Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова

«Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова» — цикл из 4 рассказов и дебютный сборник Михаила Зощенко, впервые изданный в декабре 1921 года.

Цитаты

править
  •  

штаны мои любезные…[1]

  — «Чертовинка»
  •  

— Ты что ж это нарушаешь тут беспорядки?[1]

  — там же

Предисловие

править
  •  

Стал мельник <…> круглеть и розоветь, да только в дальнейшей жизни вышел ему перетык[1] и прискорбный случай…

  •  

… не увлекаюсь больше мужицкой жизнью.
Что ж там? Бедность, блекота и слабое развитие техники[1].

  •  

А сапоги эти я двенадцать лет носил, прямо скажу, в руках. Чуть какая мокрень или непогода — разуюсь и хлюпаю по грязи… Берегу.

Великосветская история

править
  •  

… очень я даже посторонний человек в жизни. Но только случилось со мной великосветское приключение и пошла оттого моя жизнь в разные стороны, всё равно, как вода, скажем, в руке — через пальцы, да и нет её.

  •  

Встречу, скажем, человека и спрошу: а кто за есть такой Пипин Короткий?
И тут-то и вижу всю человеческую образованность, всё равно как на ладони.

  •  

Стою. Только слышу вдруг шум в передних окопчиках. Шибко так шумят, а немец, безусловно, тихий, и будто вдруг атмосферой на меня пахнуло.
«Ах ты, — думаю, — так твою так — газы!»
А поветрие лёгонькое этакое в нашу, в русскую сторону.
Беру преспокойно зелинскую маску (с резиной), взбегаю в земляночку…
Так, мол, и так, кричу, князь ваше сиятельство, дыши через маску — газы.
Очень тут произошёл ужас в земляночке.
Сестричка милосердия — бяк, с катушек долой, — мёртвая падаль.
А я сволок князеньку вашего сиятельства на волю, кострик разложил по уставу. Зажёг. Лежим, не трепыхнемся… Что будет… Дышим.
А газы… Немец — хитрая сука, да и мы, безусловно, тонкость понимаем: газы не имеют права осесть на огонь.
Газы туды и сюды крутятся, выискивают нас-то… Сбоку да с верхов так и лезут, так и лезут клубом, вынюхивают…
А мы, знай, полёживаем да дышим в маску…
Только прошёл газ, видим — живые.

  •  

Только иду нешибко лесом, слышу — кличет кто-то.
Смотрю — посадские. Босые босячки. Крохоборы.
— Куда, — вспрашивают, — идёшь-катишься, военный мужичок?
Отвечаю смиренномудро:
— Качусь, говорю, в город Минск по личной своей потребности.
— Тек-с, — говорят, — а что у тебя, скажи, пожалуйста, в вещевом мешечке?
— Так, — отвечаю, — кое-какое своё барахлишко.
— Ох, — говорят, — врёшь, худой мужик!
— Нету, воистинная моя правда. <…>
— А есть ли, — вспрашивают, — деньги?
— Нет, — говорю, — извините худого мужика, денег не припас.
Только один рыжий такой крохобор, конопатый:
— Чего, — говорит, — агитировать: становись (это мне то есть), становись, примерно, вон к той берёзе, тут мы в тебя и штрельнём. <…>
— Зачем, отвечаю, относишься с такими словами? Я, говорю, на это совершенно даже не согласен.
— А мы, — говорят, — твоего согласия не спросим, нам, — говорят, — на твоё несогласие ровно даже начихать. Становись и всё тут.
— Ну, хорошо, — говорю, — а есть ли вам от казни какая корысть?
— Нет, корысти, — говорят, — нету, но мы, говорят, для ради молодечества казним, дух внутренний поддержать.

Виктория Казимировна

править
  •  

Подпоручик ничего себе, но — сволочь.[1]

  •  

В одна тыща девятьсот, должно быть, что в шестнадцатом году, запомнил, ходил такой чёрный, люди говорили, румынский мужик. С птицей он ходил. На груди у него — клетка, а в клетке — не попка, — попка та зелёная, — а тут вообще какая-то тропическая птица. Так она, сволочь такая, учёная, клювом вынимала счастье — кому что. А мне, запомнил, планета Рак и жизнь предсказана до 90 лет.
И ещё там многое что предсказано, что — я уж и позабыл, да только всё исполнилось в точности.

