Из воспоминаний Ийона Тихого

«Из воспоминаний Ийона Тихого» (польск. Ze wspomnień Ijona Tichego) — цикл фантастических рассказов Станислава Лема, посвящённых воспоминаниям астронавта и исследователя космоса Ийона Тихого. Цикл написан с характерным для автора юмором, часто гротескным, иногда — переходящим в горькую иронию, он содержит элементы пародии на фантастические штампы, при этом затрагивая серьёзные вопросы науки, социологии, философии.

Цитаты

II (Изобретатель вечности)

Ze wspomnień Ijona Tichego. II или Wynalazca wiecznosci, 1960; перевод: В. П. Ковалевский, 1962, 1993 (также «Бессмертная душа», «Открытие профессора Декантора»)

— Вообразите себе, что с этой секунды вы перестаёте получать всякую информацию извне, как будто ваш мозг отделён от тела, но продолжает существовать во всей полноте жизненных сил. Вы станете, разумеется, слепым и глухим, в известном смысле также парализованным, поскольку уже не будете иметь в своём распоряжении тела, однако целиком сохраните внутреннее зрение, то есть ясность разума, полёт мысли, вы сможете свободно мыслить, развивать и формировать воображение, переживать надежды, печали, радости, вызванные преходящими изменениями душевного состояния, — именно это всё дано душе, которую я кладу на ваш стол… — Это ужасно… — сказал я. — Слепой, глухой, парализованный… На века. — Навеки, — поправил он меня. — Я сказал уже столько, господин Тихий, что могу добавить только одно. Сердцевина тут — кристалл, особый вид, не существующий в природе, инертная субстанция, не вступающая ни в какие химические соединения… В её непрерывно вибрирующих молекулах и заключена душа, которая чувствует и мыслит… — Чудовище, — произнёс я тихо и спокойно, — отдаете ли вы себе отчёт в том, что вы сделали? А впрочем, — я вдруг успокоился, ведь сознание человека не может быть повторено. Если ваша жена живёт, ходит, думает, то в этом кристалле заключена самое большее лишь некая копия её души… — Нет, — возразил Декантор, косясь на белый пакетик. Должен добавить, господин Тихий, что вы совершенно правы. Невозможно создать душу кого-то живущего. Это была бы бессмыслица, парадоксальный абсурд. Тот, кто существует, существует, ясное дело, лишь один раз. Продолжение можно создать лишь в момент смерти. Впрочем изучая детально строение мозга человека, которому надо изготовить душу, всё равно разрушаешь этот живой мозг… — подробнее рассмотрено в гл. I «Диалогов» (1957) и конце гл. VI «Summa Technologiae» (1964)

Niech pan sobie wyobrazi, że z tą sekundą przestaje pan otrzymywać jakiekolwiek wieści z zewnątrz, jak gdyby pana mózg został wyosobniony z ciała, lecz istnieje nadal, w pełni żywotnych sił. Stanie się pan, oczywista, ślepy i głuchy, w pewnym sensie także sparaliżowany, ponieważ nie będzie pan miał już do swojej dyspozycji ciała, wszelako zachowa pan w pełni wzrok wewnętrzny, to znaczy — jasność rozumu, polot myśli, będzie pan mógł swobodnie dumać, rozwijać wyobraźnię, kształtować ją, przeżywać nadzieje, smutki, radości, pochodzące z przemieniania się ulotnych stanów duchowych — a więc dokładnie to właśnie dane jest tej duszy, którą kładę na pańskim biurku… — To okropne… — powiedziałem. — Ślepy, głuchy, sparaliżowany… przez wieki, — Przez wieczność — poprawił mnie. — Powiedziałem już tyle, panie Tichy, że mogę dodać jeszcze jedno. Ośrodkiem jest kryształ — pewien gatunek nie istniejącego w naturze kryształu, substancja niezawisła, nie wchodząca w żadne związki chemiczne, fizyczne… to w jej bezustannie drżących molekułach zawarta jest dusza, która czuje i myśli… — Potworze… — powiedziałem cicho i spokojnie — czy zdaje pan sobie sprawę z tego, co pan zrobił? Ale zaraz — uspokoiłem się nagle — przecież świadomość człowieka nie może być powtórzona. Jeżeli żona pana żyje, chodzi, myśli, to w tym krysztale znajduje się najwyżej jakaś, nie będąca nią, kopia… — Nie — odparł Decantor zezując na biały pakiecik. — Muszę dodać, panie Tichy, że pan ma zupełną słuszność. Nie można stworzyć duszy kogoś, kto żyje. Byłby to nonsens i paradoksalny absurd. Ten, kto istnieje, istnieje, rzecz jasna, tylko raz jeden. Kontynuację można stworzyć jedynie w chwili śmierci. Zresztą proces ustalenia dokładnej budowy mózgu człowieka, którego duszę sporządzam, i tak niszczy ów żywy mózg…

	— Люди не жаждут бессмертия. <…> Они просто не хотят умирать. Они хотят жить. Хотят чувствовать землю под ногами, видеть облака над головой, любить других людей, быть с ними и думать о них. И ничего больше. Всё, что утверждалось сверх этого, — ложь. Бессознательная ложь.
	— Ludzie nie pragną nieśmiertelności. <…> Nie chcą tylko, po prostu, umierać. Chcą żyć, profesorze Decantor. Chcą czuć ziemię pod nogami, widzieć chmury na głową, kochać innych ludzi, być z nimi i myśleć o tym. Nic więcej. Wszystko, co zostało powiedziane ponad to, jest kłamstwem. Nieświadomym kłamstwem.

