Разговоры в царстве мёртвых

«Разговоры в царстве мёртвых» (др.-греч. Νεκρικοὶ Διάλογοι) — сатирические диалогические миниатюры Лукиана, написанные примерно в 166-167 годах. Вместе с «Разговорами гетер», «Разговорами богов», «Морскими разговорами» они образуют серию небольших сценок в жанре менипповой сатиры и, вероятно, заключают ряд менипповских сочинений Лукиана. В этом произведении наиболее отчётливо проявились кинические симпатии писателя.

Цитаты

Крёз. Плутон, мы не можем терпеть эту собаку Мениппа своим соседом. Отправь его куда-нибудь или нам позволь переселиться в другое место. Плутон. Чем же вас обидел ваш сомертвец? Крёз. Мы все плачем и стонем, вспоминая свою земную судьбу: вот этот, Мидас, — золото, Сарданапал — великую роскошь, я, Крёз — свои сокровища, а он смеётся над нами и ругается, называя нас рабами и негодяями, а то вдруг начнёт петь, нарочно мешая нам плакать; одним словом, он надоедлив. Плутон. Что это такое они говорят, Менипп? Менипп. Сущую правду, Плутон: я ненавижу их за то, что неблагородны и жалки! Мало того что они прожили свою жизнь гадко, они ещё после смерти помнят о том, что было на земле, и крепко за это держатся. — II. Плутон, или Против Мениппа

Менипп. Как же это вышло, Трофоний и Амфилох, что вы, обыкновенные мертвецы, каким-то образом удостоились храмов и считаетесь пророками, а легковерные люди полагают, что вы боги? Амфилох. Мы разве виноваты, что они по своей глупости так думают о мёртвых? Менипп. Они бы так не думали, если бы вы при жизни не морочили их, прикидываясь знающими будущее и способными его предсказать. Трофоний. <…> что касается меня, то я герой и предсказываю будущее тому, кто спустился ко мне в пещеру. Ты, кажется, никогда не был в Лебадее, а то бы не относился к этому с таким презрением. Менипп. Что ж по-твоему? Мне нужно отправиться в Лебадею, надеть какую-то шутовскую полотняную одежду, взять в обе руки по лепёшке и пролезть через узкое отверстие в пещеру, иначе я не буду знать, что ты такой же мертвец, как мы все, отличаясь только шарлатанством? Но, ради твоего прорицательского искусства, скажи мне, что такое герой? Я не знаю. Трофоний. Это существо, составленное из бога и человека. Менипп. Значит, ни бог, ни человек, а вместе с тем и то, и другое? Куда же сейчас девалась твоя божественная половина? Трофоний. Пророчествует в Беотии. Менипп. Не мне понять, Трофоний, что такое ты говоришь; одно я вижу ясно: что ты мертвец и больше ничего. — III

Терпсион. Разве это справедливо, Плутон? Я умер на тридцатом году жизни, а старик Фукрит, которому уже больше девяноста лет, всё ещё продолжает жить! Плутон. Вполне справедливо, Терпсион. Он жив, так как никому из своих друзей не желал смерти, а ты всё время имел против него дурные мысли, дожидаясь наследства. <…> Терпсион. Отчего же остается в живых дряхлый старик, с тремя сохранившимися зубами во рту, почти слепой, — четыре раба должны его поддерживать, — с насморком в носу, с глазами, полными гноя, ничего приятного не знающий, какой-то живой труп, посмешище для всех молодых, а прекраснейшие юноши в расцвете сил должны умирать? <…> Сколько мне стоил этот Фукрит! Всегда казалось, что он уже умирает; когда я к нему приходил, он вздыхал и стонал сдавленным голосом, совсем как ещё не вылупившийся из яйца птенец; я думал, что вот-вот он уже ляжет в гроб, и посылал ему подарок за подарком, чтобы не дать перещеголять себя моим соперникам. Сколько ночей я не спал от забот, все размышляя и высчитывая! От этого я и умер, от бессонницы и забот. А Фукрит, проглотив мою приманку, стоял позавчера у моей могилы и смеялся. — VI

