«И стало так…» — авторский сборник Тэффи 1912 года из 38 рассказов и фельетонов, почти все из них впервые изданы годом ранее. Название — цитата из 1-й главы Книги Бытия. Из части рассказов в 1921 году был составлен сборник «Сокровища земли»[1].

Рассказы править

  •  

… гимназист восьмого класса <…> курил папиросу, пока что навыворот — не в себя, а из себя; но, в сущности, не всё ли равно, кто кем затягивается — папироса курильщиком или курильщик папиросой, лишь бы было взаимное общение.

  — «Дон-Жуан»
  •  

Катенька сидит на своей качалке и мечтает «о нём». Через год ей будет шестнадцать лет, тогда можно будет венчаться и без разрешения митрополита. Но с кем венчаться-то, вот вопрос? <…>
«Венчаться можно со всяким, это ерунда, — лишь бы была блестящая партия. Вот, например, есть инженеры, которые воруют. Это очень блестящая партия. Потом, ещё можно выйти за генерала. Да мало ли за кого! Но интересно совсем не это. Интересно, с кем будешь мужу изменять».

  — «Катенька»
  •  

Прачка Федосья в деревню.
Открытка: свинья с васильками.
«С Новым Годом, с Новым счастьем, с новым здоровьем и здоровье дороже всего. И во первых строках моего письма проздравляю маменьку нашу Анну Семеновну и здоровье дороже всего. А ещё во первых строках проздравляю сестрицу нашу Маланью Ивановну, а пусть она мерзавка мово коврового платка не носит а как он в сундуке лежал пусть так и лежит и от Господа доброго здоровья, здоровье дороже всего». <…>

Юнкер Лошадиных отцу в деревню.
Телеграмма.
«С Новым Годом стреляюсь немедля телеграфом триста.
Покойный сын Николай».

  — «Новогодние поздравления»
  •  

Если кухарка второпях налепит вам в пасху вместо изюма тараканов, то сами вы их не ешьте (гадость, да и вредно), а перед гостем не смущайтесь, потому что если он человек воспитанный, то и виду не должен показать, что признал в изюмине таракана. Если же он невоспитанный нахал, то велика, подумаешь, для вас корысть водить с ним знакомство.
<…> у всех кухарок для числа нарезываемых кусков [окорока] существует одна формула: N=числу потребителей минус 1.
Таким образом, один гость всегда останется без ветчины, и все знакомые на другой же день услышат мрачную легенду о вашей жадности. <…>
Кроме всего вышеуказанного, на пасхальный стол ставят ещё либо индюшку, либо курицу, в зависимости от ваших отношений с соседним зеленщиком. <…>
Класть птицу на блюдо нужно филеем кверху, чтобы гость, окинув её даже самым беглым взглядом, сразу понял, с кем имеет дело.
Под одно крыло нужно ей подсунуть её собственную печёнку, под другое почку. Курица, снаряжённая таким образом, имеет вид, будто собралась в дальнее путешествие и захватила под руку всё необходимое. Забыла только голову.

  — «Пасхальные советы молодым хозяйкам»
  •  

Когда у Коли Факелова отлетела подметка и на втором сапоге, он заложил тёткину солонку и составил объявление:
«Гимназист 8-го класса готовит по всем предметам теоретически и практически, расстоянием не стесняется. Знаменская, 5. Н. Ф.».
Отнес в газету и попросил конторщика получше сократить, чтоб дешевле вышло.
Тот и напечатал:
«Гимн. 8 кл. г. по вс. пр. тр. пр. р. не ст. Знам. 5, Н. Ф., др.».
Последнее «др» въехало как-то само собой, и ни Коля, ни сам конторщик не могли понять, откуда оно взялось. Но пошло оно, очевидно, на пользу, потому что на второй же день после предложения поступил и спрос.

