Каин (Байрон)

пьеса Байрона

«Каин» (англ. Cain) — мистерия Джорджа Байрона, впервые опубликованная 19 декабря 1821 года вместе с пьесами «Двое Фоскари» и «Сарданапал».

Цитаты

править
  •  

… мой сюжет не имеет ничего общего с Новым Заветом, и всякий намёк на него был бы в данном случае анахронизмом. Поэм на эти сюжеты я в последнее время не видал. <…>
Что касается языка Люцифера, то, конечно, он говорит не как пастор о подобных сюжетах, но я сделал всё, что мог, чтобы удержать его в границах духовной вежливости. <…>
Слова Люцифера о том, что предшествовавший Адаму мир был населён разумными существами, <…> конечно, поэтический вымысел, имеющий целью помочь ему доказать свою правоту.

 

… my present subject has nothing to do with the New Testament, to which no reference can be here made without anachronism. With the poems upon similar topics I have not been recently familiar. <…>
With regard to the language of Lucifer, it was difficult for me to make him talk like a clergyman upon the same subjects; but I have done what I could to restrain him within the bounds of spiritual politeness. <…>
The assertion of Lucifer, that the pre-Adamite world was also peopled by rational beings <…> is, of course, a poetical fiction to help him to make out his case.

  — предисловие, 20 сентября 1821
  •  

Каин
Мне не о чем молиться.
Адам
И не за что быть благодарным?
Каин
Нет.
Адам
Но ты живёшь?
Каин
Чтоб умереть?
Ева
О, горе!
Плод древа запрещённого созрел.

 

Cain
I have nought to ask.
Adam
Nor aught to thank for?
Cain
No.
Adam
Dost thou not live?
Cain
Must I not die?
Eve
Alas!
The fruit of our forbidden tree begins
To fall.

  •  

Каин
Трудись, трудись! Но почему я должен
Трудиться? Потому, что мой отец
Утратил рай. Но в чём же я виновен?
В те дни я не рождён был, — не стремился
Рождённым быть, — родившись, не люблю
Того, что мне дало моё рожденье.
Зачем он уступил жене и змию?
А уступив, за что страдает? Древо
Росло в раю и было так прекрасно:
Кто ж должен был им пользоваться? Если
Не он, так для чего оно росло
Вблизи его? У них на все вопросы
Один ответ: «Его святая воля,
А он есть благ». Всесилен, так и благ?
Зачем же благость эта наказует
Меня за грех родителей? Но кто-то
Идёт сюда. По виду это ангел,
Хотя он и суровей и печальней,
Чем ангелы: он мне внушает страх.
Он не страшнее тех, что потрясают
Горящими мечами пред вратами,
Вокруг которых часто я скитаюсь,
Чтоб на своё законное наследье —
На райский сад взглянуть хотя мельком,
Скитаюсь до поры, пока не скроет
Ночная тьма Эдема и бессмертных
Эдемских насаждений, осенивших
Зубцы твердынь, хранимых грозной стражей;
Я не дрожал при виде херувимов,
Так отчего ж я с трепетом встречаю
Того, кто приближается? Он смотрит
Величественней ангелов; он так же
Прекрасен, как бесплотные, но, мнится,
Не столь прекрасен, как когда-то был
Иль мог бы быть: скорбь кажется мне частью
Его души.

 

Toil! and wherefore should I toil? because
My father could not keep his place in Eden?
What had I done in this? I was unborn:
I sought not to be born; nor love the state
To which that birth has brought me. Why did he
Yield to the Serpent and the woman? or
Yielding why suffer? What was there in this?
The tree was planted, and why not for him?
If not, why place him near it, where it grew
The fairest in the centre? They have but
One answer to all questions, "'Twas his will,
And he is good." How know I that? Because
He is all-powerful, must all-good, too, follow?
I judge but by the fruits and they are bitter?
Which I must feed on for a fault not mine.
Whom have we here? A shape like to the angels
Yet of a sterner and a sadder aspect
Of spiritual essence: why do I quake?
Why should I fear him more than other spirits,
Whom I see daily wave their fiery swords
Before the gates round which I linger oft,
In Twilight's hour, to catch a glimpse of those
Gardens which are my just inheritance,
Ere the night closes o'er the inhibited walls
And the immortal trees which overtop
The Cherubim−defended battlements?
If I shrink not from these, the fire-armed angels,
Why should I quail from him who now approaches?
Yet he seems mightier far than them, nor less
Beauteous, and yet not all as beautiful
As he hath been, and might be: sorrow seems
Half of his immortality.

  •  

Каин
Вы счастливы?
Люцифер
Могучи.
Каин
Я говорю, вы счастливы?
Люцифер
Мы — нет…

 

Cain
Are ye happy?
Lucifer
We are mighty.
Cain
Are ye happy?
Lucifer
No…

  •  

Люцифер
Творец земли, творец людей…

Каин
И неба,
И сущего на небе. Так поют
Архангелы, так говорит родитель.