Гиблое место

править
  •  

Много таких же, как и не я, начиная с германской кампании, ходят по русской земле и не знают, к чему бы им такое приткнуться.
И верно. К чему приткнуться человеку, если каждый предмет, заметьте, свиное корыто даже, имеет своё назначение, а человеку этого назначения не указано? И через это человеку самому приходится находить своё определение.

  •  

Пришли к ним, например, два человека и за стол без слова сели. <…>
Бабка Василиса видит, что смело они так сели, и к ним.
— Вы, — говорит, — кто ж такие будете, красные, может быть, или, наверное, белые?[2]
Те усмехнулись и говорят:
— А ты угадай, мамаша. Ежели угадаешь, то мы тебя угостим свиным шпиком. А ежели нет, то извиняемся — на тот свет пошлём. Нынче жизнь не представляет какой-нибудь определённой ценности, а это у нас будет вроде интересной игры, которая нас подбодрит на дальнейшее путешествие.
Бабка Василиса испугалась и затряслась. Сначала она так сказала, потом этак.
Те говорят:
— Нет, не угадала, мамаша. Мы — зелёная армия. И мы идём против белых и против красных под лозунгом «Догорай моя лучина».
И тут они взяли бабку за руку и застрелили её во дворе.

О цикле

править
  •  

Значителен Михаил Зощенко, автор оригинальной серии «Рассказов г. Синебрюхова», писатель почти уже сложившийся, он нашёл свой стиль, свои слова <…>. Синебрюхов — <…> это Санчо Панса до знакомства с Дон-Кихотом.

  Максим Горький, «Группа „Серапионовы братья“», 15 марта 1923
  •  

Первые мои литературные шаги после революции были ошибочны. Я начал писать большие рассказы[3] в старой форме и старым, полустёртым языком, на котором, правда, и посейчас ещё иной раз дописывается большая литература. — слишком строгое суждение[4]

  — Михаил Зощенко, <Автобиография>, 1932
  •  

… Зощенко принёс свою рукопись, поставив условие не печатать его фамилию на обложке, а пометить её только на титульном листе. Он потребовал также, чтобы обложка была из самой дешёвой обёрточной бумаги, наподобие лубочных изданий.[5]

  Елизавета Полонская, «Моё знакомство с Михаилом Зощенко»
  •  

Главный герой цикла <…> — это тот маленький человек, которого революция завертела, закрутила и который был так характерен для взбурлившей России. Назар Ильич оторван от мужицкого корня, хотя <…> и в городе он места себе не нашёл и потому чувствует себя «очень… даже посторонним человеком в жизни».
Но пассивность Синебрюхова мнимая, и это хорошо чувствовали его современники. <…>
Активность Синебрюхова держится прежде всего на умении владеть «рукомеслом». <…>
Но неожиданно в облик своего героя Зощенко вводит ноты, которые не только ставят под сомнение революционные возможности синебрюховых, но и заставляют несколько иначе отнестись к самому вопросу о потенциях революции. Оказавшись на позиции вместе со «своим» молодым князем, Синебрюхов верноподданно ему служит. <…>
Дело происходит после февральской революции, рабье в Синебрюхове ещё кажется оправданным, но оно уже выступает как тревожный симптом <…>.
Ещё тревожней для Зощенко была реакция односельчан Синебрюхова на революцию. <…>
С негодованием писал он о тех людях, которые в демократических декларациях революции увидели прежде всего безудержную необузданность своих возможностей.[6]

  Галина Белая, доклад «Экзистенциальная проблематика творчества М. Зощенко», июнь 1994
  •  

Зощенко применяет пока простейшую разновидность сказа: от первого лица. Так написан у него весь цикл «Рассказов Синебрюхова». <…> Отлично пользуется Зощенко синтаксисом народного говора: расстановка слов, глагольные формы, выбор синонимов — во всём этом ни единой ошибки. Забавную новизну самым стертым, запятаченным словам он умеет придать ошибочным (как будто) выбором синонимов, намеренными плеоназмами («пожить в полное семейное удовольствие», «на одном конце — пригорок, на другом — обратно пригорок», «в нижних подштанниках»). И всё-таки долго стоять на этой станции Зощенко не стоит. Надо трогаться дальше, пусть даже по шпалам.