III (Проблема изобретателя)

Ze wspomnień Ijona Tichego. III или Kłopoty wynalazcy, 1960; перевод: В. П. Ковалевский, 1962, 1993 (также «Профессор Зазуль»)

— … полагаю, что лучше всего будет для нас обоих, если вы уйдёте. Я невольно глянул через плечо в сад — входная дверь была ещё открыта. Деревья, кусты — всё смешалось в сплошную бурно колышущуюся под ветром массу, которая блестела в потоках воды. Я перевёл взгляд на горбуна. Мне приходилось сталкиваться с невежливостью, даже с грубостью, но ничего подобного я никогда не видел. Лило как из ведра, крыша протяжно грохотала, словно стихии хотели таким образом утвердить меня в решимости,..

— … najlepiej będzie dla nas obu, jeżeli pan wyjdzie. Przez ramię spojrzałem mimo woli w ogród — drzwi wyjściowe stały jeszcze otworem. Drzewa, krzaki, wszystko zmieszało się w jedną, gwałtownie kołysaną wiatrem masę, połyskującą w strumieniach wody. Wróciłem oczami do garbusa. Spotykały mnie już w życiu niegrzeczności, ordynarność nawet, nigdy jednak nic podobnego. Lało jak z cebra, dach huczał przeciągle, jak gdyby żywioły chciały mnie tym sposobem utwierdzić w stanowczości,..

IV

Ze wspomnień Ijona Tichego. IV, 1961; перевод: В. П. Ковалевский, 1962, 1993 (также «Пропавшая машина времени»)

	Лицо его привлекало внимание тем, что вся левая половина была меньше, словно не поспевала в росте за правой; угол рта, ноздря, глазная щель были с левой стороны меньше, и поэтому на лице его навсегда запечатлелось выражение удручённого изумления.
	Twarz miał nierówną. Zwracała uwagę tym, że jej lewa połowa ciała była mniejsza, jakby nie nadążyła we wzroście za prawą, i wskutek tego kąt ust, skrzydełko nosa, szpara powieki były po lewej drobniejsze, przez co twarz jego na zawsze przybrała wyraz przygnębionego zaskoczenia.

	Изобретатели подобного рода, которые придумали эликсир вечной жизни, электронный предсказатель будущего или, как в этом случае, машину времени, сталкиваются с величайшим недоверием всех, кого пробуют посвятить в свою тайну. Психика их болезненна, у них много душевных царапин, они боятся других людей и одновременно презирают их, ибо знают, что обречены на их помощь;..
	Wynalazcy tego typu — którzy wykoncypowali eliksir wiecznego życia albo elektryczny przepowiadacz przyszłości czy, jak w tym wypadku, machinę czasu — spotykają się z najwyższym niedowierzaniem wszystkich, których usiłowali wtajemniczyć w swoje dzieło. Są oni pełni kompleksów, zadrażnień, boją się innych ludzi i jednocześnie pogardzają nimi, ponieważ wiedzą, że skazani są na ich pomoc;..

О цикле

Превосходя «Путешествия» возрастом и общим объёмом, «Воспоминания» довольно скоро переросли первоначальный замысел Лема и из материала, предназначенного для заполнения свободных клеточек в биографии Ийона Тихого, сделались наглядным пособием для изучения предмета под названием «Эволюция творчества Станислава Лема». <…> На людях, на которых будущее «возложило» свершение самых дерзких и самых заветных мечтаний человечества — постройку машины времени, рождение гомункулуса, изобретение синтетической субстанции, наделенной сознанием и способностью к самоусложнению и самоорганизации, конструирование «самых совершенных электронных мозгов» и «бессмертной души»,— крупными буквами начертаны вздорность, мелочность, обидчивость, тщеславие и другие дурные наклонности вплоть до низменного корыстолюбия. Соискателями вселенской славы, кандидатами в благодетели homo sapiens оказываются заурядные мизантропы с примитивными пороками и зазорными страстишками! Заносчивые и расчётливые циники, готовые купить успех ценой жизни самого близкого человека, одержимые манией швырнуть человечеству своё благодеяние в отместку за годы вынужденного «подполья», проведённые «в глуши, во мраке заточенья»… <…> Это их мысли выражает в своём монологе герой «Формулы Лимфатера»: «<…> Математическое построение — это безмерность, оно ведёт куда хочет, человек будто создает его, а в сущности, лишь открывает ниспосланную неведомо откуда платоновскую идею, восторг и бездну, ибо чаще всего она ведёт никуда…» Так, прикрывшись, как панцирем, коростой предубеждений и ущербных фобий, шагают в «никуда» по страницам первых «Воспоминаний» узники математического подполья.

— Сергей Белозёров, «За строкой „пасквиля на конструктора“», 1990

	Тихий честно служил познанию и грамотно смешил публику, пока находился в космосе. <…> На Земле, однако, Тихий кардинально менялся. Четыре рассказа, включённые в цикл «Из воспоминаний Ийона Тихого» (плюс «Доктор Диагор»), — быть может, самые жуткие (по сюжетике) творения пана Станислава. От ёрнической, временами откровенно глумливой интонации не оставалось и следа.
	— Роман Арбитман, «Лем Непобедимый», 2006