Люцифер
Они поют и говорят лишь то,
Что им велят. Их устрашает участь
Быть в мире тем, чем мы с тобою стали:
Ты — меж людей, я — меж бессмертных духов.

Каин
А мы с тобой — кто мы?

Люцифер
Мы существа,
Дерзнувшие сознать своё бессмертье,
Взглянуть в лицо всесильному тирану,
Сказать ему, что зло не есть добро. <…>
Мы бессмертны!
Он должен был бессмертными создать нас,
Чтоб мучить нас: пусть мучит! Он велик,
Но он в своём величии несчастней,
Чем мы в борьбе. Зло не рождает благо,
А он родит одно лишь зло. Но пусть
Он на своём престоле величавом
Творит миры, чтоб облегчить себе
Ни с кем не разделённое бессмертье,
Пусть громоздит на звёзды звёзды: всё же
Он одинок, тиран бессмертный. Если б
Он самого себя мог уничтожить,
То это был бы лучший дар из всех
Его даров. Но пусть царит, пусть страждет!
Мы, духи, с вами, смертными, мы можем
Хоть сострадать друг другу; мы, терзаясь,
Мучения друг другу облегчаем
Сочувствием: оно весь мир связует;
Но он! в своём величии несчастный,
В несчастии не знающий отрады,
Он лишь творит, чтоб без конца творить…

 

Lucifer
Thy Sire's maker and the Earth's.

Cain
And Heaven's,
And all that in them is. So I have heard
His Seraphs sing; and so my father saith.

Lucifer
They say what they must sing and say, on pain
Of being that which I am, and thou art
Of spirits and of men.

Cain
And what is that?

Lucifer
Souls who dare use their immortality
Souls who dare look the Omnipotent tyrant in
His everlasting face, and tell him that
His evil is not good! <…>
We are immortal! nay, he'd have us so,
That he may torture: let him! He is great
But, in his greatness, is no happier than
We in our conflict! Goodness would not make
Evil; and what else hath he made? But let him
Sit on his vast and solitary throne
Creating worlds, to make eternity
Less burthensome to his immense existence
And unparticipated solitude;
Let him crowd orb on orb: he is alone
Indefinite, Indissoluble Tyrant;
Could he but crush himself, 'twere the best boon
He ever granted: but let him reign on!
And multiply himself in misery!
Spirits and Men, at least we sympathise
And, suffering in concert, make our pangs
Innumerable, more endurable,
By the unbounded sympathy of all
With all! But He! so wretched in his height,
So restless in his wretchedness, must still
Create, and re-create perhaps he'll make…

  •  

Люцифер
… разрушителем <…>
Или творцом — зови его как хочешь.
Ведь он творит затем, чтоб разрушать.

 

… the Destroyer. <…>
The Maker Call him
Which name thou wilt: he makes but to destroy.

  •  

Люцифер
Я соглашусь быть чем угодно — выше
Иль даже ниже — только не слугою
Могущества Иеговы. Я не бог,
Но я велик: немало тех, что сердцем
Чтут власть мою, — их будут сонмы; будь же
Из первых — ты.

 

I would be aught above beneath
Aught save a sharer or a servant of
His power. I dwell apart; but I am great:
Many there are who worship me, and more
Who shall be thou amongst the first.

  •  

Люцифер
Рабами даже духи
Могли бы стать, не предпочти они
Свободных мук бряцанию на арфах
И низким восхвалениям Иеговы
За то, что он, Иегова, всемогущ
И не любовь внушает им, а ужас.

 

Higher things than ye are slaves: and higher
Than them or ye would be so, did they not
Prefer an independency of torture
To the smooth agonies of adulation,
In hymns and harpings, and self-seeking prayers,
To that which is omnipotent, because
It is omnipotent, and not from love,
But terror and self-hope.

  •  

Каин
… никогда
Любить не будут память человека,
Что семя человеческого рода
И семя зла посеять мог в один
И тот же час. Он пал, но мало было
Ему своих страданий: он зачал
Меня, всех нас, — пока немногих,
И весь безмерный, бесконечный ряд,
Мирьяды, сонмы тех, что народятся
Для новых, горших мук!

 

… never
Shall men love the remembrance of the man
Who sowed the seed of evil and mankind
In the same hour! They plucked the tree of science
And sin and, not content with their own sorrow,
Begot me thee and all the few that are,
And all the unnumbered and innumerable
Multitudes, millions, myriads, which may be,
To inherit agonies accumulated
By ages!

  •  

Люцифер
Есть в духе мудрость, — мудрость же влечёт
Дух к истине, как сквозь рассветный сумрак
Ваш взор <…> влечёт далёкий блеск денницы[1].

 

Since better may not be without: there is
A wisdom in the spirit, which directs
To right, as in the dim blue air the eye
Of you <…> lights at once upon
The star which watches, welcoming the morn.

  •  

Люцифер
жизнь <…> древней, чем ты, чем я, и даже
Древней того, что выше нас с тобою.
Есть многое, что никогда не будет
Иметь конца; а то, что домогалось
Считаться не имеющим начала,
Имеет столь же низкое, как ты;
И многое великое погибло,
Чтоб место дать ничтожному, — такому,
Что и помыслить трудно: ибо в мире
Лишь время и пространство неизменны,
Хотя и перемены только праху
Приносят смерть <…>.

