиевой кислотой, очевидно, сделана под влиянием Клауса, бывшего в то время профессором химии в Казанском университете... Клаус тогда уже приобрел себе известность своими исследованиями семейства платиновых металлов и открытием между ними нового металла рутения, найденного им в уральской платиновой руде. Это был тип немецкого ученого старого времени; человек не только добросовестно, но с увлечением занимавшийся наукой и исследованием местностей, прилегающих к Казанской губернии, но отличавшийся некоторыми добродушными странностями и необыкновенной рассеянностью. После химии любимым его занятием была ботаника, а затем карты. По сохранившимся еще в мое время преданиям, он занимался как бы запоем. То он сидел почти безвыходно в лаборатории над своими исследованиями, причем имел привычку, по рассказам Бутлерова, при растворении платиновых руд в царской водке мешать жидкость прямо всеми пятью пальцами и определял крепость непрореагировавших кислот на вкус. Потом он вдруг бросал лабораторию и с таким же увлечением начинал ботанизировать в окрестностях Казани или же целые дни играл в карты со своим приятелем... Таков был учитель Александра Михайловича, и таковы были условия, при которых он начал свое первое знакомство с химией.

— Владимир Марковников, «Московская речь о Бутлерове», 1886

	...не красна изба углами, красна пирогами. В Москве и Петербурге лаборатории были гораздо лучше, однако лишь из Казани вышло открытие рутения, и замечательное исследование Клауса над платиновыми металлами, и классические работы Зинина с искусственным получением анилина и нафтиламина, положившими впоследствии начало громадной промышленности анилиновых красок...
	— Владимир Марковников, «Московская речь о Бутлерове», 1886

Совсем другое дело было с химией. Здесь скорее привлек Бутлерова не предмет, а профессор или два профессора. И необходимо хотя бы бегло очертить их обоих, чтобы понять то влияние, которое они оказали на Александра Михайловича. Карл Карлович Клаус, небольшой, приземистый, коренастый старичок, почти 70 лет, с добродушнейшей, чисто немецкой физиономией, с большой лысой головой, длинными почти совсем седыми волосами, ярким румянцем на выдающихся щечках, ясными голубыми глазами, с постоянной искренней улыбкой на полуоткрытых губах; массивные золотые очки держались на самом кончике вздернутого кверху и слегка приплюснутого носика. Это был удивительный оригинал и честнейший человек. В 70 лет он вполне сохранял юношескую свежесть и энергию. Он весь был предан химии и она обязана ему добросовестным исследованием остатков от обработки русских платиновых руд и открытием в них нового элемента, нового металла Рутения. Каждое утро и целое утро проводил Клаус в лаборатории и возился над исследованием свойств металлов, сопровождающих платину. При этом он имел странную, удивительную привычку — пробовал все растворы металлов на вкус. Мы всегда удивлялись, как он не сжигает себя языка сильными кислотами и не отравляет себя. Впрочем, язык его был до некоторой степени застрахован. На нем лежала широкая полоса нюхательного табака, который он имел привычку постоянно и безостановочно нюхать. Очень часто в его серебряной, сундучком, табакерке табаку не оказывалось, тем не менее он продолжал инстинктивно запускать в пустую табакерку пальцы и нюхать их так, как будто в них была добрая щепоть табака.

— Николай Вагнер, «Воспоминания об Александре Михайловиче Бутлерове», 1888

Пятницкий, с третьего курса, жил в университете, в квартире помощника инспектора Иван Ивановича Иванова. Странное совпадение тех Иванов по имени, отчеств и фамилии этого господина сильно удивило нашего добродушного Карла Карлыча Клауса, и когда сказали ему о таком помощнике инспектора, то он не верил и думал, что это шутка. «Отин Иван, — говорил он, — должно, два Иван мошно, три — никак невосмошно!»

