Владимир Сергеевич Сидоров

Влади́мир Серге́евич Си́доров (1936—2006) — русский поэт, писатель, историк и краевед, журналист. Член Союза писателей СССР (1978).

Владимир Сидоров
Статья в Википедии

Цитаты из стихотворений разных лет

править
  •  

Бетон и стихи умею,
Брасс умею и блюз.
Люблю Хемингуэя
И Корина люблю.
Прописанный в Сибири,
Родом из Москвы,
Строю Крупнейшую-в-мире.
А какую строите вы?[1]

  — «Тончайшие движения души...», 1960-е
  •  

Ждём у причала,
Ждём у крыльца
Кто-то начала,
Кто-то конца.
Пашем и сеем,
Сеем и жнём.
Ждём Одиссея,
Спасителя ждём.
Верности ждём
От неверной жены.
Мальчиков ждём,
Убиенных, с войны.[1]

  — «Ждём у причала...», 1960-е
  •  

Трагикомическое действо,
Времён естественная связь —
Летит по переулку девочка,
Как утро майское светясь. <...>
А из окна, сутуля плечи,
На вид — древнее пирамид,
Как тягостный осенний вечер,
Старуха ведьмою глядит.[1]

  — «Трагикомическое действо...», 1960-е
  •  

Девочки, ждущие мальчиков,
Мальчики, ждущие девочек
На перекрестках мира,
На перепутьях истории...
Три пересмены, и трижды
У проходной Ростсельмаша,
Как у колонны Траяна...[1]

  — «Девочки, ждущие мальчиков...», 1960-е
  •  

Покричит — и сдастся на милость:
В магазинах один буряк.
Не от этих ли благ кормились
Заболоцкий и Пастернак?..
Нате, хищники, уговорили.
Он вам тоже достался, рубль.
И не вы ли нам подарили
Чебуреки и чохохбили? ...
Что касается Джугашвили,
То не вздумайте сделать дубль![2]

  — «Апельсины, лимоны, гранаты...», 1960-е
  •  

Гремит в тебе концерт для фортепьяно
С оркестром, иль безумствует Пиаф,
Иль дребезжит бесхитростное, вроде:
Расцвела сирень в моём садочке,
Ты пришла в сиреневом платочке, —
И ты становишься героем Трафальгара,
Стреляешь в деспота, восходишь на костёр.[1]

  — «Тончайшие движения души...», 1960-е
  •  

Я маленький, я болею
И пью малиновый цвет.
Но Сталин — на мавзолее,
И значит, опасности нет.
И скудно живём, и грубо.
Но сверх своего угла
Полны агитпункты и клубы
Предвыборного тепла.
Хлеб жёлтый от кукурузы,
Торчат из него остюки.
Но гордость всего Союза —
Артёмовские горняки.[1]

  — «Элегия», 1960-е
  •  

Не хочу я быть тридцатилетним
И двадцатилетним — не хочу.
Оставаться б нынешним, последним
Сорок лет, и все мне по плечу.
Жил бы так я, радуясь везенью
Человеком быть среди людей.
Жил бы так — и целовал бы землю
В благодарность, что хожу по ней.[2]

  — «Не хочу я быть тридцатилетним...», 1960-е

Цитаты из прозы

править
  •  

...Илья Быкадоров изредка заходил к Феде. Был он здоровый парень — о нём до призыва говорили: атаманец. Сергей с матерью снимали у Кужелёвых флигель. За многие годы жизни в близком соседстве хозяева и квартиранты тесно сошлись, и хозяев так же часто можно было найти во флигеле, как квартирантов в доме. Илья приветливо здоровался с Сергеем и его матерью, где бы ни встречал их, припадало им с Сергеем и разговаривать подолгу. Никто из этих троих парней, хотя в обиду они себя не давали, драчлив не был и потасовок между верхнехнегниловскими и нижнегниловскими не любил. У Сергея не было причин отказываться, когда Федя Сказал, что у Ильи сестру выдают замуж и он зовёт их на свадьбу.
Народу на свадьбе было много, были и верхнегниловские казаки. Кто-то, видно сказал о Сергее, что — мастеровщина: на него посматривали. И вот раз, и другой, и третий встретился он глазами с одной девушкой.[3]