Каин
Как быстро меркнут звёзды!
А ведь они казались мне мирами,
Когда мы приближались к ним.

Люцифер
Они
И есть миры.

Каин
И есть на них эдемы?

Люцифер
Быть может, есть.

Каин
И люди?

Люцифер
Есть и люди.
Иль существа, что выше их.

Каин
И змии?

Люцифер
Раз люди есть — как им не быть? И разве
Дышать должны ходячие лишь твари? — сцена 1

 

Lucifer
… life <…> was ere thou
Or I were, or the things which seem to us
Greater than either: many things will have
No end; and some, which would pretend to have
Had no beginning, have had one as mean
As thou; and mightier things have been extinct
To make way for much meaner than we can
Surmise; for moments only and the space
Have been and must be all unchangeable.
But changes make not death, except to clay <…>.

Cain
But the lights fade from me fast,
And some till now grew larger as we approached,
And wore the look of worlds.

Lucifer
And such they are.

Cain
And Edens in them?

Lucifer
It may be.

Cain
And men?

Lucifer
Yea, or things higher.

Cain
Aye! and serpents too?

Lucifer
Wouldst thou have men without them? must no reptiles
Breathe, save the erect ones?

Сцена 2

править
  •  

Люцифер
Ты проклинаешь своего отца?

Каин
<…> Но разве
Он меня не проклял, дерзнувши
Вкусить от древа знания?

 

Lucifer
Dost thou curse thy father?

Cain
<…> Cursed he not me before my birth, in daring
To pluck the fruit forbidden?

  •  

Каин
Что есть Смерть?

Люцифер
А разве не сказал вам
Создатель ваш, что смерть — другая жизнь?

 

Cain
What is Death?

Lucifer
What? Hath not he who made ye
Said 'tis another life?

  •  

Каин
А кто они?

Люцифер
Они есть то, чем будут
Все смертные.

Каин
А были чем?

Люцифер
Живыми,
Великими, разумными — во всём
Настолько превышавшими Адама,
Насколько сын Адама превышает <…>
Своих потомков будущих <…>.

Каин
Увы!
И все они погибли, все исчезли
С лица земли?

Люцифер
С лица своей земли,
Как некогда и ты с своей исчезнешь.

 

Cain
And what are they?

Lucifer
That which
Thou shalt be.

Cain
But what were they?

Lucifer
Living, high,
Intelligent, good, great, and glorious things,
As much superior unto all thy sire
Adam could e'er have been in Eden, as
The sixty-thousandth generation shall be,
<…> to
Thee and thy son <…>.

Cain
Ah me! and did they perish?

Lucifer
Yes, from their earth, as thou wilt fade from thine.

  •  

Люцифер
В царстве бездыханных
Ты дышишь только мною. Не мечтай же
Остаться в нём, пока твой час не пробил.

 

My spirit buoys thee up to breathe in regions
Where all is breathless save thyself. Gaze on;
But do not think to dwell here till thine hour
Is come!

  •  

Каин
А это кто? Вот эти исполины,
Которые, мне кажется, похожи
На диких обитателей дремучих
Земных лесов, но только в десять раз
Громадней и страшнее тех, громадней,
Чем стены рая, — эти привиденья,
Чьи очи пламенеют, как мечи
В десницах херувимов, стерегущих
Эдемский сад, и чьи клыки торчат
Как голые деревья?

Люцифер
Это то же,
Что мамонты земные. Мириады
Таких существ лежат в земле.

 

Cain
And those enormous creatures,
Phantoms inferior in intelligence
(At least so seeming) to the things we have passed,
Resembling somewhat the wild habitants
Of the deep woods of earth, the hugest which
Roar nightly in the forest, but ten−fold
In magnitude and terror; taller than
The cherub−guarded walls of Eden with
Eyes flashing like the fiery swords which fence them
And tusks projecting like the trees stripped of
Their bark and branches what were they?

Lucifer
That which
The Mammoth is in thy world; but these lie
By myriads underneath its surface.


  •  

Люцифер
Ты забыл
Завет того, кто вас изгнал из рая:
«Борьба со всем, что дышит, смерть всему,
И всем болезни, скорби и мученья», —
Плод древа запрещённого.

Каин
Но звери —
Они ведь не касались древа знанья?

Люцифер
Ваш бог сказал, что создал их для смертных,
А смертных — для создавшего. Вы разве
Хотели бы, чтоб участь их была
Счастливее, чем ваша? Грех Адама
Всех погубил.

Каин
Несчастные! Им тоже,
Как и сынам Адама, суждено
Страдать за грех, не ими совершённый,
За райский плод, который не дал знанья,
А дал лишь смерть! Он оказался лживым,
Мы ничего не знаем. Он сулил
Нам знание — ужасною ценою,
Но знание; а что же знаем мы?

