Царь-танк (также «Нетопырь» или танк Лебеденко) — условное, отчасти ироническое название для боевой машины, разработанной российским инженером Н. Лебеденко в 1914-1915 гг. Танком в общеизвестном смысле объект не был, представляя собой громоздкую колёсную машину. Постройка и испытания проводились в 1915 году. По результатам испытаний был сделан вывод о непригодности объекта к использованию в условиях боя. Проект был закрыт, а единственный экземпляр остался ржаветь в подмосковном лесу.

Танк Лебеденко на испытаниях, 1915 г.

Танк Лебеденко в коротких цитатах

править
  •  

— Ну, нет ли тут у вас в лесу чего-нибудь особенного? Какого-нибудь чудища? Не стоит ли где-нибудь около реки этакая железная штуковина?
Нетопырь? <...>
— Что?! Меткое слово![1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

...два увязших огромных ржавых колеса, напоминающие чем-то пароходные, высотою чуть ли не до макушек леса. Да, передо мной был словно остов странного, фантастического парохода. Я различил короткий, клинообразный, как у ледокола, нос и округлую, тоже массивную корму.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

На всём «нетопыре» не сохранилось ни единой гайки. Всё, что можно было отвинтить, сбить или оторвать, было отвинчено, сбито и унесено.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

Вообразите, что на вас надвигаются два огромных ― в шесть-семь раз выше человека, ― железных колеса, которые все подминают под себя.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

...такой машины еще не знала история! <...> Думая об амфибии, о самодвижущейся диковинной машине с десятиметровыми колесами, какие еще не ходили по земле, я видел неимоверное количество чисто конструкторских трудностей.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

Самодержец всероссийский, как ребёнок, два часа играл в кабинете нашей самодвижущейся колесницей. Николай выворотил чуть ли не всю библиотеку, расставлял на ковре своды законов, устраивал всевозможные барьеры, затем перенес испытания на воду, в комнатный мраморный бассейн, веселился и хохотал.
После этого визита на постройку амфибии был ассигнован <...> миллион рублей.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

— Я придумал танк в виде трехколёсного велосипеда, два колеса у него будут диаметром по десять метров.[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

По чертежам вырисовывалась огромная махина с башней для людей и вооружения, на двух больших колесах впереди и металлическом катке сзади, который должен был нести на себе треть веса конструкции. Танк строился строго секретно.[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

...«проходимость» модели оказалась столь же высока, как и самого Лебеденко. В царском кабинете стоял шкаф с толстенными томами «Сводов законов Российской империи». Николай Николаевич разбросал их по полу и пустил модель. Танк запросто прошел через все «законы», и царю это до того понравилось, что он сел на ковёр и полчаса забавлялся невиданной игрушкой.[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

Собирали танк у ствола большой березы с умыслом, чтобы проверить, рухнет ли дерево, когда пойдет «Нетопырь». Стечкин завел двигатель. Микулин сел за руль, дал газ, «Нетопырь» двинулся, береза, затрещав, рухнула, солдаты вокруг закричали «ура!»[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

Создатели танка столкнулись еще с одной неприятностью. Немецкие моторы работали неважно, часто ломались, и друзья решили сделать свой двигатель.
Первый мотор, который они вдвоем спроектировали и построили, назывался АМБеС (Александр Микулин, Борис Стечкин). Двигатель был двухтактный, самый мощный в ту пору...[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

Несмотря на неудачные испытания, гигантская колесная машина, напоминающая внешне пушечный лафет, часто появляется на страницах изданий посвященных истории танкостроения.[3]