  — «Репетитор», 1912
  •  

— Посидите с детками! Кокося! Тотося! Тюля! Идите сюда! Займите тётю. <…>
Кокося — чистенький мальчик с проборчиком на голове, в крахмальном воротничке.
Тотося — чистенькая девочка с косичкой в передничке.
Тюля — толстый пузырь, соединивший крахмальный воротничок и передничек.
Поздоровались чинно, усадили меня в гостиной на диван и стали занимать.
— У нас папа фрейлейн прогнал. <…> Она была ужасная дурища! — любезно пояснил Кокося. <…> — А папа купил лианозовские акции! — продолжал занимать Кокося. — Как вы полагаете, они не упадут?
— А я почём знаю!
— Ну да, у вас, верно, нет лианозовских акций, так вам всё равно. А я ужасно боюсь.
— Боюсь! — вздохнул Тюля и поёжился.
— Чего же вы так боитесь?
— Ну, как же вы не понимаете? Ведь мы прямые наследники. Умри папа сегодня — всё будет наше, а как лианозовские упадут, — тогда будет, пожалуй, не густо!

  — «Страшная сказка»
  •  

— … какую бы человек ни делал ерунду, раз он её делает в продолжение двадцати пяти лет, — он имеет полное право требовать от близких людей поздравления.

  — «Юбилей»

Прочее править

  •  

Обманывают своих жён первого апреля разве уж только чрезмерные остроумцы. Обыкновенный человек довольствуется на сей предмет всеми тремястами шестьюдесятью пятью днями, не претендуя на этот единственный день, освящённый обычаем.

  — «1-е апреля»
  •  

У нас умеют делать вывески и выставки с тем расчётом, чтобы отвадить покупателя на возможно долгий срок от покупки самых необходимых продуктов.
Обращали ли вы когда-нибудь внимание на вывески мясных лавок? Это целая идиллия!
На фоне лазурного неба и изумрудной зелени изображается обыкновенно великолепный бык. Он поднял хвост и любуется окружающей природой и благословляет судьбу, вздымая вверх небывало голубые глаза.
Вокруг пасутся прелестные невинные барашки, резвятся, брыкаются, бодаются.
Рядом изображается птичья идиллия: очаровательные утята учатся плавать; с берега родители — две утки, с чрезвычайно выразительными лицами, — любуются на своё потомство и возлагают на него горячие надежды.
<…> по мнению лавочников, обыватель, увидев, как резвятся кроткие барашки, сразу должен озвереть. <…> Посмотрит на благодушествующего быка:
— Ишь, мерзавец! Отрежьте-ка от него пять фунтов ссеку!
Над дверями одной колбасной я видела большую свиную голову. Это ничего, это часто бывает, но весь ужас в том, что у головы этой были большие сентиментальные глаза, украшенные длинными ресницами. Этих ресниц нельзя было вынести. Никакая проповедь самого красноречивого вегетарианца не могла так перевернуть душу, как эти ресницы. <…>
Вот повара — те относятся к своей задаче иначе. Их принцип — чтоб каждая вещь, во что бы то ни стало, не было сама на себя похожа.
Хороший повар подаст рыбу непременно в виде корзины с цветами, котлеты — в виде рыб, пирожное — в виде котлет. <…>В названии блюд тоже видно стремление сбить человека с толку.
Так, например, самый дерзкий мечтатель никогда не додумался бы, что «бомб а ля Сарданапал» — не что иное, как обыкновенный картофель.

  — «А ля Сарданапал»
  •  

Странные шляпки бывают на белом свете! Иная, посмотришь, шляпа как шляпа, а вглядись в неё — целая трагедия: на отогнутых полях, конвульсивно поджав лапы, беспомощно раскрыв клюв, умирает какая-нибудь белая или желтая птица, а тут же рядом, «сияя наглой красотой», расцветает букет гвоздики.

  — «В магазинах»
  •  

Русский человек <…> к науке он относится очень подозрительно.
— Учится! — говорит он. — Учится, учится да и заучится. Дело известное.
А уж раз человек заучился, — хорошего от него ждать нечего.
Позовёте доктора, а как разобрать сразу: учился он как следует, понемножку, или заучился.
Дело серьёзное, спустя рукава к нему относиться нельзя.
Позовите любую старуху — няньку, кухарку, ключницу, коровницу, — каждая сумеет вам порассказать такие ужасы про докторов и такие чудеса из собственной практики, что вы только руками разведёте.
Способы лечить у них самые различные, но каждая старуха лечит непременно по-своему, а методу соседней бабы строго осуждает и осмеивает.