Люцифер
Быть может, смерть даст высшее познанье;
Ведь только смерть для смертных несомненна
И, значит, к несомненному приводит.
Нет, ты не прав, — запретный плод не лжив,
Хотя и смертоносен.

 

Lucifer
You have forgotten the denunciation
Which drove your race from Eden—war with all things,
And death to all things, and disease to most things,
And pangs, and bitterness; these were the fruits
Of the forbidden tree.

Cain
But animals?
Did they, too, eat of it, that they must die?

Lucifer
Your Maker told ye, they were made for you,
As you for him. You would not have their doom
Superior to your own? Had Adam not
Fallen, all had stood.

Cain
Alas! the hopeless wretches!
They too must share my sire's fate, like his sons;
Like them, too, without having shared the apple;
Like them, too, without the so dear−bought knowledge!
It was a lying tree for we know nothing.
At least it promised knowledge at the price
Of death but knowledge still: but what knows man?

Lucifer
It may be death leads to the highest knowledge;
And being of all things the sole thing certain,
At least leads to the surest science: therefore
The Tree was true, though deadly.

  •  

Каин
Почему несчастно всё,
Что существует в мире?
Ведь даже тот, кто создал всех несчастных,
Не может быть счастливым: созидать,
Чтоб разрушать — печальный труд! Родитель
Нам говорит: Он всемогущ, — зачем же
Есть в мире зло? Об этом много раз
Я спрашивал отца, и он ответил,
Что это зло — лишь путь к добру. Ужасный
И странный путь! Я видел, как ягнёнка
Ужалил гад: он извивался в муках,
А подле матка жалобно блеяла;
Тогда отец нарвал и положил
Каких-то трав на рану, и ягнёнок,
До этого беспомощный и жалкий,
Стал возвращаться к жизни понемногу
И скоро уж беспечно припадал
К сосцам своей обрадованной матки,
А та, вся трепеща, его лизала.
Смотри, мой сын, сказал Адам, как зло
Родит добро!

 

Why are all things wretched?
Ev'n he who made us must be, as the maker
Of things unhappy! To produce destruction
Can surely never be the task of joy,
And yet my sire says he's omnipotent:
Then why is Evil he being Good? I asked
This question of my father; and he said,
Because this Evil only was the path
To Good. Strange Good, that must arise from out
Its deadly opposite. I lately saw
A lamb stung by a reptile: the poor suckling
Lay foaming on the earth, beneath the vain
And piteous bleating of its restless dam;
My father plucked some herbs, and laid them to
The wound; and by degrees the helpless wretch
Resumed its careless life, and rose to drain
The mother's milk, who o'er it tremulous
Stood licking its reviving limbs with joy.
Behold, my son! said Adam, how from Evil
Springs Good!

  •  

Каин
У всех живых созданий есть своя
Особая стихия; ты сказал мне,
Что даже бездыханным есть обитель,
Так, значит, есть и богу и тебе.
Вы вместе обитаете?

Люцифер
Мы вместе
Лишь царствуем; но обитаем порознь.

 

Cain
All temporary breathing creatures their
Peculiar element; and things which have
Long ceased to breathe our breath, have theirs, thou say'st;
And the Jehovah and thyself have thine?
Ye do not dwell together?

Lucifer
No, we reign
Together; but our dwellings are asunder.

  •  

Люцифер
Он победитель мой — но не владыка,
Весь мир пред ним трепещет, — но не я:
Я с ним в борьбе, как был в борьбе и прежде,
На небесах. И не устану вечно
Бороться с ним, и на весах борьбы
За миром мир, светило за светилом,
Вселенная за новою вселенной
Должна дрожать, пока не прекратится
Великая нещадная борьба,
Доколе не погибнет Адонаи
Иль враг его! Но разве это будет?
Как угасить бессмертие и нашу
Неугасимую взаимную вражду?
Он победил, и тот, кто побеждён им,
Тот назван злом; но благ ли победивший?
Когда бы мне досталася победа,
Злом был бы он.

 

I have a Victor true; but no superior.
Homage he has from all but none from me:
I battle it against him, as I battled
In highest Heaven through all Eternity,
And the unfathomable gulfs of Hades,
And the interminable realms of space,
And the infinity of endless ages,
All, all, will I dispute! And world by world,
And star by star, and universe by universe,
Shall tremble in the balance, till the great
Conflict shall cease, if ever it shall cease,
Which it ne'er shall, till he or I be quenched!
And what can quench our immortality,
Or mutual and irrevocable hate?
He as a conqueror will call the conquered
Evil; but what will be the Good he gives?
Were I the victor, his works would be deemed
The only evil ones.

  •  

Люцифер
Один лишь добрый дар
Дало вам древо знания — ваш разум:
Так пусть он не трепещет грозных слов
Тирана, принуждающего верить
Наперекор и чувству и рассудку.
Терпи и мысли — созидай в себе
Мир внутренний, чтоб внешнего не видеть:
Сломи в себе земное естество
И приобщись духовному началу!