Харон. Послушайте, в каком мы положении. У нас, видите сами, судёнышко маленькое, прогнившее, во многих местах пропускает воду, и стоит ему лишь наклониться набок, чтоб опрокинуться и пойти ко дну; а вас здесь так много, да ещё каждый столько несёт. Я боюсь вас пустить в лодку вместе со всей поклажей: не пришлось бы вам потом раскаяться, в особенности тем из вас, которые не умеют плавать. <…> садитесь в лодку совсем голые, а всё, что у вас есть, оставьте на берегу <…>. Гермес. А этот красивый юноша кто такой? Харон. Хармолей, мегарский красавец, за один поцелуй которого платили по два таланта. Гермес. Скорей снимай с себя красоту, губы вместе с поцелуями, длинные волосы, снимай румянец со щёк и вообще всю кожу. <…> А ты, Кратон, брось своё богатство, да ещё свою изнеженность и роскошь; не бери с собой погребальных одежд и деяний предков, оставь и происхождение своё и славу, и если город провозгласил тебя когда-нибудь благодетелем, брось и это; брось также надписи на твоих изображениях и не рассказывай, какой высокий курган тебе соорудили: одно упоминание об этом может отягчить лодку. <…> А кто же этот, с таким важным видом, такой гордый, вот этот, с поднятыми бровями, погруженный в раздумие? Какая длинная борода! Менипп. Это философ, Гермес, а вернее — шут и лгун. Вели ему снять с себя всё, и ты увидишь, сколько пресмешных вещей спрятано у него под плащом. Гермес. Снимай сначала свою осанку, а потом и всё остальное. О Зевс! Сколько он принёс с собой хвастовства, сколько невежества, охоты до споров, пустого стремления к известности! Сколько коварных вопросов, хитрых рассуждений, запутанных исследований! Да у него и пустого баловства множество, и болтовни немало, и пустомельства, и мелочности… Клянусь Зевсом, и золото есть, и любовь к наслаждениям, и бесстыдство, и гневливость, и роскошь, и изнеженность. Я всё это вижу, хотя ты и тщательно скрываешь. Бросай всё, и ложь тоже, и самомнение, и уверенность в том, что ты лучше всех остальных. Если бы ты вошёл со всей своей поклажей, — даже пятидесятивёсельный корабль не выдержал бы такой тяжести! <…> Философ. Тогда ты, Менипп, брось свою свободу духа и свободу речи, брось свою беззаботность, благородство и смех: никто ведь, кроме тебя, не смеётся. Гермес. Напротив, сохрани их: это все вещи лёгкие, перевезти их нетрудно, и они даже помогут нам переплыть озеро. <…> Философ. А ты, Менипп, разве не опечален тем, что умер? Менипп. Отчего же мне печалиться, если я сам, без призыва, пошёл навстречу смерти? <…> Гермес. Тебя одного, Менипп, никто не оплакивает; один лишь ты почиваешь спокойно. Менипп. О нет, скоро ты услышишь, как по мне жалобно завоют собаки, как вороны станут хлопать крыльями, собравшись меня хоронить. Гермес. Ты прекрасный человек, Менипп. — X

	Александр. Если бы я не обратился на Восток, сочтя Запад ничтожным, — что совершил бы я великого, покорив Италию без кровопролития, подчинив Ливию и все области до Гадейры? Но эти страны казались мне не стоящими военных трудов: они ведь уже тогда боялись меня и признавали своим господином. — XII
	ἐγὼ δὲ εἰ μὴ μικρὰ τὰ ἑσπέρια δόξας ἐπὶ τὴν ἕω μᾶλλον ὥρμησα, τί ἂν μέγα ἔπραξα Ἰταλίαν ἀναιμωτὶ λαβὼν καὶ Λιβύην καὶ τὰ μέχρι Γαδείρων ὑπαγόμενος; ἀλλ᾽ οὐκ ἀξιόμαχα ἔδοξέ μοι ἐκεῖνα ὑποπτήσσοντα ἤδη καὶ δεσπότην ὁμολογοῦντα.

