Сцена из Фауста

драматический отрывок Александра Сергеевича Пушкина

«Сцена из Фауста» — небольшая поэма Александра Пушкина 1825 года, впервые напечатанная в «Московском вестнике» № 8 за 1828 год под заглавием «Новая сцена из Фауста». Оригинальная вариация на тему «Фауста» Гёте.

Цитаты

править
  •  

Фауст
Мне скучно, бес.
Мефистофель
Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живёт —
И всех вас гроб, зевая, ждёт.
Зевай и ты.

  •  

Фауст
О сон чудесный!
О пламя чистое любви!

  •  

Мефистофель
Ты думал: агнец мой послушный!
Как жадно я тебя желал!
Как хитро в деве простодушной
Я грёзы сердца возмущал! —
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она…
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчётный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; —
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо… <…>
Фауст
Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!
Мефистофель
Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я —
Я даром времени не трачу.
Фауст
Что там белеет? говори.
Мефистофель
Корабль испанский трёхмачто́вый,
Пристать в Голландию готовый:
На нём мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подаренá.
Фауст
Всё утопить.

О поэме

править
  •  

… раскрыта тёмная сторона, тайна, которую с ужасом прочитает в сердце своём каждый человек <…>. Вот где обозначил себя Пушкин, вот где он становится выше современников, вот наши залоги того, что может он создать, если, сбросив оковы условий, приличий пошлых и суеты, скрытый в самого себя, захочет он дать полную свободу своему сильному гению! <…>
«Отрывок из Фауста» Гёте мог бы вместить в своё бессмертное создание, и его не отличили бы…

  Николай Полевой, «Борис Годунов». Сочинение Александра Пушкина, январь 1833
  •  

… мы видим, что Пушкин и эту великую идею лелеял в своём художническом духе, и по данной пробе мы смело говорим, что он мог бы с успехом продолжать этот труд.[1]

  Карл Фарнхаген фон Энзе, «Сочинения А. Пушкина», 1838
  •  

Пушкину, кажется, хотелось написать нечто в роде «Гёца фон Берлихингена», но на этот раз он далеко отстал от своего образца.[2][1]

  — возможно, Амплий Очкин, «Сочинения Александра Пушкина». Томы IX, X и XI
  •  

Многим эта сцена так понравилась, что они, не зная Гётева «Фауста», порешили, будто она лучше его. Действительно, эта сцена написана удивительно лёгкими и бойкими стихами; но между нею и Гётевым «Фаустом» нет ничего общего. Она — не что иное, как распространение мысли, выраженной Пушкиным в маленьком стихотворении «Демон». Этот демон был "довольно мелкий, из самых нечиновных". <…>
Его Мефистофель <…> всё тот же мелкий чертёнок, которого воспел он в молодости под громким именем «Демона». Это просто-напросто остряк, прошедшего столетия, которого скептицизм наводит теперь не разочарование, а зевоту и хороший сон. Фауст Пушкина — не измученный неудовлетворённою жаждою знания человек, а какой-то пресытившийся гуляка, которому уже ничего в горло нейдёт, un homme blase. Несмотря на то, пьеса эта написана ловко и бойко, и потому читается легко и с удовольствием.

  Виссарион Белинский, «Сочинения Александра Пушкина», статья одиннадцатая и последняя, январь 1846
  •  

Гётев Фауст навёл его вдруг на идею сжать в двух-трёх страничках главную мысль германского поэта, — и дивишься, как она метко понята и как сосредоточена в одно крепкое ядро, несмотря на всю её неопределённую разбросанность у Гёте.