 

One good gift has the fatal apple given,?
Your reason: let it not be overswayed
By tyrannous threats to force you into faith
'Gainst all external sense and inward feeling:
Think and endure, and form an inner world
In your own bosom where the outward fails;
So shall you nearer be the spiritual
Nature, and war triumphant with your own.

  •  

Есть некоторый дар,
Что яблоко дало вам роковое,
Единый добрый дар его — ваш разум.
Пусть никогда не будет он рабом
Под гнётом тиранической угрозы,
Чтоб веровать наперекор всех чувств
Тому, что отвергает очевидность.
Упорствовать и мыслить — вот чем вы
Особый мир создать в себе способны,
Мир внутренний, где б внешний исчезал;
Вот способ ваш приблизиться к природе
Духовных сил и победить свою.[2]то же в переводе Е. Ф. Зарина 1860-х

  •  

Авель (удерживая Каина)
Не тронь алтарь: он освящён
Божественной отрадою Иеговы,
Его благоволением.

Каин
Его!
Его отрадой! Так его отрада —
Чад алтарей, дымящихся от крови,
Страдания блеющих маток, муки
Их детищ, умиравших под твоим
Ножом благочестивым! Прочь с дороги!

Авель
Брат, отступись! Ты им не завладеешь
Насильственно; но если ты намерен
Для новой жертвы взять его — возьми.

Каин
Для жертвы? Прочь, иль этой жертвой будет…

 

Abel (opposing him)
Thou shalt not: add not impious works to impious
Words! let that altar stand 'tis hallowed now
By the immortal pleasure of Jehovah,
In his acceptance of the victims.

Cain
His!
His pleasure! what was his high pleasure in
The fumes of scorching flesh and smoking blood,
To the pain of the bleating mothers, which
Still yearn for their dead offspring? or the pangs
Of the sad ignorant victims underneath
Thy pious knife? Give way! this bloody record
Shall not stand in the sun, to shame creation!

Abel
Brother, give back! thou shalt not touch my altar
With violence: if that thou wilt adopt it,
To try another sacrifice, 'tis thine.

Cain
Another sacrifice! Give way, or else
That sacrifice may be…

  •  

Каин
Но он не мёртв! Смерть разве есть молчанье?
Нет, встанет он, — я буду ждать, я буду
Стеречь его. Ведь жизнь не столь ничтожна,
Чтоб так легко угаснуть. И давно ли
Он говорил?.. Скажу ему… Но что?
Брат!.. Нет, не так — он мне не отзовётся
На этот зов: брат не убил бы брата…
И всё-таки… И всё-таки — хоть слово!
Хоть только звук из милых уст, чтоб я
Мог выносить звук собственного слова!

 

But he can not be dead! Is silence death?
No; he will wake; then let me watch by him.
Life cannot be so slight, as to be quenched
Thus quickly! he hath spoken to me since
What shall I say to him? My brother! No:
He will not answer to that name; for brethren
Smite not each other. Yet yet speak to me.
Oh! for a word more of that gentle voice,
That I may bear to hear my own again!

  •  

Не умер он? Молчанье разве смерть?
Нет, нет, он должен встать, и я его
Постерегу. Жизнь разве может быть
Столь слабою, чтоб так легко погаснуть?
Притом он говорил с тех пор. Что мне
Сказать ему?.. — «Мой брат!» — Нет, он не даст
На этот зов ответа мне: ведь братья
Не могут так друг друга поражать.
Но всё ж заговори! ещё хоть слово
Произнесёт пусть этот милый голос,
Чтоб выносить я собственный бы мог![2]то же в переводе Зарина

  •  

Ангел Господень
Строптив ты был и жесток с дня рожденья,
Как почва, над которою отныне
Ты осуждён трудиться; он же — кроток,
Как овцы стад, которые он пас.

Каин
Я был зачат в дни первых слёз о рае,
Когда отец ещё скорбел о нём,
А мать была ещё под властью змия.

 

Angel of the Lord
Stern hast thou been and stubborn from the womb,
As the ground thou must henceforth till; but he
Thou slew'st was gentle as the flocks he tended.

Cain
After the fall too soon was I begotten;
Ere yet my mother's mind subsided from
The Serpent, and my sire still mourned for Eden.

  •  

Каин
Он был бездетен. И навеки
Иссяк источник кроткий, что потомством
Украсить мог супружеское ложе
И умягчить сердца моих потомков,
Соединивши чад своих с моими.
О Авель, Авель!

Ада
Мир ему!

Каин
А мне?.. — конец

 

Cain
He who lieth there was childless! I
Have dried the fountain of a gentle race,
Which might have graced his recent marriage couch,
And might have tempered this stern blood of mine,
Uniting with our children Abel's offspring!
O Abel!

Adah
Peace be with him!

Cain
But with me!—

Перевод

править

Иван Бунин, 1904 (с незначительными уточнениями)

О «Каине»

править
  •  

Каин — чудесный, потрясающий, никогда не забываемый. Если я не ошибаюсь, он глубоко отзовётся в сердце мира; и хотя многие содрогнутся от его богохульства, все должны будут пасть ниц перед его величием. Говорят об Эсхиле и его Прометее! — Вот где истинный дух Поэта — и Дьявола![3][4]

 

Cain is wonderful—terrible—never to be forgotten. If I am not mistaken, it will sink deep into the world’s heart; and while many will shudder at its blasphemy, all must fall prostrate before its grandeur. Talk of Æschylus and his Prometheus!—here is the true spirit both of the Poet—and the Devil.