— Николай Вагнер, «Воспоминания об Александре Михайловиче Бутлерове», 1888

Зайдя с Бутлеровым, мы встретили обычную компанию, т. е. Ивана Иваныча, Пятницкого и помощника инспектора Львова. Глинтвейн был распит, наговорившись и насмеявшись досыта, мы отправились на лекцию к Клаусу. Зайдя в аудиторию, под веселым влиянием паров глинтвейна, мы расположились на одной из верхних скамеек. Бутлеров сел подле перегородки, отделявшей амфитеатр скамеек от остальной аудитории. Я поместился подле него, так что перегородка скрывала от меня дверь, через которую должен был Клаус войти в аудиторию. Бутлеров берет носовые платки у меня, у соседей, наконец свой собственный и из каждого быстро свертывает мячик; затем начинает их бросать колесом, очень ловко подхватывая на лету и передавая бойко из одной руки в другую; а я начинаю петь очень веселый мотив какого-то нехитрого галопа. Вдруг, чувствую, что что-то произошло, что всё притихло, Бутлеров быстро и ловко спрятал мячики и сел на лавку, а я, по закону инерции и под влиянием паров глинтвейна, продолжаю с увлечением во все горло свое веселое тра-ла-ла! Тра-ла-ла! На меня зашикали товарищи. Я оглянулся: Клаус стоит перед столом профессора, подняв кверху свой носик и очки. — Это фи, Вагнер, поете? — Точно так-с, Карл Карлыч. — Фи очень прекрасно поете, но еще лючше, когда замолчите. После лекции, хотя я, просил у него извинения, но добродушный немец был сильно скандализован моей музыкальной выходкой и никак не мог понять, что она невменяема.

— Николай Вагнер, «Воспоминания об Александре Михайловиче Бутлерове», 1888

	Причина, заставившая Бутлерова искать докторства в Москве, были перемещения, которые случились тогда в Казанском университете. Клаус перешёл в Дерптский университет, Зинин в медико-хирургическую академию и таким образом химия в Казанском университете отсутствовала.
	— Николай Вагнер, «Воспоминания об Александре Михайловиче Бутлерове», 1888

	Бутлеров нередко читал публичные лекции. В Казани он даже читал популярный курс химии по поручению министерства финансов. Эти лекции постоянно привлекали публику, в особенности первые лекции о кислороде и водороде, которые сопровождались красивыми или, как называл их Клаус, «блестящими опитами».
	— Николай Вагнер, «Воспоминания об Александре Михайловиче Бутлерове», 1888

Он был горяч, вспыльчив и удивительно рассеян. Вследствие этого с ним случалось очень много наикомичнейших анекдотов. Он иногда являлся в лабораторию в туфлях; стирал с доски на аудиторию мел носовым платком, а на место его засовывал в карман лабораторное полотенце. В каждое дело он вносил кипучую юношескую страстность и самое горячее чувство. Он любил играть в шахматы со своим приятелем — методичным и флегматичным немцем-аптекарем Гельманом. Получив мат, он выходил из себя, разбрасывал шахматы по полу и убегал вон. Гельман не собирал шахматы и хладнокровно говорил всем, кого интересовал этот шахматный беспорядок, что это «разбросал Клаус и что он придет и соберет шахматы». И действительно проходило несколько дней, приходил Клаус, поднимал, устанавливал шахматы и партия снова начиналась до новой вспышки. Карл Карлыч также любил играть в карты и партнеры его, зная его кипучую страстность, в шутку один раз зимой подтасовали и сдали карты так, что он должен был проиграть большую и вернейшую игру. Клаус проиграл, вскочил, схватил себя за волосы и, подбегая к стене, начал колотить себя головой в стену. Все, разумеется, бросились, начали удерживать его, останавливать, говорить, что это была шутка. «Нет! Нет! — кричал Карл Карлыч. — Это позор! Я не хочу жить!». Насилу удалось вразумить его. Он выскочил в переднюю, в сени, без шубы и шапки, бросился по высокой и крутой лестнице на улицу, оступился, скатился и был поднят замертво. Такую же страстность он вносил и в науку, и в особенности ботанику, которой отдавал все свободное время, остававшееся ему от химических исследований и лекций. Плодом этих страстных занятий был довольно большой том волго-уральской флоры, напечатанный в ученых Записках университета и вышедший затем отдельной книгой. Все эти научные занятия не затрагивали общих научных вопросов, не шли в глубину и касались одной только внешности. И это самое отразилось и на первых шагах в химии, на первых занятиях ею Бутлерова. Это были страстные занятия новичка, дилетанта; это было начало, подготовка к научной деятельности.