  Николай Гоголь, «В чём же наконец существо русской поэзии и в чём её особенность» («Выбранные места из переписки с друзьями» XXXI), 1846
  •  

Фауст доверчиво и даже с некоторым ужасом выслушивает вздорную болтовню Мефистофеля, а потом для развлечения приказывает Мефистофелю утопить испанский трёхмачтовый корабль, готовый пристать к берегам Голландии. Эта так называемая «Сцена из Фауста» составляет превосходный комментарий к «Евгению Онегину». В этой сцене демонизм, как понимает его Пушкин, доведён уже до последних границ нелепого и смешного. Тут уж для читателя становится ясно, что пушкинский Фауст — совсем не Фауст и совсем не высшая натура, а просто развесёлый купеческий сынок, которому свойственно не топить трёхмачтовые испанские корабли, а разрушать большие зеркала в русских увеселительных заведениях. Над Мефистофелем этот резвый юноша не имеет ни малейшей власти, но должность Мефистофеля исправляет при этом российском Фаусте толстый бумажник, наполненный кредитными билетами. Именно этот карманный Мефистофель и даёт ему возможность бить зеркала, для того чтобы разнообразить жизнь и прогонять на несколько минут роковую скуку. Отнимите у российского Фауста бумажник, и он тотчас сделается тише воды, ниже травы, скромнее красной девушки. Вместе с вспышками демонической натуры пропадёт и роковая скука. Фауст пойдёт в чернорабочие и затеряется в той серой толпе, которую он отважно давил своими рысаками во времена своего господства над карманным Мефистофелем.

  Дмитрий Писарев, «Пушкин и Белинский (глава первая)» (II), 1865
  •  

… он набрасывает сцену между Фаустом и Мефистофелем. <…> Любопытно, что при этом Мефистофель заявляет себя «психологом» и рекомендует эту «науку» особливому вниманию своего многоучёного собеседника: можно было бы подумать, что Пушкин предчувствовал новейшие заслуги двусмысленной и опасной дисциплины перед её дальновидным ценителем.

  Вячеслав Иванов, «О Пушкине: Два маяка», 1937
  •  

Разоблачение романтического идеала истинной, вечной любви является темой <…> «Сцены из Фауста». <…> Пушкинский Фауст — бывший романтик, разочаровавшийся не только в жизни, но и в самих романтических идеалах, «великодушных мечтах» его прошлого. <…>
Фауст, будучи не в силах дольше выслушивать разоблачения его романтических верований (а возразить Мефистофелю ему нечего), в гневе и отчаянии гонит его прочь, давая ему попутно поручение утопить приближающийся «корабль испанский трёхмачтовый» с несколькими сотнями плывущих на нём людей — матросов и пассажиров.
Эта последняя деталь также очень существенна в концепции Пушкина. Он здесь подчёркивает особую психологическую черту в облике разочаровавшегося во всём бывшего романтика — его антигуманный, даже больше, общественно опасный характер. Иногда сознательно, как в данном случае, иногда нечаянно, от эгоистического невнимания к людям, такой озлобленный скептик, готовый цинически издеваться над своими прошлыми мечтами и идеалами, всегда при соприкосновении с людьми несёт им зло, гибель, несчастья. Сам Пушкин позже, а за ним и другие русские писатели подробно разработали эту характерную черту разочарованного романтика. Близок к этому типу Евгений Онегин, «чудак печальный и опасный», убийца своего молодого друга, сделавший на всю жизнь несчастной полюбившую его девушку; таковы герои ЛермонтоваПечорин, убивший Грушницкого, погубивший двух любящих его женщин, «Демона», который «сеял зло без наслажденья», Арбенин, повторивший историю Демона в условиях петербургского «света»… В ослабленном виде те же губительные для окружающих черты мы находим в «эпигонах» этого типа — «лишних людях» 1840-х годов в произведениях Тургенева и Герцена.
В «Сцене из Фауста» эта черта дана в символически обобщенном, схематическом виде.

  Сергей Бонди, «Рождение реализма в творчестве Пушкина», 1966

Примечания

править
  1. 1 2 Пушкин в прижизненной критике, 1834—1837 / Под общей ред. Е. О. Ларионовой. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2008. — С. 313, 333.
  2. …..ъ …..ъ // Санкт-Петербургские ведомости. — 1841. — № 260 (14 ноября).