  Томас Мур, письмо Байрону 30 сентября 1821
  •  

… с чувством величайшей признательности принимаю предложение лорда Байрона поставить моё имя на первом листе его поистине великой и потрясающей драмы «Каин». <…> я не предполагал, что его Муза может совершить такой величественный взлёт, превыше всех прежних полётов. Он, без сомнения, сравнялся с Мильтоном, но следуя своим собственным путём[3]. Кое-где его язык отличается смелостью, которая может вызвать неудовольствие среди известного круга читателей; другие будут также высказываться против него ради лицемерия или из зависти. Но в таком случае, оставаясь последовательными, они должны будут осудить также и «Потерянный рай». <…>
Я не понимаю, как можно обвинять автора в манихействе. Конечно, дьявол говорит языком манихейской секты, потому что, не имея возможности отрицать существование Доброго Начала, он старается возвысить себя самого — Злое Начало — до кажущегося равенства с Добрым; но все такие доводы в его устах могут служить лишь орудием искушения и обмана. Лорд Байрон мог бы сделать это более очевидным, вложив в уста Адама, или какого-нибудь доброго духа-покровителя, доказательства того, что существование нравственного зла совместимо с Божественною благостью. Лучшим ключом к уразумению этой мистерии является, может быть, несовершенство человеческих способностей, которые дают нам возможность видеть и сильно чувствовать только удручающее нас частное зло, оставляя нас в неведении относительно общего порядка вселенной…[4]

  Вальтер Скотт, письмо Дж. Мюррею 4 декабря 1821
  •  

В то мгновенье, когда Ева извергает те страшные проклятия, за которые упрекали поэта, она ведь уже перестала быть чудесным олицетворением совершенства и невинности; <…> её чистое сладостное довольство своей жизнью уже перешло в тщеславие <…>.
Уже в том, как Ева предпочитает Авеля, как яростно клянёт его убийцу Каина, она выступает в высшей мере последовательно именно такой, какою уже стала. Слабый невинный Авель — в нём проявляется лишь Адам, но уже после грехопадения,— тем более мил своей матери, потому что он смягчает болезненные воспоминания об унизительном зрелище грехопадения. Напротив, Каин, унаследовавший куда больше от неё самое — от её гордости — и сохранивший ту силу, которую утратил Адам, пробуждает в ней все воспоминания, все впечатления уязвлённого самолюбия, и, когда особо предпочитаемый предмет её материнской любви смертельно поражён, её боль не знает пределов, хотя ведь и убийца тоже её сын. Мощному гению лорда Байрона досталось изобразить эту картину с ужасающей правдивостью, это необходимо было изображать именно так либо вовсе никак.[5][3]

  — статья в Le Moniteur universel, 30 октября 1823
  •  

Об этом произведении в течение почти года я слышал чудо какие восторженные отзывы, прежде чем сам наконец взял его в руки, и всё же оно поразило и восхитило меня, воздействовало именно так, как всё доброе, прекрасное и великое воздействует на впечатлительную душу. <…>
Поэт, который с беспримерной зоркостью пронизывает пылающим духовным взором прошедшее и настоящее, а вместе с ними и грядущее, завоевал для своего безудержного таланта новые области[2]
<…> весь груз той поясняющей, опосредующей и постоянно себе же противоречащей догматики, которая занимает нас ещё и ныне, возложен поэтом на первого беспокойного человеческого сына. <…>
Сцена гибели Авеля <…> отлично мотивирована, и поэтому всё последующее изображено так же неоценимо великолепно.
<…> всю драму пронизывает своеобразное предчувствие — надежда на спасителя, так что поэт и в этом, как и во всём прочем, сумел приблизиться к понятиям и представлениям нашего мировосприятия. <…>
Одна мыслящая женщина <…> сказала: все религиозные и нравственные проблемы, которые могут быть в нашем мире, заключены в трёх последних словах этой драмы.[5]

  Иоганн Гёте, рецензия, начало 1824
  •  

Здесь видно, как человек такой свободной мысли, как Байрон, проникнутый убеждением в несостоятельности церковных догм, стремится с помощью подобного произведения освободиться от навязанных ему учений.[3]

  — Иоганн Гёте, слова И. Эккерману тогда же («Разговоры с Гёте в последние годы его жизни, 1823—32»)
  •  

Во второй период своей деятельности Байрон <…> создал два шедевра, которые не только не забываются, но составляют предмет всё новых обсуждений. Это — «Манфред» и «Каин». <…>
«Манфред» <…> — поэма замкнутой в себе гордыни.
Если поставить вопрос социально, <…> то можно сказать: лучший человек, интеллигент, окружённый со всех сторон морозом реакции и ужасом тогдашней послереволюционной жизни, в этой гордости себя консервировал, закупоривал себя от воздействия вредной ему среды. Интеллигенция уходила в себя, <…> а мечтала о том, что добьётся когда-нибудь хотя бы моральной победы. <…>
«Каин» идёт в этом направлении ещё дальше. Это — уже протест против бога. Байрон совершенно переиначивает и переоценивает всю библейскую историю. Он выводит Каина таким, каким он сам, Байрон, чувствовал бы себя на его месте. Это — человек глубокой мысли <…>. Ему нужно всё знать. <…> И тут уже дело идёт не о протесте против общественной неправды; Байрон хочет подняться до мироосуждения, до опорочения самого бытия.