— Николай Вагнер, «Воспоминания об Александре Михайловиче Бутлерове», 1888

	В Дерпте <ныне Тарту> еще здравствовал его <Бутлерова> учитель профессор Клаус, долго читавший химию в Казани, а тогда профессор фармации. К нему Бутлеров дал мне рекомендательное письмо, едва ли не единственное, какое я повез в Ливонский край. Клаусом казанцы гордились. В их городе он нашел и отпрепарировал металл рутений из платиновых отбросков.
	— Пётр Боборыкин, Воспоминания, до 1913

Меня лично давно уже не удовлетворяли ни университетские порядки, ни нравы студенческой братии. Чего-нибудь общего, сплоченного в студенчестве не было. От светской жизни сословного губернского города я добровольно ушел еще год назад, как я уже говорил во второй главе. Из профессоров жаль было только двоих — Бутлерова и Киттары, но Бутлеров сам одобрил мою идею перехода в Дерпт для специального изучения химии, дал мне и рекомендательное письмо к своему когда-то наставнику, старику Клаусу, открывшему в Казани металл рутений. Клаус давно уже занимал в Дерпте место директора фармацевтического института, профессора фармакологии и фармации.

— Пётр Боборыкин, Воспоминания, до 1913

Впервые познал я в Петербурге хлопоты о помещении своего труда. Старик Клаус прослушал всю огромную рукопись с весны 1856 года и дал от себя удостоверение о достоинстве перевода. У меня были рекомендации к двум русским химикам — Воскресенскому и гораздо более известному, даже знаменитому, Н. Н. Зинину. <...> Доктор Хан свел меня к книгопродавцу Маврикию Вольфу, тогда еще только начинавшему свое книгоиздательство на том же месте, в Гостином дворе. Вольф купил у меня рукопись в сорок с лишком печатных листов за триста рублей. Из них он сто рублей мне не уплатил под тем предлогом, что перевод был не точен и он должен был отдать его кому-то на исправление. Это не помешало ему пропечатать то удостоверение, какое я получил от профессора Клауса.

— Пётр Боборыкин, Воспоминания, до 1913

	В 1835 г. преподавание химии было поручено молодому кандидату наук, питомцу Казанского университета — Н. Н. Зинину, а в 1837 г. на кафедру химии был приглашен К. К. Клаус. В результате неутомимой научной деятельности этих двух выдающихся ученых быстро сформировавшаяся казанская химическая школа поднялась на невиданную для скромного провинциального университета высоту...
	— Александр Арбузов, Краткий очерк развития органической химии в России, 1948

Незадолго до введения нового устава в Казанском университете началась постройка специального корпуса химической лаборатории. Корпус, сохранившийся почти в неизменном виде до настоящего времени, был выстроен в течение 1834-1837 гг. архитектором Коринфским под непосредственным руководством гениального геометра и бессменного почти в течение двадцати лет ректора университета Н. И. Лобачевского. Новая химическая лаборатория, снабженная по тому времени достаточным количеством платиновой и стеклянной посуды, химикалиями, аппаратами и приборами, несомненно способствовала развитию химических исследований в университете. В этой новой химической лаборатории произвели свои замечательные исследования и открытия К. К. Клаус и Н. Н. Зинин. Нет возможности, хотя бы кратко, изложить научные труды К. К. Клауса, работавшего почти исключительно в области неорганической химии. Однако не могу не напомнить, что более 100 лет назад в химической лаборатории Казанского университета в платиновых остатках уральской руды К. К. Клаусом был открыт не известный до того времени элемент, получивший название «рутений».

— Александр Арбузов, Краткий очерк развития органической химии в России, 1948

	В Казань Зинин вернулся весной 1841 г. и вскоре был утвержден экстраординарным профессором, но не по кафедре химии, которая к тому времени была замещена К. К. Клаусом, а по кафедре химической технологии. Фактически, однако, Зинин с самого начала своей профессорской деятельности делил с Клаусом труд преподавания чистой химии, в том числе аналитической и органической.
	— Александр Арбузов, Краткий очерк развития органической химии в России, 1948

Оправившись от болезни и горя, Бутлеров некоторое время продолжал увлекаться ботаникой и зоологией. Однако лекции Клауса и Зинина изменили его планы. Он окончательно решил посвятить себя химии. <...> По рассказам профессора зоологии Н. П. Вагнера (известного также своими сказками под псевдонимом Кота-Мурлыки), Бутлеров любил приготовлять красивые кристаллические вещества, производить эффектные опыты с горением, а по окончании семестра и студенческих экзаменов пускал фейерверки. Но постепенно его занятия химией приняли более осмысленный и систематический характер, чему, несомненно, способствовали его знаменитые учителя — Клаус и Зинин. <...> Клаус и Зинин были замечательными экспериментаторами, и несомненно, что под руководством таких учителей Бутлеров уже на студенческой скамье получил основательную лабораторную подготовку, чего нельзя было сказать о теоретической стороне его научных занятий.