Геракл. Что было в Геракле от Амфитриона, то и умерло, и это именно — я, а что было от Зевса, то живёт на небе с богами. Диоген. Теперь я все отлично понимаю: Алкмена, говоришь ты, родила одновременно двух Гераклов — одного от Амфитриона, другого от Зевса, и вы были близнецами от разных отцов, только никто не знал об этом. Геракл. Да нет же, ничего ты не понимаешь: мы оба — один и тот же. Диоген. Не так легко понять, что два Геракла были соединены в одно, разве только представить себе тебя чем-то вроде кентавра, человеком и богом, сросшимися вместе. Геракл. Да разве ты не знаешь, что все люди таким же образом составлены из двух частей — души и тела? Отчего же невозможно, чтобы душа, происходящая от Зевса, пребывала на небе, а я, смертная часть, находился в царстве мёртвых? Диоген. Но, почтенный сын Амфитриона, всё это было бы прекрасно, если бы ты был телом, а ты ведь бестелесный призрак. Таким образом выходит уже тройной Геракл. <…> А вот рассуди сам: настоящий Геракл живёт на небе, ты, его призрак, — у нас, а тело его уже обратилось в прах на Эте, — всего, значит, три. Тебе надо теперь придумать третьего отца для тела. Геракл. Ты дерзок и настоящий софист. Кто ты такой? Диоген. Диогена синопского призрак, а сам он, клянусь Зевсом, не с богами на светлом Олимпе, но живёт вместе с лучшими среди мёртвых и смеётся над Гомером и всей этой высокопарной болтовнёй. — XVI

Менипп. Эак, позволь мне дать Сарданапалу пощёчину. Эак. Нельзя; у него череп — как у женщины: ты его разобьёшь. Менипп. Ну так, по крайней мере, я плюну на этого двуполого. — XX

Пифагор. А покажи-ка, нет ли у тебя в мешке чего-нибудь поесть. Менипп. Бобы, дорогой мой; тебе этого есть нельзя. Пифагор. Давай! У мёртвых учение другое; я здесь убедился, что бобы и головы предков совсем не одно и то же. Эак. Вот здесь Солон, <…> Фалес, <…> всего их семь. Менипп. Одни они не грустят и сохранили весёлый вид. А кто же этот, весь в золе, как скверный хлеб, покрытый пузырями? Эак. Это Эмпедокл; он пришёл к нам из Этны наполовину изжаренный. — XX

Хирон. Я думаю, приятно то, что разнообразно и не отличается простотой. А я, живя на свете, имел всегда одно и то же: солнце, свет, еду. Времена года были всегда те же самые, все вместе с ними следовало друг за другом постоянно в одинаковом порядке, никогда не нарушая взаимной своей связи. Я пресытился этим. Не в том, чтобы находиться всегда в одном и том же положении, но в том, чтобы ощутить и что-то иное, — вот в чём счастье. Менипп. <…> Ну, а как тебе нравится в преисподней с тех пор, как ты пришёл сюда по собственному выбору? Хирон. Мне здесь приятно, Менипп: здесь царит действительно всенародное равенство, и, оказывается, свет нисколько не лучше мрака. А кроме того, здесь никто не чувствует ни жажды, ни голода, как это было на земле… — XXVI

Сострат. … ты несправедливо поступаешь, наказывая нас, послушно исполняющих приказания Клото, и награждая тех, которые, делая добро, повинуются лишь чужой воле? Никто ведь не вздумает утверждать, что можно восставать против того, что предопределено с полной необходимостью. Минос. Если ты, Сострат, станешь всё точно взвешивать, то увидишь, что ещё много других вещей происходит не по требованиям разума. Своими вопросами ты добился того, что я теперь считаю тебя не только разбойником, но и софистом. Гермес, освободи его: наказание с него снимается. Только, смотри, не учи других мёртвых задавать такие вопросы. — XXX (конец)

Перевод

С. Сребрный, 1915, ред.

См. также

• «Менипп, или Путешествие в подземное царство»