  — «Лекарство и сустав»
  •  

… [если] сглазили — <…>нужно только спрыснуть с уголька.
Для этого берут три уголька и загадывают на серый глаз, на черный глаз и на голубой. Потом брызнут на угольки водой и смотрят: какой уголек зашипит — такой глаз, значит, и сглазил. Уголек этот поливают водой, а потом этой самой воды наберут в рот и прыснут прямо в лицо болящему. Сделать это нужно неожиданно, чтобы болящий перепугался…

  — там же
  •  

Не будь человек лентяем, <…> ковырял бы землю ногтями и получал бы от неё тернии и волчцы.
Но <…> [один] выковал первую лопату. <…>
Каждый лентяй взваливал на машину отрасль своего труда, придумывал, прилаживал, хитрил. <…>
Потому что истинный, глубокий и сущий лентяй ленив не только за себя, но и за других. <…>
Кто испытывал когда-нибудь сознательно это могучее чувство, тот понимает, что именно оно движет человечество по пути прогресса. <…>
В былые времена детей за леность секли. Но это, слава Богу, мало помогало. И, может быть, один из тех, которых за недосугом забыли вовремя высечь, и изобрел какое-нибудь усовершенствование, облегчающее его былой детский нудный труд. <…>
И последнее, что сделает человек, будет гигантский обелиск, а наверху сложенные руки и надпись:
«Лень — мать всей культуры».

  — «Лень»
  •  

Обойщик спросит, какой кожей обить кресло, и предложит принести образцы.
— Не надо образцов. Делайте, как вам удобнее. <…>
— Нам всё удобно, мы ведь кожу не с себя сдираем.

  — там же
  •  

Наше поколение было воспитано, собственно говоря, на Тургеневе. Тургеневские типы всасывались в кровь, и на целые годы овладевали нашим воображением.
Помню я одну девочку, лет шестнадцати. Она чувствовала себя несколькими героинями сразу и, сообразно с обстоятельствами, разыгрывала роль одной из них.

  — «Литература в жизни»
  •  

Сладкая надежда на безнадёжное отчаяние не оправдалась.

  — там же
  •  

«Квартира 2 комнаты, на Фонтанке».
— Отчего же так дорого?
— Рази можно дешевле? — отвечает опрошенный дворник. — Эндака квартера, на судоходной реке, помилуйте! <…>
«Роскошная комната, без стола и с».
Какое смелое сокращение! <…>
— Ход через ванну, но это вас стеснить не может, — я очень редко моюсь (здесь голос хозяйки звучит гордо). А в случае чего, можете отвернуться либо завесить чем. <…>
«Комната с роскошным комфортом».
— Позвольте, да ведь она совсем пустая, эта клетушка!
— Как пустая? — негодует хозяйка. — А комод? <…>
— Да, разумеется, комод… это — великолепная вещь, комод, — лепечете вы. — Но, ведь, вы о комфорте…
— Не понимаю, чего вам ещё нужно! Конечно, здесь ещё не всё в порядке. На комод постелется вязаная салфетка, и комната совершенно изменит вид.

  — «Осенние дрязги»
  •  

храп бывает разнообразен до бесконечности. Главные же формы его следующие: густой, грозный, так называемый генеральский. Затем храп игривый, с присвистом. Затем с отдуванием, как будто спящий сдувает муху, севшую ему на верхнюю губу. Затем храп с переливами, напоминающий полоскание горла, храп меланхолический, тягучий, бархатный, зловещий.

  — там же
  •  

… смотришь в первый раз на загадочную красавицу-незнакомку, смотришь и не знаешь, что будет она твоей женой, народит золотушных идиотов и будет визжать на кухарку, тряся кулаками.

  — «Остров мёртвых»
  •  

Культура шагает вперёд огромными шагами. Мы, вчера ещё ползавшие по земле, сегодня вознеслись, как мошкара в небо, и можем плюнуть на шляпу врага с высоты пятисот метров.
Пока что, воздух, кажется, заполнил все головы и вытеснил из них другие мысли. <…>
Иногда фабрики красоты высылают целые каталоги, которые в два дня не просмотришь. <…>
Есть вещи удивительные и для простых душ непонятные.
Например, <…> «аппарат для утомления носа».
<…> мазь для «омолаживания век». Причём обещалось, что «после двухдневного пользования этой мазью веки у вас столь омолодятся, что даже знакомые первое время не будут узнавать вас».
И представляется мне, что иду я после «двухдневного пользования» по улице. Знакомые в ужасе шарахаются в сторону, не отвечая на мои приветствия, а прохожие говорят друг другу:
— Посмотрите, ради Бога! Какие молодые веки на этой старой харе! Чёрт знает, что такое!