— Александр Арбузов, Краткий очерк развития органической химии в России, 1948

Уже в январе 1850 г. заболевший профессор университета К. К. Клаус возбудил ходатайство о том, чтобы лекции по «химии безорудных тел» (т. е. по неорганической химии), а также и по органической химии, которые он вел, были поручены на время его болезни кандидату Бутлерову. <...> В апреле 1852 г. он принял заведывание химической лабораторией университета вследствие перехода Клауса в Дерптский университет и с этого времени стал вполне самостоятельным преподавателем и исследователем. Впрочем, и при Клаусе его научная работа развивалась по самостоятельным направлениям, фактически не связанным с «платиновой» тематикой. Единственной работой, которая могла бы дать повод говорить о некотором влиянии Клауса на Бутлерова, является его первое экспериментальное исследование «О действии осмиевой кислоты на органические соединения», опубликованное в 1852 г. Впрочем и в его докторской диссертации речь идет о растении Pulegium deserticola открытом Клаусом, и об эфирном масле из этого растения.

— Николай Фигуровский, «Казанский период жизни и деятельности А. М. Бутлерова», 1951

Карл Клаус родился в семье художника, в городе Дерпте (теперь Тарту Эстонской ССР) 11 января 1796 года. Дерпт был тогда маленьким городком, где процветали ремесла и мелкая торговля. Город был основан русскими еще в начале XI века. Когда-то он назывался Юрьевым (по христианскому имени киевского князя Ярослава Мудрого). Разделяя судьбу других прибалтийских городов, Юрьев-Дерпт переходил от русских то к полякам, то к немцам, то к шведам... Население города было пестрое: эстонцы, русские, немцы, поляки, шведы, даже татары (и они побывали в Юрьеве). Отец будущего ученого скончался, когда мальчику шел всего четвертый год. Мать вышла замуж вторично, но через два года умерла. Отчим опять женился, и мальчик остался на руках отчима и мачехи. Карла Клауса поместили в городскую школу, потом в гимназию. Но, несмотря на хорошие успехи, гимназию пришлось покинуть из-за материальных затруднений. В возрасте четырнадцати лет Клаус оставляет дом и родной город и отправляется в Петербург с рекомендательным письмом к аптекарю, знакомому отчима. Его берут учеником в аптеку. Тяжело начинать самостоятельную жизнь в незнакомом городе. Ученик в аптеке помогал приготовлять лекарства, мыл аптечную посуду, убирал помещение. Здесь Клаус познакомился с методами, необходимыми химику, — с перегонкой, растворением, взвешиванием веществ. Научился различать лекарственные растения, запоминал их действие на организм человека.

— Орест Звягинцев, «Карл Карлович Клаус», 1969

Девятнадцати лет Клаус становится аптекарским помощником и через год возвращается в родной Дерпт. Там он сдает экзамен на провизора. А еще через несколько лет снова едет в Петербург и в Петербургской медико-хирургической академии сдает экзамен на звание аптекаря. <...> Сделавшись самостоятельным человеком, Клаус мог устраивать свою жизнь по склонности. Выбор его сначала пал на Саратов, где он поступил на место провизора в одну из аптек и прожил около четырех лет. В 1821 году Клаус женился и в этом же году переехал в Казань, где открыл свою аптеку. Казань в то время была административным и культурным центром Поволжья.

— Орест Звягинцев, «Карл Карлович Клаус», 1969

Клаус нашел в Казани сочувствие и поддержку своим научным интересам. Он стал непременным участником экспедиций, исследовавших природу края. Летом 1827 года он обследует район между Уралом и Волгой, собирает сведения о флоре Заволжских степей, сам делает зарисовки. Материалы экспедиции вошли в труд Клауса «Приволжская флора», напечатанный позже Петербургской Академией наук. В 1828 году Клаус принял участие в путешествии по Уралу, предпринятому профессором физики и химии А.Я. Купфером. Путешественники ехали по маршруту: Бугульма, Уфа, Златоуст, Миасс. Далее они двинулись на север, вдоль Уральского хребта и проехали весь рудный Урал до Верхотурья, посетив Кыштым, Кушвинский и Богословский заводы, Екатеринбург, Невьянск, Нижний Тагил. Они осмотрели заводы, прииски, рудники. Там находились золотые и платиновые россыпи (близ Нижнего Тагила и Кушвы). Нет сомнения, что интерес к платине у Клауса возник именно тогда. Вернувшись после утомительного и полного впечатлений путешествия в Казань, он задумался о своей дальнейшей судьбе.