  — «Камышеваха», 1982
  •  

Сергей снова столкнулся взглядами с этой девушкой. И — пошёл из толпы.
Сипа, ты где? - крикнули сзади.
Быкадороваский родич, услышав «сипа», заревел дурным голосом песню, которой дразнили солдат в его молодости и которой не понимал уже сполна, не объяснил бы дословно он сам:
Отнял водку сип сначала!
Атаман наш сип-сипович,
Пильсудский ведь тоже сипа.
Межевые генералы — москали из москалей.
...Инженеры по железной — все сипа и все сипа!
Эта пьяно безобразная, с виду нелепая песня вырвалась когда-то воплями души утеснённого в старинных порядках и вольностях Дона. Многие казачьи болячки неутихающе ныли в ней, но для молодого поколения они все сливались, и по-настоящему внятным оставался только самый общий смысл: неказаки — враги.[3]

  — «Камышеваха», 1982
  •  

У Сергея отец пил. Спьяну ввалился в яму с известью на гниловской станции, где работал сцепщиком. Умирал он страшно. Для Сергея водка навсегда соединилась с этой смертью. Ему было восемнадцать лет, но он не пробовал спиртного — невиданное дело среди рабочих парней.
Единственный, может быть, трезвый человек на свадьбе, Сергей уловил самое начало движения кнута навстречу и поднырнул под него. Страшный ремень распорол воздух над головой. Пружинисто выпрямляясь, Сергей насадил шапку поглубже. Насмешливое гудение толпы как осеклось. Тут же загудели даже гуще, но, с такой же беспощадностью, насмехаясь над оборонителем ветки.
Промахнувшись, быкадоровский родич потерял самую выгодную позицию. Торопливо попятился, чтобы восстановить дистанцию, ударил в другой раз. Но второпях задел ремнём плетень, и ремень пошёл вперёд слабей и неточно. Сергей выставил левую руку — ремень, хлестнув оскользью, навился в три кольца. Сжав его холодную рубчатую плетёнку, Сергей рванул батиг на себя.
Ничего подобного не ждавший, бородач выпустил кнутовище. Тут же, взмыкнув яростно, пошёл навстречу, расставляя руки, загораживая ветку. Кнутовище было уже у Сергея. Вполсилы, жалея, но — чувствительно, потянул он быкадоровского родича по коленям. Тот по-бабьи присел, закрываясь руками. В толпе злорадно захохотали.
Сергей проскочил мимо растерявшегося бородача, выдернул из сугроба сказочно полыхавшую всеми цветами ветку. Повернулся, нашёл глазами ту девушку, кинул ветку в гущу радостно завизжавших девок.
Тем же вечером его избили.[3]

  — «Камышеваха», 1982
  •  

Увидев, что собрание всё-таки началось, с мыса скомандовали казакам. Строевые невыработанные лошади вымахнули из балки. Наверху сотня рассыпалась в охват собрания. Её далеко не хватало на многотысячную толпу — цепь верховых, оттеснявшая толпу от балки, растягивалась, и скоро в ней наметились разрывы, кучки людей зачернели за нею, между нею и балкой. Школьников углядел это.
— Вниз, товарищи, в балку! — закричал он, показывая рукой.
Чёрно-серая человеческая масса дрогнула, тягуче потекла к балке. Это был как геологический сдвиг. Цепь казаков превратилась в затерянных, затёртых одиночек-верховых, они только старались удержаться на пляшущих лошадях, устоять на месте, не дать снести себя. Оползнем свалившись в балку, толпа привычно поместилась на дне и частью на склонах, повторив очертания рельефа наподобие какого-то пластического вещества, принявшего форму сосуда, в который налито.[3]

  — «Камышеваха», 1982
  •  

— Садись на землю! Садись, слышишь! Садись, садись!.. — отголосками пошло по толпе в усиливающемся шуме кавалерийской атаки.
На взгляд стороннего человека, происходило нечто до крайности необычное, смутно напоминавшее какие-то страницы истории — массовые экстатичные радения, тёмные народные протесты, но выплески именно народной стихии. Минутой раньше нельзя было предсказать то, к чему призвал вожак и что с охотой делало собрание. Да вожак и призвал по наитию, он сам за минуту до этого не подозревал, что может быть такое действие. Тем удивительней, как охотно собрание следовало призыву — как это наитие вожака было родственно духу собрания!..
На тот же сторонний взгляд, люди готовились к коллективному самоубийству. Казаки были без пик, и шашки у них оставались в ножнах, но перекованные на зиму тяжёлыми, в три шипа, зимними подковами казачьи лошади бешено вымолачивали дернистую целину, месили негустую пыль с воздухом. А люди садились как раз под эти бешеные копыта. Людей трясло – так они переживали свою самоубийственую решимость. Они опускались на землю с истерической весёлостью. Садились на зады, на скрещенные по-калмыцки или подвёрнутые на сторону ноги, подкладывали рукавицы, становились на колени. Женщины не забывали взглянуть, не грязно ли, мужчины садились безоглядно, старики кряхтели, молодые ругались, ребятишки баловались. И все неотрывно смотрели на приближающуюся казачью лаву, как смотрит человек на свою смерть. Мало кто молчал, большинство говорили или выкрикивали что-то, не слыша себя, ни других. В виду этого громадного скопища садящихся на месте людей были в особенности заметны немногие люди в ученических, студенческих или ведомственных тужурках и пальто, торопливо отходившие и отбегавшие в стороны.[3]