  Евгений Замятин, «Серапионовы братья», май
  •  

… фактура рассказов достаточно однообразна, фабула — анекдотична, а затраченное на прочтение рассказов время не оправдано ни внутренним, ни внешним их мастерством. <…> Приходится предположить, что «Рассказы Синебрюхова» — оселок, на котором пробует дарование молодой автор. Но в таком случае ни в печать, ни в продажу эти первые шаги пускать ни в коем случае не следовало бы.[7][8]

  Николай Асеев, рецензия
  •  

Назар Ильич, <…> весёлый еловоохотник, многое на своём веку повидавший, давно уже утратил границу памяти и воображения, кажется живым с первого же лукавого словечка, за которым в карман лезть не приходится. Мало того, видишь его глаза, путаешься в неразрываемой паутине пылкой и жульнической жестикуляции, и, конечно, всё это потому, что Назар Ильич давно знаком читателю. Не он ли вчера продал вам подержанную солдатскую шинель на толкучке, а сегодня приглашает в трактир переговорить по весьма таинственному и важному делу, «на котором много заработать можно»?[9][6]

  •  

Синебрюхов — жаден, животен, хитёр, туп, жалок и смешон. И рассказано про него автором хорошо; свежий, сочный, молодой язык, — удачная в общем стилизация разговорной речи людей с растеряевых улиц, лёгкость и занимательность сюжета, — жалость и негодование, просвечивающие сквозь смех по поводу несчастной жвачности Синебрюховых. <…> Тема о Синебрюховых очень своевременна. Только нужно уметь по-настоящему связать её с нашей эпохой <…>. Иначе будут получаться либо недоговоренности и неопределённости, либо безделушки и бонбоньерки, либо прямо контрреволюционные вещи. <…>
Сатира и смех теперь нужны, как никогда, и о Синебрюховых нужно писать, но пусть читатель чувствует, что частица великого революционного духа бьётся в груди писателя и передаётся каждой вещи, каждой странице. А для этого с вершин, с вершин эпохи нужно смотреть, а не копошиться в мелкостях одних и «блекоте». М. Зощенко одарён. Субъективно он близок к нам, большевикам, он молод. Зощенко не стоит на месте. У него есть вещи ещё лучше, чем рассказы Синебрюхова: «Коза», «Лялька Пятьдесят», «Любовь». Следует поэтому относиться к нему внимательней и строже.[10][8]

  Александр Воронский, рецензия

Примечания

править
  1. 1 2 3 4 5 Цитировал, например, Корней Чуковский в воспоминаниях о Зощенко.
  2. Далее — по: Зощенко Мих. Избранные повести. — Л.: Гослитиздат, 1936.
  3. Вошедшие также в сборник «Разнотык» и ещё несколько.
  4. Ю. В. Томашевский. Примечания // Михаил Зощенко. Собрание сочинений в 3 т. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1986. — С. 538.
  5. Михаил Зощенко в воспоминаниях современников / Составители А. Смолян, Н. Юргенева. — М.: Советский писатель, 1981. — С. 133.
  6. 1 2 Литературное обозрение. — 1995. — № 1 (249). — С. 6.
  7. Печать и революция. — 1922. — № 7 (октябрь). — С. 316.
  8. 1 2 М. З. Долинский. Материалы к биографической хронике // Мих. Зощенко. Уважаемые граждане. — М.: Книжная палата, 1991. — (Из архива печати). — С. 39-40. — 50000 экз.
  9. Книга и революция. — 1922. — № 8. — С. 41.
  10. Красная новь. — 1922. — № 6 (ноябрь). — С. 344.