  Анатолий Луначарский, «История западноевропейской литературы в её важнейших моментах» (11-я лекция), 1924
  •  

Создавая третий акт, <…> Байрон лишь незначительно отклонился от древнейшей версии мифа о Прометее. Воссоздав сцену жертвоприношения, поэт упомянул также о жертвах, «угодной» и «неугодной» богу. Сопоставляя древнегреческий — «языческий» миф с библейской легендой, Байрон наводил на мысль о том, что ветхозаветные сказания являлись лишь более поздней переработкой древнегреческих мифов, тем самым подвергая сомнению их непререкаемую святость.[3]

  — Ольга Афонина

Джордж Байрон

править
  •  

Это написано в метафизическом стиле «Манфреда» и полно титанической декламации <…>. Я исходил из гипотезы Кювье о том, что мир три или четыре раза переживал грандиозные катастрофы, и, вплоть до эпохи Моисея, был населён мамонтами, бегемотами и невесть кем, но не людьми <…>. Поэтому я предположил, что Каину были показаны разумные существа доадамовой эпохи <…>.
Кончается всё тем, что Каин, вернувшись, убивает Авеля, частью из недовольства политической обстановкой в раю, из-за которой все они оказались оттуда изгнаны, частью потому (как сказано в Книге Бытия), что жертва Авеля оказалась более угодной богу. <…> подзаголовок «Мистерия» [дан] в подражание тем мистериям, которые по старому христианскому обычаю некогда разыгрывались в церкви, а также потому, что она, вероятно, останется такой для читателя.[2]парафразировано в предисловии

  письмо Т. Муру 19 сентября 1821
  •  

… чем глупее выглядит Сатана, тем безопасней для всех. Что касается «тревоги» и т. п., неужели вы действительно думаете, что подобные вещи могут кого-либо совратить? Разве мои персонажи безбожнее, чем Сатана у Мильтона или Прометей у Эсхила? Или даже саддукеи вашего завистливого пастора, сочинителя «Падения Иерусалима»? Разве Адам, Ева, Ада и Авель не набожны, как сам катехизис?
<…> я не выражаю здесь моего личного символа веры; но мне было необходимо, чтобы Каин и Люцифер говорили, как свойственно их природе — ведь в поэзии это всегда дозволялось. Каин горд; если бы Люцифер посулил ему царства и пр., он возликовал бы; но Демон хочет как можно более унизить его в собственных его глазах, показывая ему бесконечность мира и собственное его ничтожество, пока он не приходит в то состояние духа, которое приводит к катастрофе; это у него — внутреннее раздражение, а не обдуманное намерение или зависть к Авелю (иначе он был бы презренным ничтожеством); это — ярость при виде несоответствия между его возможностями и замыслами. И ярость эта направлена более против Жизни и её Творца, чем против живущих. Раскаяние его приходит естественно, едва он видит следствия своего внезапного поступка. Если бы поступок был намеренным, раскаяние пришло бы позднее.[3] <…>
Я уже говорил вам, что не умею переделывать заново. Я — как тигр; когда мне не удаётся первый прыжок, я с рычаньем отступаю в свои джунгли; но уж если попадаю, то удар бывает сокрушительным.

  письмо Дж. Мюррею 3 ноября 1821
  •  

Если «Каин» богохулен, то богохулен и «Потерянный рай» <…>. Каин только лишь драма, не более, а не повод для [таких] споров. <…>
Я даже уклонился от введения образа Божества <…> (а Мильтон ввёл и столь уж умно) <…>. В старинных же мистериях его представляли достаточно вольно…

  — письмо Мюррею 8 февраля 1822
  •  

В «Каине», насколько я помню, нет ничего против бессмертия души. <…> Тем не менее все попы ополчились в своих проповедях против него, от Кентиштауна и Оксфорда до Пизы;..[3]

  — письмо Т. Муру 20 февраля 1822
  •  

Прочёл последнюю статью Джеффри[6] <…>. У меня лишь одно замечание: что он подразумевал под словами: «тщательно обработанная речь»? Всё это было написано урывками, когда только я мог взять в руки перо посреди всяких эволюций, революций, преследований и высылок всех людей, интересовавших меня в Италии.[4]