— Орест Звягинцев, «Карл Карлович Клаус», 1969

В Казанском университете 1830 году Клаус работал сверхштатно в кабинете химии Казанского университета, предполагая овладеть в совершенстве этим предметом. Но судьбе было угодно прервать его занятия химией. Летом 1830 года в Поволжье свирепствовала холера... Клаус принимал активное участие в борьбе с эпидемией. В формулярном списке деятельность Клауса на этом поприще отражена такими словами: «Во время свирепствующей болезни был употребляем по частным домам в г. Саратове для подания помощи страждущим и действовал в сем случае с успехом в августе 1830 г.» Когда эпидемия кончилась, Клаус еще несколько месяцев оставался в опустошенном холерой Саратове. В конце 1830 года он вернулся в Казань, а вскоре после того принял предложение занять должность инспектора химического кабинета при Дерптском университете.

— Орест Звягинцев, «Карл Карлович Клаус», 1969

Ученые знали, что в этих отходах <платинового производства> есть «немалое количество иридия, родия, осмия, несколько палладия», ― это слова профессора К. К. Клауса, первооткрывателя рутения. Но уровень русской техники того времени не позволял эти металлы разделить. И они оказывались не у дел. Как свидетельствуют документы, к 1862 году на Монетном дворе скопилось более десяти тонн платины и отходов платинового производства. И когда английская фирма Джонсон Маттей и К° предложила продать ей эти «отходы», царские чиновники несказанно обрадовались, и тонны драгоценных металлов пошли за бесценок.

— Владимир Пичков, Леонид Шубочкин, «Родий», 1970

Карл Клаус в художественной литературе

В новом здании химической лаборатории бок о бок с Карлом Карловичем Клаусом, назначенным на кафедру «чистой химии», приступил Зинин к продолжению исследований, начатых им в Гиссене. Пожимая впервые руку Клаусу, отобравшему у него кафедру, Николай Николаевич не испытывал никакого недоброго чувства к нему. Достаточно было затем и нескольких встреч, чтобы понять и оценить собрата по науке. Карл Карлович был значительно старше Зинина. Подобно Фрицше и многим другим химикам тех времен, технике химии и ее приемам он обучался в аптеке, а завоевывал науку и ученые степени великим трудом и терпением.

— Лев Гумилевский, «Зинин» (главы из повести), 1965

Клаус родился в Дерпте <ныне Тарту>, рано осиротел и был отправлен родственниками в Петербург в ученики к знакомому аптекарю. Способный мальчик самостоятельно подготовился и получил звание аптекарского ученика, а затем и провизора. В Казани многие помнили аптеку Клауса. Человек общительный и влюбленный в естествознание, он предавался занятиям по ботанике и химии. Первые его работы по ботанике были результатом экскурсий в Заволжье, совершенных совместно с профессорами университета. Завоевав себе некоторое положение в ученом мире, Клаус в 1831 году возвратился в Дерпт, где получил место ассистента при химической лаборатории Дерптского университета. Профессор химии и фармации Готфрид Озанн исследовал здесь самородную платину с Урала. Предполагая, что в нерастворимых действием азотной и соляной кислот платиновых остатках находится неизвестный элемент, Озанн дал ему название по месту родины: «рутений» (на латинском языке Ruthenia — Россия). Но после бесплодных попыток выделить загадочный металл из платиновых остатков Озанн отказался от своего мнения, что такой элемент существует, и более о поисках его никто в то время не думал.

— Лев Гумилевский, «Зинин» (главы из повести), 1965

В творческой атмосфере Дерпта Клаус продолжал учиться и получил ученую степень магистра философии. В 1834 году он вновь перебрался в Казань и занял место адъюнкта по кафедре химии в университете. Заведуя химической лабораторией, Клаус защитил диссертацию на доктора и получил кафедру, предназначавшуюся командированному за границу Зинину. Карл Карлович оказался добрым, честным человеком. Небольшой, приземистый, коренастый он юношески весело сиял своими ясными голубыми глазами сквозь массивные золотые очки и сохранял яркий румянец на щеках. Каждое утро Клаус проводил в лаборатории, занимаясь главным образом исследованием свойств разных металлов. Некоторые приемы его работы поражали Николая Николаевича. Клаус, например, все растворы определял на вкус. При этом, будучи человеком в высшей степени рассеянным, он мог взять в рот любую кислоту. Как при таких пробах он не обжигал язык, понять было невозможно.