  Анатолий Логинов, «Колесный монстр майора Хезерингтона», 2005

Танк Лебеденко в публицистике и документальной прозе

править
  •  

Идея колесных боевых бронированных машин совсем не нова. Как и все подобные идеи, она не раз порождала появление проектов странных гигантских монстров, «неуязвимых» и «всепобеждающих». Особо интересные проекты появились во время Первой Мировой войны, когда стремление победить в кошмарной и невиданной ранее позиционной бойне породило бум изобретательской мысли. Один из таких проектов широко известен ― это так называемый колёсный танк Лебеденко Н. Н., построенный и прошедший испытания в августе 1917 г. Несмотря на неудачные испытания, гигантская колесная машина, напоминающая внешне пушечный лафет, часто появляется на страницах изданий посвященных истории танкостроения. Однако редко где можно найти упоминание о другом грандиозном колёсном проекте ― трицикле майора Хезерингтона, оказавшем огромное влияние на появление английских танков.[3]

  Анатолий Логинов, «Колесный монстр майора Хезерингтона», 2005

Танк Лебеденко в мемуарах и художественной прозе

править
  •  

— Не приходилось ли вам слышать, что тут, в ваших краях, давным-давно строили одну машину?
— Не знаю. Я малограмотная, сынок.
— Ну, нет ли тут у вас в лесу чего-нибудь особенного? Какого-нибудь чудища? Не стоит ли где-нибудь около реки этакая железная штуковина?
Нетопырь?
— Как?
— Мы его нетопырем зовем.
Расхохотавшись, Бережков обернулся ко мне и с торжеством выкрикнул:
— Что?! Меткое слово!
В невероятном сегодняшнем рассказе Бережков тоже называл это чудище «нетопырем» — прозвищем, которое придумали солдаты.
В ответ на дальнейшие расспросы женщина объяснила, как найти тропинку.
— Разыщем! — сказал Бережков. — Спасибо, мать.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

Мы вновь тронулись. Бережков осторожно направлял мотоциклет по едва заметной лесной тропке. Скоро сквозь стволы берез показалась большая поляна, поросшая молодняком.
— Вот он! — закричал Бережков.
— Где?
Я не видел «нетопыря». За долгие годы неподвижности он слился с местностью, утратил и цвет, и геометрические очертания. Взглядом я искал его как на загадочной картинке.
Поставив мотоциклет, Бережков быстро зашагал по поляне. Я шел за ним и вдруг совсем близко различил два увязших огромных ржавых колеса, напоминающие чем-то пароходные, высотою чуть ли не до макушек леса. Да, передо мной был словно остов странного, фантастического парохода. Я различил короткий, клинообразный, как у ледокола, нос и округлую, тоже массивную корму.
Еще несколько шагов, и я мог взяться за колесо рукой. Слой рыжей ржавчины легко отломился и раскрошился в моих пальцах. Толстые железные плицы виднелись лишь в верхней половине колес; внизу их скрывал молодой березняк. Задний каток почти целиком ушел в почву; там возвышался лишь твёрдый замшелый горб. На всём «нетопыре» не сохранилось ни единой гайки. Все, что можно было отвинтить, сбить или оторвать, было отвинчено, сбито и унесено. И все же стальная махина уцелела.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

Оказалось, что Подрайскому удалось где-то проведать о потрясающей штуке. Вообразите, что на вас надвигаются два огромных ― в шесть-семь раз выше человека, ― железных колеса, которые все подминают под себя. Для сравнения представьте себе ручную тачку. Ее обычно возят по доске. Попробуйте покатить ее по булыжной мостовой. Это вряд ли вам удастся, потому что маленькое колесо не перепрыгнет через булыжник. А извозчик легко двигается по мостовой. Колесо его пролетки имеет диаметр семьсот миллиметров и свободно перескакивает через камни и небольшие выемки. Десятиметровое же колесо будет легко преодолевать окопы, проволочные заграждения, заборы и даже крестьянские постройки. В бронированной кабине будут расположены пулемёты и пушки.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

