Земляничная поляна

«Земляничная поляна» (швед. Smultronstället) — драма режиссёра Ингмара Бергмана.

Цитаты

— А какие пороки разрешены женщинам? — Плакать, иметь детей и сплетничать о своих соседях.

Дикая земляника. Кажется, я становлюсь сентиментальным, а, может быть, я просто устал и впадаю в некоторую меланхолию… Что тут такого, когда человек невольно предаётся воспоминаниям о тех местах, где он играл ребёнком. Не знаю, как это произошло, но ясные краски дня сменились ещё более отчётливыми образами, вставшими из памяти и явившимися перед моими глазами так живо, будто я наблюдал реальные события…

— Женственность: ныть, рожать детей, обсуждать соседей. — А что, собственно, ты против меня имеешь? — Ты законченный эгоист, потому что в жизни никого не слышал, кроме себя. Ты скрываешься за собственной старостью, усталостью от жизни, но на самом деле, ты просто эгоист. Возможно, другие видят в тебе филантропа, но тебе не одурачить тех, кто знает тебя близко… «Только не втягивай меня в ваши семейные дрязги. Мне нет до этого дела. У все свои проблемы…» — Я так говорил? — И даже больше… — Бог ты мой! — Передаю дословно: душевные страдания человека меня не касаются, так что не ищи у меня сочувствия. Если тебе нужна психологическая мастурбация, поплачь в подушку или сходи к священнику, что практически то же самое. — Неужели я так говорил? — У тебя очень жестокие взгляды на жизнь. Я бы не хотела быть от тебя зависимой.

Виктора послал отец за нами приглядывать. Виктор тоже в меня влюблён, поэтому следит за каждым движением Андерса. Гениальная папочкина идея. Может, мне соблазнить Виктора, чтобы он сошёл с дистанции? Кстати, я девственница, хотя и такая наглая. Я курю трубку. Виктор говорит, это полезно. Виктор помешан на здоровье.

У меня тоже была невеста Сара. Но она вышла замуж за моего брата Зигфрида, родила ему 6 детей и сейчас ей 75.

Только это всё и спасает: я смеюсь над её истерией, а она — над моей религиозностью. Только забота о самих себе не даёт нам убить друг друга.

Где он, тот друг, которого ищу я, При свете дня я жду, Но он не выйдет вдруг, И ночь его шагов Мне не доносит стук (Марианна) Но чувствует душа, (Андерс) Хоть не увидеть взглядом, Что где-то есть он рядом. (Виктор) Он там, где мне цветы взбивают колыбель, (Профессор) Где трогают ветра верхушки тополей. Он воздух мой и вздох – повсюду он со мной. (Марианна) В весеннем ветерке и в шелесте лесном…

— Ты смотрел на себя в зеркало, Исаак? Нет? Взгляни, что оно тебе покажет? Ты беспокойный старик, одной ногой в могиле, а у меня вся жизнь впереди! Тебе тяжело это слышать? — Нет, не тяжело. — Нет, тебе тяжело, потому что ты не можешь вынести правды. Правда в том, что я слишком долго ждала, что ты всё поймёшь. Ожидание делает человека жестоким, даже против его воли. — Я понимаю. — Нет, ты не понимаешь. Мы говорим на разных языках. Взгляни ещё раз в зеркало. Нет, не отворачивайся! — Я не отворачиваюсь. — Послушай, что я скажу. Я собираюсь замуж за твоего брата Зигфрида. Нам нравится играть с ним в любовь. Смотри, что с твоим лицом. Постарайся улыбнуться. Постарайся. Вот так. Молодец. — Мне больно. — Ты ведь у нас профессор. Кому, как не тебе знать, как победить боль, но ты не знаешь. Ты так много учился, а в итоге всем твоим знаниям грош цена.

Обвинения: эгоизм, чёрствость, заносчивость — обвинения жены. Главное обвинение.

Я знаю, что он мне скажет: «Бедняжка, как мне тебя жаль». Будто он господь бог… А я заплачу и скажу: как ты можешь меня жалеть? И тогда он скажет: я всем сердцем сочувствую тебе… Тогда я заплачу ещё больше и спрошу, может ли он простить меня. Тогда он скажет: ты не должна просить у меня прощения, мне нечего прощать тебе. Но всё это ложь. На самом деле ему всё равно… Потом он вдруг станет нежным, я заору на него, что он выжил из ума, что от его ложного великодушия тошнит. Он скажет, что мне надо выпить успокоительное и что он всё прекрасно понимает. Я скажу, что всё это из-за него. Я такая, как я есть тоже из-за него. Он сделает печальное лицо и скажет, что это его вина.

— А каково будет моё наказание? — Как у всех, наверное… — У всех?! — Ну, да, у всех — одиночество. — Одиночество. — Вот именно, одиночество. — И никакого снисхождения? — Не спрашивайте меня. Об этом судить не мне.

— О чём ты хотела поговорить? — О чём-то, что тебе будет неприятно. — Ты себе нашла кого-нибудь другого? — Не будь ребёнком. — Ребёнком. В каком смысле? Ты говоришь загробным голосом, что должна мне что-то сказать, а потом не можешь решиться мне это произнести! Ну давай же! Сейчас самый подходящий момент для откровенности. Только не томи уже. — Какой же ты смешной. — Как ты думаешь, что я хочу тебе сказать? Что я кого-то убила?.. Я беременна. — Ты уверена? — Вчера пришли результаты анализов. — Так вот в чём секрет. — И я хочу сразу тебе сказать, что этого ребёнка я оставлю. — Ты уже окончательно решила? — Вот именно. — Ты понимаешь, что тебе придётся выбирать между мной и этим ребёнком? — Бедный Эвальд. — Не смей меня жалеть. Жизнь — нелепейшая штука. Почему ты решила, что мы должны обрекать на неё других и они будут более счастливы? — Это всё отговорки. — Называй это как хочешь. Я сам нежеланный ребёнок от брака, который был сущим адом. Я сын своего отца. И этим всё сказано. — Я тебя понимаю, но это не даёт тебе право сложить с себя ответственность. — У меня нет ни времени, ни малейшего желания обсуждать дальше этот вопрос. — Ты трус! — Да, ты права. Жизнь внушает мне полное отвращение. Я не хочу связывать себя никакими обязательствами, которые продлили бы её хотя бы на день. Ты знаешь, что я говорю серьёзно и это не истерика, как ты сначала подумала. — Ты не прав. — Нет ни правых, ни виноватых — каждый исполняет свою роль. — И каковы эти роли? — Ты стремишься быть живой, твоя роль преумножать жизнь вокруг. — А твоя? — Моя роль быть мёртвым, абсолютно мёртвым.

Он говорит, что он живой труп. И Эвальд становится таким же одиноким, холодным и мёртвым.