— Лев Гумилевский, «Зинин» (главы из повести), 1965

Страстность он вносил и в занятия любимой им ботаникой. Это был его отдых, и он им пользовался с той же страстностью, с которой работал, играл в карты или шахматы. Клауса студенты уважали за преданность науке, любили за товарищеское отношение к ним, за то, что он понимал увлечения и шалости юности. Одного не мог он легко простить — неуважения к науке, к аудитории, где он эту науку насаждал. С истинно юношеским жаром Клаус предавался то химии, то ботанике. Принимаясь за свой гербарий, он сидел за ним безотрывно целые дни. В результате появлялась статья по ботанической географии Приволжья. Тогда Клаус переходил к химии. Он просиживал безвыходно в лаборатории даже летние долгие дни, сытый одним калачом в ожидании позднего обеда. В преданности к науке, в усидчивости и самозабвении за работой Николай Николаевич не уступал Клаусу, но вот этой способности обходиться без обеда, ограничиваясь купленным по дороге калачом, он не имел. — Это оттого, что вы есть еще очень молодой человек, — объяснял ему Клаус, — вам надо много кушать...

— Лев Гумилевский, «Зинин» (главы из повести), 1965

Желая приготовить главнейшие соединения платиновых металлов для химического кабинета университета, Клаус в 1841 году добыл два фунта отходов платиновой руды и подверг их тщательному анализу, чтобы извлечь некоторое количество нужного ему дорогого металла. В самом начале работы исследователь был удивлён богатством этих платиновых отходов: он извлек из них не только платину, но и другие элементы ― иридий, родий, осмий и палладий. Еще больше заинтересовала его оставшаяся сверх того смесь различных металлов, в которой, как он предполагал, находился ещё какой-то новый, неизвестный науке элемент. Бесплодность попыток дерптского профессора Озанна обнаружить этот элемент не остановила Карла Карловича. Он не только выделил его, но и благородно оставил за ним название заранее данное Озанном, ― рутений.

— Лев Гумилевский, «Зинин» (главы из повести), 1965

Научные труды

Некоторые труды по химии

• Grundzüge der analytischen Phytochemie. — Дерпт, 1837 (магистерская диссертация).
• Beiträge zur näheren Kenntniss der Schwefelcyanmetalle. —1838.
• Химическое разложение Сергиевских минеральных вод // Учёные записки Казанского университета. — 1839 (докторская диссертация).
• Ueber das Verhalten des Camphers zu den Haloiden. —1841.
• Ueber die Gegenwart des Wasserstoffes im Schwefelcyan.
• Химические исследования остатков уральской платиновой руды и металла рутения // Учёные записки Казанского университета. — 1844.
• О способе добывания чистой платины из руд // Горный журнал. — 1844.
• Ueber den Platinrückstand // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1844, 1845.
• Entdeckung eines neuen Metalls des Ruthenium // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1845.
• Ueber die neuen Metalle, welche von prof. Osann in den Platinrückständen aufgefunden worden sind. // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1845.
• Ueber die chemischen Verhältnisse des Rutheniums, verglichen mit denen des Iridiums // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1845.
• Beiträge zur Chemie der Platinmetalle // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1847.
• Ueber eine merkwürdige Steinart des mitt. Russlands // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1852.
• Ueber das Verhalten des Iridiumchlorides zu dem Salpetersäuren Silberoxyde // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1847.
• Ueber die Einwirkungen der schwefligen Säure und des schwefligsauren Kalis auf die Chloride und Doppelverbindungen einiger Platinmetalle // Bull. phys.-math. de l’Academie de S. P. B. — 1847.
• Beiträge zur Chemie der Platininetalle. Festschrift zur jubelfeier des fünfzigjährigen Bestehens der Universität Kasan. — 1854 (Работы Клауса, посвящённые исследованиям металлов платиновой группы, которые он собрал в единое издание к пятидесятилетнему юбилею Казанского университета).
• Избранные труды по химии платиновых металлов. — М., 1954.

Некоторые труды по ботанике

• Flora der Wolgagegenden // Beitrage Pflanzenkunde Russ. Reichen. St.-Petersb., 1851. S. 1-324.(нем.)
• Reise in die Steppen des südlichen Russlands, unternommen von Dr. Fr. Göbel in Begleitung der Herren Dr. C. Claus und A. Bergman. — Дерпт, 1837—1838. (нем.)

См. также

• Василий Севергин
• Александр Бородин
• Александр Бутлеров
• Николай Зинин
• Реакция Зинина
• Реакция Бутлерова