Чёрт возьми, такой машины еще не знала история! С мальчишеских лет я мечтал стать создателем, конструктором небывалых вещей, мечтал о великих делах, которые я совершу, которыми прославлю Россию. Вот оно, это небывалое дело!
Меня охватило вдохновение. Думая об амфибии, о самодвижущейся диковинной машине с десятиметровыми колесами, какие еще не ходили по земле, я видел неимоверное количество чисто конструкторских трудностей. Но тут же, на ходу, в воображении возникали решения, захватывающе остроумные, адски интересные, как всегда кажется в такие моменты.
― Изумительно! ― воскликнул я, восхищённый, вероятно, какой-нибудь собственной конструкторской находкой.
Ганьшин посмотрел на меня сквозь стёклышки очков. Его курносая физиономия была, как всегда, скептической.
― Что ты? ― беспокойно спросил я. ― Как твое мнение?
― О тебе?
― Нет, об этой вещи.
― Игра ума, фантазия, чепуха.
― Как чепуха? Почему чепуха?
Здесь же, по пути домой, Ганьшин высмеял невиданное-неслыханное колесо. Прошло время, сказал он, когда воевали колесницами. Теперь на войне огромная амфибия, несомненно, окажется нелепостью. Высоченные колеса будут издали заметны и на воде и в поле; на такой махине нельзя незаметно подойти к неприятелю; эту мишень с легкостью разобьет артиллерия: для пушек это будет самая лакомая пища.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

Прошло немного времени, и в лаборатории была выстроена модель амфибии ― в одну десятую величины. Выкрашенная в защитный цвет, снабженная небольшим мотором, амфибия, пыхтя и громыхая, двигалась по комнатам, куда Подрайский допускал лишь немногих избранных. Из прочных толстых томов энциклопедического словаря мы устраивали заборы, дома, окопы. Машина легко брала эти преграды. По приказанию Подрайского в одной из комнат таинственной лаборатории была вделана в пол глубокая цинковая лохань, которую наполнили водой. Мы пускали амфибию туда; ватерлиния проходила чуть выше оси, герметичность была полной, машина легко ходила на плаву и сама выбиралась из воды.
Затем наше произведение было упаковано в великолепный ящик красного дерева, и проникавший всюду, всесильный, всемогущий, вхожий чуть ли не в преисподнюю Бархатный Кот поехал в Петроград показывать изобретение царю. Кстати, на внутренней стороне крышки ящика красовалась бронзовая дощечка: «Амфибия Подрайского».
Подрайский был действительно принят Николаем. Самодержец всероссийский, как ребенок, два часа играл в кабинете нашей самодвижущейся колесницей. Николай выворотил чуть ли не всю библиотеку, расставлял на ковре своды законов, устраивал всевозможные барьеры, затем перенес испытания на воду, в комнатный мраморный бассейн, веселился и хохотал.
После этого визита на постройку амфибии был ассигнован, или, как выражался Подрайский, высочайше пожалован, миллион рублей. Миллион! Если бы вы слышали, с какой нежностью Бархатный Кот выговаривал это слово!..[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

...по требованию Подрайского, мы именовали теперь нашу амфибию. «Касатка», как вы, наверное, знаете, ― название одного подотряда китов.
― Да! ― подтвердил Подрайский. ― Мы будем её строить в дремучем лесу.
Выяснилось, что Подрайский, которому давно уже некогда было проведать Ладошникова в его ангаре, целую неделю ездил по берегам близких к Москве рек, отыскивая места, абсолютно недосягаемые для посторонних глаз. На следующий день он повез меня и Ганьшина в облюбованное им местечко. Сначала мы ехали в автомобиле, потом в одной деревне пересели в розвальни. С немалыми трудами мы добрались до полянки в густом глухом лесу, расположенном на берегу Оки.
― Будем строить здесь! ― объявил Подрайский.
Вскоре там уже работала рота сапёров. Они снесли сотни деревьев, расширяя поляну. Были выкопаны невероятно сырые землянки и выстроены домики из сырых, обливающихся слезами сосновых бревен для саперно-инженерных войск, которым предназначалось сооружать амфибию.
Участок обнесли колючей проволокой, через сто-двести шагов стояли часовые.[1]