  — «Фабрика красоты»

Дураки править

  •  

… настоящий круглый дурак распознаётся, прежде всего, по своей величайшей и непоколебимейшей серьёзности.

  •  

Дурак не выносит никаких шероховатостей мысли, никаких невыясненных вопросов, никаких нерешённых проблем. Он давно уже всё решил, понял и всё знает. Он — человек рассудительный и в каждом вопросе сведёт концы с концами и каждую мысль закруглит.
При встрече с настоящим дураком человека охватывает какое-то мистическое отчаяние. Потому что дурак — это зародыш конца мира. <…>
В рассуждениях и закруглениях дураку служат опорой три аксиомы и один постулат.
Аксиомы:
1) Здоровье дороже всего.
2) Были бы деньги.
3) С какой стати?
Постулат:
Так уж надо.
Где не помогают первые, там всегда вывезет последний. <…>
Убедясь на практике, что вся мудрость земли им постигнута, дурак принимает на себя хлопотливую и неблагодарную обязанность — учить других. <…>
— Что такое? О чём вы горюете? Жена застрелилась? Ну, так это же очень глупо с её стороны. Если бы пуля, не дай бог, попала ей в глаз, она бы могла повредить себе зрение. Боже упаси! Здоровье дороже всего!

  •  

Его охотно выбирают в председатели разных обществ, в представители каких-нибудь интересов. Потому что дурак приличен. Вся душа дурака словно облизана широким коровьим языком. Кругло, гладко. Нигде не зацепит.
Дурак глубоко презирает то, чего не знает. Искренно презирает.

  •  

Большинство дураков читает мало. Но есть особая разновидность, которая всю жизнь учится. Это — дураки набитые.
Название это, впрочем, очень неправильное, потому что в дураке, сколько он себя ни набивает, мало что удерживается. Всё, что он всасывает глазами, вываливается у него из затылка.

  •  

Чем культурнее страна, чем спокойнее и обеспеченнее жизнь нации, тем круглее и совершеннее форма её дураков.
И часто надолго остаётся нерушим круг, сомкнутый дураком в философии, или в математике, или в политике, или в искусстве. Пока не почувствует кто-нибудь:
— О, как жутко! О, как кругла стала жизнь!
И прорвёт круг.

Сокровище земли править

  •  

Люди очень гордятся, что в их обиходе существует ложь.
Её чёрное могущество прославляют поэты и драматурги. <…>
Но, в сущности, ложь, как бы ни была она велика, или тонка, или умна, — она никогда не выйдет из рамок самых обыденных человеческих поступков, потому что, как и все таковые, она происходит от причины! и ведет к цели. Что же тут необычайного? <…>
Враньё отличается от лжи, с которой многие профаны во вральном деле его смешивают, тем, что, не неся в себе ни причины, ни цели, в большинстве случаев приносит изобретателю своему только огорчение и позор — словом, чистый убыток. <…>
Но как бы неудачно ни было их враньё, можно всегда констатировать необычайно приподнятое и как бы вдохновенное выражение их лиц во время врального процесса.

  •  

… училась я в одном из младших классов гимназии. И вот однажды учитель русской словесности, желая, вероятно, узнать, насколько связно могут его ученицы излагать свои мысли в повествовательной форме, спросил:
— Кто из вас может рассказать какое-нибудь приключение из времён своего раннего детства?
Никто не решался.
Тогда учитель вызвал первую ученицу, и после долгих усовещеваний она со слезами на глазах пробормотала, что у неё в детстве было только одно приключение: она съела краски, принадлежавшие старшему брату.

  •  

Одна пятилеточка рассказывала мне, что она знала собачку, «такую бедную, несчастную», — все четыре ножки были у неё оторваны.
И каждый раз, как собачка мимо пробегала, девочка от жалости плакала. Такая бедная была собачка!
— Да как же она бегала, когда у неё ни одной ноги не было? — удивилась я.
Девочка не задумалась ни на минуту:
— А на палочках.