  — «Камышеваха», 1982

Цитаты о Сидорове

править
  •  

В №34 журнала «Огонек» за 1969 год опубликован фельетон М. Андриасова «Лешачий сын, или эфир предмыслей», в котором шла речь о книжке стихов молодого ростовского поэта Владимира Сидорова «Я люблю тебя». Фельетон М. Андриасова обсуждался на открытом заседании партбюро и на собрании коммунистов Ростовской писательской организации. Собрание писателей-коммунистов признало критику правильной. В Ростиздате не было оказано квалифицированной редакторской помощи начинающему поэту В. Сидорову, издательство не проявило должной идейно-художественной требовательности к рукописи. Выход в свет книжки стихов «Я люблю тебя» в ее нынешнем виде является ошибочным. Собрание коммунистов рекомендовало правлению Ростовской писательской организации совместно с Ростиздатом пересмотреть состав редакционного совета областного книжного издательства и укрепить его идейно зрелыми, талантливыми писателями. Впредь книги молодых авторов, подготовляемые и выходу в свет в Ростиздате, должны иметь рекомендацию редсовета.[4]

  — Александр Бахарев, «Лешачий сын, или эфир предмыслей» , 1970
  •  

Я в каком-то смысле порождение Виталия Сёмина. Он написал «Семеро в одном доме» — я ответил «Праздником по-красногородски»; он написал «Нагрудный знак “Ost”» — у меня вышли четыре повести и рассказ о детях войны. Всё дело в том, что, как подметил Владимир Сидоров, мы были люди одного и того же опыта, времени и места: война, Ростов (а именно поселок Красный город-сад, улица Красная), люди, само собой, вокруг одни и те же.[5]

  Олег Афанасьев, «От автора», 2014

Библиография : книги В. С. Сидорова

править

Стихи и проза :

  • Какая теплая земля! Стихи. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1966.
  • Стихи. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1968.
  • Я люблю тебя. Стихи. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1969.
  • Черемуховые холода. Стихи. — М.: Современник, 1978.
  • Трава между камнями. Стихи. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1979.
  • Любимый цвет. Стихи. — М.: Современник, 1982.
  • Музыка с листа. Стихи. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1983.
  • Камышеваха. Роман. — Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1985.
  • Свет очей моих. Стихи. — 1986.
  • Жизнь по случаю. Стихи. — 1993-1999.
  • Крестная ноша. Трагедия казачества. — 1994-1995.
  • Вуркалака. — 1994.
  • Донская казачья энциклопедия Владимира Сидорова. — 1994.
  • Против зла. — 1997.
  • Русские крестоносцы. — 1999.
  • Четверть тысячелетия. — 1999.
  • Собрание сочинений в 8-ми томах. Терра, 1999-2005.

Переводы :

  • Инджиев Л. Большевики. Повесть. (С калм). — Элиста: Калм. кн. изд-во, 1975; М.: Сов. Россия, 1983.
  • Балакаев А. Счастье, рожденное в борьбе. Роман. (С калм.). — Элиста: Калм. кн. изд-во, 1977.
  • Бадмаев А. Б. Белый курган. Повесть. (С калм.). — Элиста: Калм. кн. изд-во, 1979.
  • Бадмаев А. Б. Страна Бумба. Кн. о Калмыкии. (С калм.). — М.: Дет. лит., 1981.

О жизни и творчестве В.С. Сидорова :

  • Михайлов И. Время свершений. — Дон, 1980. — № 2. — С. 153-157.

Источники

править
  1. 1 2 3 4 5 6 В. С. Сидоров. Я люблю тебя : (стихи, послесловие Н. Скребова). — Ростов-на-Дону : Книжное изд-во, 1969 г. — 79 с.
  2. 1 2 В. С. Сидоров. Собрание сочинений в двух томах. Т.1. — Ростов-на-Дону : Гефест, 1999 г.
  3. 1 2 3 4 5 Владимир Сидоров. Камышеваха : роман. — Ростов-на-Дону: Альтаир, 2012 г. — 413 с.
  4. А. Бахарев. «Лешачий сын, или эфир предмыслей» ― М.: «Огонёк», № 8, 1970 г.
  5. Олег Афанасьев, От автора. — Иерусалим: «Ковчег», № 36, 2012 г.