  Александр Бек, «Талант (Жизнь Бережкова)», 1956
  •  

Лебеденко вызвал к себе Микулина:
— Я придумал танк в виде трехколёсного велосипеда, два колеса у него будут диаметром по десять метров. Согласны ли вы взяться за разработку конструкции?
Микулин согласился, и вскоре они со Стечкиным сели за расчет и конструирование металлического чудовища, которое окрестили «Нетопырем».
По чертежам вырисовывалась огромная махина с башней для людей и вооружения, на двух больших колесах впереди и металлическом катке сзади, который должен был нести на себе треть веса конструкции. Танк строился строго секретно. Печать не раз упоминала о «боевой колеснице капитана Лебеденко и инженера Микулила». Почему-то только не всегда называют имя Стечкина, который сделал полный расчет «Нетопыря». Лебеденко же осуществлял организационное руководство строительством танка, в основном добывая финансы.[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

Когда проект полностью завершили, Николай Николаевич попросил сделать действующую модель танка. Стечкин и Микулин соорудили чудесную игрушку на трехсотмиллиметровых колесах. Зажигались лампочки, высовывались орудия. Модель ездила по лаборатории, преодолевая искусственные препятствия. Внутри танка была граммофонная пружина, которую нужно было упорно заводить, чтобы игрушка могла долго ездить. Танк покрасили, колеса отникелировали — невероятной красоты модель получилась! Лебеденко велел сделать для нее дорогой, красного дерева ящик с посеребренными и позолоченными застежками. И в один прекрасный день Николай Николаевич — вкрадчивые манеры, медовые, бархатные подстриженные усы и дивные темно-вишневого цвета улыбающиеся глаза, — в один прекрасный день собрался в путь-дорогу. Он нарядился в великолепный черный фрак, который ему очень шел, нацепил на лацкан нечто вроде орденка на красной ленточке (где-то раздобыл по случаю), захватил с собой шкатулку с моделью и отправился в Петербург к князю Львову, председателю «земгусаров», как называли в лаборатории Земский союз. Выслушав Лебеденко, Львов позвонил военному министру и сказал, что появился изобретатель, который решит исход войны в три дня. Министр немедленно приехал, посмотрел модель, покрутил головой, что-то промычал, но взять на себя ответственность не решился:
— Надо показать государю.
Об этом-то и мечтал Лебеденко![2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

Царь принял Николая Николаевича одного, «без лишних глаз и ушей». Тот артистично, мягкими словами обрисовал модель, упирая на ее достоинства, завел её и подготовил к самому главному эффекту, который был тщательно отрепетирован в лаборатории:
— А сейчас, ваше величество, я покажу вам проходимость моего танка!
И надо сказать, «проходимость» модели оказалась столь же высока, как и самого Лебеденко. В царском кабинете стоял шкаф с толстенными томами «Сводов законов Российской империи». Николай Николаевич разбросал их по полу и пустил модель. Танк запросто прошел через все «законы», и царю это до того понравилось, что он сел на ковёр и полчаса забавлялся невиданной игрушкой. А Лебеденко, усиливая эффект, в это время мурлыкал над императором:
— Кроме того, ваше величество, мой танк можно сделать на плаву, что позволит не только за три дня закончить войну с немцами, но и в считанные часы, да, в считанные часы, ваше величество, взять Босфор и Дарданеллы, — и Николай Николаевич зажмурился от удовольствия.
Царь поднялся с ковра и сказал:
— Знаете что, вы мне оставьте эту штуку. Что от меня вам нужно?
Деньги, ваше величество, — не моргнув, сказал Лебеденко.
— У вас есть какая-нибудь бумажка? — спросил царь. — Давайте я напишу.
Бумага мигом оказалась под высочайшим пером, и Лебеденко уехал от царя с открытым счетом.[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

