Мультивак

«Мультивак» (англ. Multivac) — цикл фантастических рассказов Айзека Азимова о глобальном компьютере, который оптимизирует жизнь человечества. Его идея впервые появляется в рассказе «Разрешимое противоречие» 1950 года из сборника «Я, робот». Здесь не представлены произведения, где Мультивак только упоминается. Ущербность идеи использования подобного суперкомпьютера для верховной регуляции общества показана, к примеру, Станиславом Лемом в «Summa Technologiae» (гл. IV: Опасности электрократии).

Цитаты

	Пальцы его уверенно выстучали вопрос: «Мультивак, что хочется тебе самому больше всего на свете?» Пауза между вопросом и ответом тянулась мучительно долго <…>. И вот послышалось щёлканье, выпала карточка. Маленькая карточка, на которой чёткими буквами было написано: «Я хочу умереть». — перевод: Н. Л. Рахманова, 1965
	His fingers punched out the question with deft strokes: "Multivac, what do you yourself want more than anything else?" The moment between question and answer lengthened unbearably <…>. And there was a clicking and a card popped out. It was a small card. On it, in precise letters, was the answer: "I want to die."
	— «Все грехи мира» (All The Troubles of the World), 1958 (сборник «Девять завтра», 1959)

	— А откуда все знали, за кого голосовать? Им Мультивак говорил? Мэтью свирепо сдвинул брови: — Они решали это сами! <…> Первые вычислительные машины были намного меньше Мультивака. Но они становились всё больше и больше и могли определить, как пройдут выборы, по всё меньшему и меньшему числу голосов. А потом в конце концов построили Мультивак, который способен абсолютно всё решить по одному голосу. — автор и сам понимал невозможность последнего варианта, потому в конце рассказа и раскрыта истинная суть; перевод: H. Я. Гвоздарёва, 1966
	"How did all the people know who to vote for? Did Multivac tell them?" Matthew's eyebrows hunched down and he looked severe. "They just used their own judgment. <…> The first computers were much smaller than Multivac. But the machines grew bigger and they could tell how the election would go from fewer and fewer votes. Then, at last, they built Multivac and it can tell from just one voter."
	— «Выборы» (Franchise), 1955 (сб. «На Земле достаточно места», 1957)

	— Когда говорят о правительстве Риджли 1988 года, разве кто-нибудь скажет, что он победил на выборах потому, что наобещал золотые горы и плел расистский вздор? Ничего подобного! Нет, они говорят «выбор сволочи Маккомбера», словно только Хамфри Маккомбер приложил к этому руку, а он-то отвечал на вопросы Мультивака и больше ничего. Я и сам так говорил, а вот теперь я понимаю, что бедняга был всего-навсего простым фермером и не просил назначать его избирателем. Так почему же он виноват больше других? А теперь его имя стало ругательством.
	"When they talk about the Ridgely administration of 1988, do they say he won them over with pie-in-the-sky promises and racist baloney? No! They talk about the 'goddam MacComber vote,' as though Humphrey MacComber was the only man who had anything to do with it because he faced Multivac. I've said it myself-only now I think the poor guy was just a truck farmer who didn't ask to be picked. Why was it his fault more than anyone else's? Now his name is a curse."
	— там же

	Голос у Мультивака был чарующий, и обаяние его не приедалось, сколько ни слушай. Тембр не мужской, но и не женский. А язык — любой, на каком удобнее разговаривать собеседнику. — перевод: И. Васильева, 1997
	Multivac's voice was beautiful, with a beauty that never quite vanished no matter how often it was heard. Its timbre was neither quite male nor, for that matter, female, and it spoke in whatever language its hearer understood best.
	— «Жизнь и времена Мультивака» (The Life and Times of Multivac), 1975 (сб. «Двухсотлетний человек», 1976)

	У Мультивака не было какого-то определённого помещения. Его присутствие было глобальным: все точки земного шара связывались между собой проводами, оптическими волокнами и микроволнами. Мозг Мультивака был разделён на сотни частей, но функционировал как единое целое. Его терминалы были разбросаны по всей планете, и хоть один из них да находился поблизости от каждого из пяти миллионов жителей. Времени хватало на всех, поскольку Мультивак мог персонально общаться с каждым человеком одновременно, не отвлекаясь при этом от мировых проблем. — экстраполяция ARPANET
	Multivac had no particular home any longer. It was a global presence knit together by wire, optical fiber, and microwave. It had a brain divided into a hundred subsidiaries but acting as one. It had its outlets everywhere and no human being of the five million was far from one. There was time for all of them, since Multivac could speak to all individually at the same time and not lift its mind from the greater problems that concerned it.
	— там же

	Послышался странный щелчок, и Бакст невольно вздрогнул при мысли о том, что Мультивак пытается удержаться от смеха. Такое очеловечение <…> было трудно принять.
	There was an odd clicking and Bakst could not repress a slight shiver at the sudden thought that Multivac might be avoiding a laugh. It was a touch of the human beyond what <…> was ready to accept.
	— там же