  — письмо Т. Муру 8 июня 1822
  •  

— Никто не понял, с какой целью сочинил я «Каина». Неужели я нс вправе придать своим персонажам достоверность, истинность, цельность, установленную за ними историей и традицией? Судите сами, абсурдно ведь ожидать от Каина изъявлений набожной покорности, он же братоубийца и бунтарь против Творца своего.
— Справедливо, — ответил я, — однако вас порицают не за то, что в уста Каина вы вложили подобные мысли, а оттого, что достойными чувствами вы не наделили Авеля и Адама, что послужило бы противодействием разрушительным последствиям, которыми чреваты речи Каина.[8]

 

“They have all mistaken my object in writing Cain. Have I not a right to draw the characters with as much fidelity, and truth, and consistency, as history or tradition fixes on them? Now it is absurd to expect from Cain, sentiments of piety and submission, when he was a murderer of his brother, and a rebel against his Creator.”
“That is true,” I replied, “but they blame you, not for putting such sentiments in the mouth of Cain, but for not putting such sentiments into those of Abel and Adam, as would have counterbalanced the effect of what Cain said.”[7]

  Джеймс Кеннеди, «Разговоры о религии с лордом Байроном и другими лицами» в августе 1823
  •  

… последняя книга лорда Байрона, по-моему, содержит больше поэтических сокровищ, чем вся поэзия, возникшая в Англии после «Возвращённого рая». «Каин» — это нечто апокалиптическое — откровение, какого ещё не было.[3]

  Перси Шелли, письмо Дж. Гисборну 26 января
  •  

«Каин, мистерия» — атеистическая поэма, основа которой заимствована из «Королевы Маб» Шелли; но как произведение чувств и достоинств, первая намного уступает последней и не достойна того, чтобы лежать на той же полке в библиотеке. В [обеих] наносится сокрушительный удар по Библии и её приверженцам, от которого они не в силах будут оправиться;..[10][3]

 

“Cain a Mystery,” is an Atheistical poem, the ground-work of which is borrowed from Shelley's Queen Mab; but as a poem, as a work of sentiment and merit, the former is much inferior to the latter, and not worthy of resting on the same shelf in the library. <…> In [both] the Bible and its supporters find some terrible and irrecoverable blows;..[9]

  Ричард Карлайл
  •  

… я не отожествляю Вас с богохульством Каина, так же как я не отождествляю себя с неверием моего Моканны. Всё, что я прошу и о чём я умоляю вас, могущественного громовержца, не избирать сюжетов, которые порождают эти громы.

 

… I do not identify you with the blasphemies of Cain no more than I do myself with the impieties of my Mokanna,—all I wish and implore is that you, who are such a powerful manufacturer of these thunderbolts, would not choose subjects that make it necessary to launch them.

  — Томас Мур, письмо Байрону 16 марта
  •  

Лорд Байрон прочёл мне одно-два письма к нему Мура, где Мур, <…> видимо, недоволен моим влиянием на него в вопросах религии и приписывает этому влиянию тон, каким тот говорит в «Каине». <…> Прошу Вас заверить его, что в этом отношении я не имею на лорда Байрона ни малейшего влияния; но если бы имел, то постарался бы искоренить в его могучем уме заблуждения христианства, которые, наперекор разуму, возникают у него снова и снова и подстерегают его в часы тоски и болезни. «Каин» был задуман много лет назад и начат до нашей прошлогодней встречи в Равенне; но как я был бы счастлив, если бы мог приписать себе, хотя бы косвенно, участие в этом бессмертном творении!

  — Перси Шелли, письмо Х. Смиту 11 апреля

Примечания

править
  1. С которой ассоциировали Люцифера.
  2. 1 2 3 4 Р. Ф. Усманова. Джордж Гордон Байрон // Джордж Гордон Байрон. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. — М.: Правда, 1981. — С. 40.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 О. Афонина. Послесловие // Джордж Гордон Байрон. Избранное. — М.: Правда, 1986. — С. 437-440. — 500000 экз.
  4. 1 2 3 4 5 П. О. Морозов, С. А. Венгеров. Примечания // Байрон. Т. II. — Библиотека великих писателей / под ред. С. А. Венгерова. — СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1905. — С. LXIII—VII.
  5. 1 2 Гёте. "Cain", a Mistery by Lord Byron / пер. Л. З. Копелева // Вопросы литературы. — 1971. — № 7.
  6. 1 2 Edinburgh Review, February 1822 (№ LXXII), pp. 413-452.
  7. James Kennedy, Conversations on Religion with Lord Byron and others [1824—27]. London, 1830, Second Conversation.
  8. «Правда всякой выдумки странней…» / Пер. А. Бураковской, А. М. Зверева // Джордж Гордон Байрон. На перепутьях бытия. Письма. Воспоминания. Отклики. — М.: Прогресс, 1989. — С. 311. — 50000 экз.
  9. “Queen Mab,” “Cain, a Mystery," and a “Royal Reviewer”, The Republican, No. 6, February 8, 1822.
  10. Николюкин А. Н. Байрон, Шелли и современная им английская массовая поэзия // Известия Академии наук СССР. Отд. литературы и языка. — 1957. — Т. XVI. — Вып. 4.