В это время стали призывать в армию и старшекурсников — младшие уже отличались на поле брани. Стечкина почему-то не трогали, а Микулина не обошли повесткой. Он тут же позвонил Лебеденко:
— Николай Николаевич, кончилась наша совместная работа. Завтра я должен явиться в третью школу прапорщиков.
А танк только начали собирать...
— Александр Александрович, сегодня ровно в девять вечера приезжайте в Хамовнический ангар, — ответил Лебеденко.
Микулин явился на казенном «харлее», добытом в свое время тоже с помощью всемогущего Лебеденко. У ворот ангара стоял роскошный автомобиль «дедион-бутон» последнего выпуска. «Кого это Лебеденко привез?» Вошел в ангар — тишина. Только маленький электрический фонарик бегает по корпусу танка, установленному на брёвнах. У танка стоял Лебеденко с каким-то военным в светло-серой шинели. Увидев Микулина, Николай Николаевич торжественно объявил:
— Господин министр, разрешите вам представить мою правую руку — наш главный конструктор Микулин!
Военный протянул сухую маленькую руку:
— А мы осматриваем вашу работу.[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

Колёса были таврового сечения, полки их покрывали досками. Наши изобретатели взяли два автомобильных колеса, прижали их железнодорожной рессорой к колесу танка, к его полке, и оно вращалось за счет трения. Собирали танк у ствола большой березы с умыслом, чтобы проверить, рухнет ли дерево, когда пойдет «Нетопырь». Стечкин завел двигатель. Микулин сел за руль, дал газ, «Нетопырь» двинулся, береза, затрещав, рухнула, солдаты вокруг закричали «ура!». И все было хорошо, пока танк шел по гати, но, как только гать кончилась, задний каток ушел в мягкую сырую землю. Место было болотистое, и вытащить увязший «Нетопырь» силенок у двух «майбахов» не хватило. Так он и остался на добрых три десятка лет ржаветь в подмосковном лесу...
Создатели танка столкнулись еще с одной неприятностью. Немецкие моторы работали неважно, часто ломались, и друзья решили сделать свой двигатель.
Первый мотор, который они вдвоем спроектировали и построили, назывался АМБеС (Александр Микулин, Борис Стечкин). Двигатель был двухтактный, самый мощный в ту пору — давал 300 лошадиных сил мощности и 3000 оборотов в минуту. Цельнометаллический, стальной, он состоял из вала, на котором под углом были укреплены две шайбы. От шайб шли шатуны, а на их концах внутри шести цилиндров стояли поршни. Жесткость всей конструкции придавали два полушария с шарикоподшипниками для вала, на который насаживался пропеллер. В этом авиационном двигателе, также выполненном в лаборатории Лебеденко на средства военного ведомства, в 1916 году впервые был осуществлен впрыск топлива в цилиндры бензинового мотора.[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978
  •  

Двигатель <танка> работал, но после запуска через минуту-полторы останавливался, и, когда его разобрали, выяснилось, что шатуны гнутся из-за деформации корпуса. Стечкин исправил ошибку, но мотор продолжал барахлить. Кредиты, отпущенные Военным ведомством, кончились. Однако Лебеденко не пал духом. Организатор он был отменный. Стечкин не раз потом вспоминал о своем начальнике, у которого долго был заместителем по научной части, интересовался его дальнейшей судьбой. После Великого Октября Лебеденко бесследно исчез, и никто о нем больше не слыхал.
«Наверно, погиб где-нибудь, — говорил Борис Сергеевич. — О таком, как он, мы бы обязательно услышали. Значит, нет в живых — обязательно объявился бы!»[2]

  Феликс Чуев, «Стечкин», 1978

Источники

править
  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Бек А. А. Собрание сочинений. В 4-х томах. Волоколамское шоссе. Военные рассказы и очерки. — М.: Худож. лит., 1974 г.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Чуев Ф. И. «Стечкин». — М.: Молодая гвардия, 1978 г.
  3. 1 2 А. А. Логинов. Колёсный монстр майора Хезерингтона. ― М.: Сержант, № 30 (1/2005 г.)

См. также

править