	— Вся беда в том, что он как бы наполовину разумен. Как идиот. Достаточно разумен, чтобы делать ошибки очень сложными способами, но недостаточно умён, чтобы помочь нам понять, в чём же ошибка. <…> Может быть, Мультивак вовсе не идиот, а попросту ребёнок. <…> Надо же ребёнку когда-то и поиграть. — перевод: Н. Ягненкова, 1994
	"The trouble is, it's half-smart, like an idiot. It's smart enough to go wrong in very complicated ways, but not smart enough to help us find out what's wrong. And that's the wrong smartness." <…> "Maybe Multivac isn't like an idiot, maybe it's like a kid. <…> A kid's got to play, too."
	— «Точка зрения» (Point of View), 1975 (сб. «Совершенный робот», 1982)

См. также

• «Последний вопрос»

О рассказах

	Случается, что автор, который, казалось бы, знает пробабилизмы событий, отбрасывает знание этого, если рассчитывает дать эффектное завершение, так сказать, «соль» произведения. Так, например, в новелле «Все грехи мира» <…> Мультивак как бы в приступе «цифрового невроза» угрожает сам себе (жаждет смерти, чтобы наконец-то «всё из головы вон!»). Азимов был особо предрасположен к пониманию того, что компьютер классического типа, каковым однозначно является Мультивак, личностью в антропоморфическом смысле не обладает, а поэтому не мог высказать суицидного желания, а если б даже и мог, то, несомненно, сделал бы это сразу — но ведь тогда и новеллы-то не было бы! Цифровые машины, оптимизирующие решения и занятые динамичным социотехническим управлением, обязаны действовать скорее так, как Азимов показал в другой новелле, завершающей том «I, Robot», где компьютеры, управляющие всемирной экономикой, доводят дело до малых локальных расстройств и хозяйственных кризисов, делая это одновременно плавно и неосознанно <…>. Признаем лояльно, антиверистическая история о Мультиваке, который хотел бы совершить самоубийство, гораздо интереснее, нежели новелла о лишенных личности корреляторах; но только до момента финала, потому что первое произведение раскрывает иллюзорность загадки, а второе — именно сущность. Что, впрочем, склоняет к мысли, что не каждый замысел, футурологически и эмпирически ценный, может тем самым быть «фотогеничным» повествовательно. Порой эти возможности оказываются принципиально несводимыми, то есть несовыполнимыми.
	Bywa, że autor, o którym wolno sądzić, iż zna probabilizmy zajść, gwałci tę swoją lepszą wiedze, kiedy dzięki temu może liczyć na efektowną pointę. Tak np. w noweli Wszystkie grzechy świata <…> Multivac, w przystępie niejako „neurozy cyfrowej”, sam sobie zagraża (pragnie umrzeć, aby „mieć wszystko z głowy”). Asimov był szczególnie predysponowany do tego, by rozumieć, że komputer typu klasycznego, jakim najwyraźniej jest Multivac, osobowości w sensie klasycznym nie posiada, toteż nie mógłby wyrazić samobójczego życzenia, a gdyby wreszcie miał je wygłosić, niechybnie potrafiłby to uczynić od razu — lecz wówczas nie dałoby się napisać napisać nowelki. Maszyny cyfrowe, optymalizujące decyzje i zajęte dynamicznym sterowaniem, działać winny tak raczej, jak to Asimov pokazuje w innej noweli, zamykając tom I, Robot, gdzie komputery zarządzające światową ekonomiką doprowadzają do małych lokalnych zaburzeń i kryzysów gospodarczych, czyniąc to zarazem planowo i nieświadomie <…>. Przyznajmy lojalnie, że antywerystyczna historia o Multivacu, co samobójstwo chciał popełnić, jest bardziej interesująca od nowelki o pozbawionych osobowości korelatorach; ale tylko — do momentu rozwiązania, bo pierwszy utwór wyjawia pozorność zagadki, a drugi — sensowność właśnie. Co zresztą skłania do refleksji, że nie każdy pomysł, który może być cenny futurologicznie i empirycznie, musi tym samym być „fotogeniczny” narracyjnie. Nieraz panuje między tymi ewentualnościami nieprzywiedlność, tj. niewspółwykonalność.
	— Станислав Лем, «Фантастика и футурология», книга 2, «II. Роботы и люди», 1970

	[Идеальный механизм выборов] описан. Его предложил великий Айзек Азимов в рассказе <…> «Выборы». <…> Хоть в демократии ритуал выборов пуст и бессмыслен, но всё-таки за правителями есть какой-никакой надзор: газеты и журналы, группы давления, общественное мнение… Но все эти надзоры вполне могли бы ужиться и с системой, которую изобрёл Айзек Азимов.
	La soluzione c'era, e l'aveva data il grande Isaac Asimov in un racconto <…> e s'intitolava "Diritto di voto". <…> in una democrazia, anche dopo il rito futile delle elezioni, i governanti sono controllati dalla stampa, dai gruppi di pressione, dall'opinione pubblica. Ma si potrebbe fare così anche col sistema proposto da Asimov.
	— Умберто Эко, «Как выбирают президента» (Come eleggere il presidente), 2000 (сб. «Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ», 2006)