  •  

Верю, что придёт гений, изучит эту энергию, поставит, где нужно, надлежащие приборы и станет эксплуатировать великую вральную силу на пользу и славу человечеству. <…>
И как знать: ещё десять, двадцать лет — и, может быть, бросив ненужное и дорогое электричество, мы будем освещаться, отопляться и передвигаться при помощи простой вральной энергии — этого таинственного сокровища земли.
Ах, сколько ещё богатств у нас под руками, и мы не умеем овладеть ими!

Экзамены править

  •  

… на экзамене по Закону Божию спросили у неё, кто был евангелист Марк?
Она вся затряслась от ужаса и ответила:
Лука!
<…> на экзамене по русской словесности нужно писать сочинение. <…>
Для выпускных экзаменов присылаются темы из министерства в конвертах. В младших классах учитель придумывает их сам <…>.
Один учитель, — его, правда, скоро выгнали, — задал тему следующую: «Что бы ответил Евгений Онегин на письмо Татьяны, если бы Татьяна была мужчиной».
В классе было тридцать восемь девочек…

  •  

Теперешняя институтка отличается от прежних в самом основном своём миросозерцании.
Так, например, прежние убеждения, что коровка даёт молочко, а телятки — сливки, и что на лугу пасётся говядина, — разделяются далеко не всеми институтками.
Многие, не убоявшись прозы жизни, окончив институт, собираются на медицинские курсы, тогда как в былые времена, каждая уважающая себя девица должна была «выезжать» и искать жениха, а не уважающая шла в гувернантки — воспитывать помещичьих детей.
— Милые детки! — говорила такая гувернантка, гуляя с воспитанниками по деревне. — Посмотрите, как бедные мужички безвкусно одеваются. Посмотрите, как неизящны мужицкие дамы.
Подготовляя девочек к вступлению в институт, они внушали им самые строгие правила религии, а также и самые строгие правила приличия. Эти два принципа до того тесно перепутывались в старых институтских головах, что бедные обладательницы сих последних никак не могли уяснить себе, что из чего вытекает и что чем обусловливается.
Ma chere, — говорили они. — Снимите локти со стола! Разве можно держать локти на столе? Разве вы видели, чтобы кого-нибудь из святых изображали с локтем на столе? Локти на стол из всех апостолов клал только один Иуда!
И строго внушали детям считать апостолов образцом бонтонных манер.
Остатки этой славной гвардии старого закала встречаются ещё до сих пор в институтах и доживают свой долгий век законсервированные в классных дамах и инспектриссах…
Одна из них очень гордится, что ей удалось лично побеседовать с Александром II.
Государь, осматривая институт, увидел на стене портрет Петра Великого, и, обернувшись, спросил у классной дамы:
— Это кто?
Та, вся затрепетав от ужаса и счастья, перепутала всё и пролепетала:
— Государь! Это ваш потомок.
Государь очень удивился, посмотрел на неё пристально и спросил:
— Сколько же вам лет?
Ей было тридцать, но язык её согласился выговорить всё, что угодно, кроме этой цифры, и, щёлкая зубами, она пробормотала:
— Тринадцать! — и заплакала.
Государь прекратил расспросы.
Но это — лучшее и самое гордое воспоминание в её жизни.

О сборнике править

  •  

[Многие рассказы весьма близки] по элегическому тону и глубокой человечности сюжетов к лучшим образцам чеховского юмора.[2][3]

  Анастасия Чеботаревская
  •  

В «Сокровища земли» вошли те рассказы из книги «И стаю так…», в которых речи идёт об отвлечённых понятиях. До революции ни миниатюры заставляли смеяться над иллюзорностью нашею бытия, над стремлением подчинить живую жизнь всё упрощающим абстракциям: теперь они переносят в мир сладких грёз, когда всё казалось таким простым и ясным, когда дураки лишь рассуждали о необходимости жениться на немках , а не переустраивать мир с оружием в руках.[1]

  Дмитрий Николаев, «История одного городка»

Примечания править

  1. 1 2 Тэффи Н. А. Собрание сочинений [в 7 томах]. Том 3: «Городок». — М.: Лаком, 1999. — С. 9. — 3500 экз.
  2. Новая жизнь. — 1912. — № 7. — С. 255.
  3. Л. А. Спиридонова. Тэффи // Русская сатирическая литература начала ХХ века. — М.: Наука, 1977. — С. 160.