«Страсти по Тилю»[1] — сатирическая пьеса Григория Горина 1973 года на основе фламандского фольклора и романа Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле». Автор стихов — Юлий Ким. Поставлена Марком Захаровым в 1974 году под названием «Тиль», под каким и публикуется.

Цитаты

править
  •  

Рыбник. Стоп, стоп! Это важный пункт… Что там насчёт денег?
Палач. Доносчик получает треть имущества… <…>
Клаас. Эй, Иост, ты решил сделаться доносчиком?
Рыбник. Ну, что значит — решил?.. Такие вещи не решают, это приходит как-то само собой… по вдохновению. — пролог

Часть первая

править
  •  

Палач. Тебе когда-нибудь вырвут язык.
Тиль. Прекрасно! Во рту станет больше места для пищи.
Монах. Купи индульгенцию, сын мой! <…>
Тиль. А за будущие грехи можно откупиться?
Монах. Хоть на сто лет вперёд.
Тиль. Столько я вряд ли проживу. (Достал монету.) Отрежь на полчаса, святой отец!
Монах берёт монету, протягивает Тилю индульгенцию. Тиль тут же вытаскивает у него из кармана кошелёк.
Монах. Стой! Что ты делаешь? Мой кошелёк!
Тиль (увёртываясь от погони). Этот грех мне прощён, монах. Я откупился!

  •  

Тиль (поёт, пародируя Рыбника).
Я — честный рыбник. Вот — горой
Товар мой перед вами.
Торгую семгой и икрой
И изредка… друзьями!
Профос. Интересно… А ну-ка, Тиль, меня…
Тиль (после некоторого колебания). Ну, если просите… (Поёт.)
Профос — начальник! О-ля-ля!
Его и трогать боязно.
Ведь он целует короля…
Да жаль, что ниже пояса!..
Профос (мрачно). Я что-то не понял. Что имеется в виду?
Рыбник (угодливо). Он шутит… Юмор!
Профос. «Целует ниже пояса…» Вы считаете, это — смешно?!
Тиль. О, извините, господин профос, я не знал, что у вас это серьёзно!

  •  

Тиль. Не плачь, Неле, не надо! Они всё равно не оценят этот самый красивый фонтан на городской площади.

  •  

Клаас. Чертёнок, как он похож на меня! Красив, как я, и уродлив, как я…

  •  

Клаас. … он скоро вернётся <…>. Это значит что надо накрывать на стол, поскольку ботинок просит каши!.. — переосмысление поговорки, возможно, неоригинальное

  •  

Тиль. Королеву Марию я бы изобразил в профиль, она так прекрасна, что фламандцам незачем показывать её всю, достаточно половины… <…> Великого инквизитора я бы изобразил со спины: для его же безопасности не надо, чтобы фламандцы запомнили его в лицо. Герцога Альбу, которого у нас в народе ласково называют «кровавым», я бы изобразил в условной манере — маленький холмик, крестик и надпись: «Альба»!

  •  

Инквизитор (встаёт, зачитывает приговор). «Суд святой инквизиции при участии магистрата города Дамме, рассмотрев дело о богоотступнике Клаасе, признает его виновным в ереси и связи с еретиками и приговаривает его к сожжению перед зданием ратуши на медленном огне!»
Толпа заволновалась.
Голоса из толпы. Позор!
— Несправедливо!
— Нельзя мучить человека!..
Профос (вскочил). Ваше преосвященство, я протестую! Клаас преступник, но он честно жил и честно работал. Его любили и уважали в городе. Как представитель магистрата я требую сожжения на быстром огне! Церковь должна быть гуманна, ваше преосвященство! <…>
Из толпы выскакивает Хозяин пивной.
Хозяин пивной. Ваше преосвященство! Дозвольте сказать. Я — простой человек, и все мы тут — простые люди, но так нельзя, ваше преосвященство… Он — угольщик, всегда ко всем с уважением… Копейки лишней не брал… А мы что, звери, что ли?.. На быстром!..
Клаас. <…> Не взыщите, что говорю вам на прощанье горькие слова, от сладких тошнит перед смертью…

  •  

Рыбник. Как ты добр… <…> За что я люблю вас всех и призываю жить праведно… И я добьюсь своего, Тиль!.. Даже если мне придётся донести на весь мир…

Часть вторая

править
  •  

Ламме. А я этого гусака давно заприметил… Плавает, мерзавец, в луже и гогочет… Я думаю: ну, давай, давай, гогочи! С вином-то лучше поплывёшь…

  •  

Ламме. Сегодня какой-то мальчишка прибегает, кричит: «Дяденька, помоги! Мой отец с соседом дерется!» Ну, я влез в драку, кричу: «А кто твой отец?» А он орет: «Так из-за этого они и дерутся!..» — возможно, анекдот

  •  

Тиль. На зелёных дубах, на дубовых столбах
Круглый год в этом щедром краю
Вырастают плоды с языком до пупа —
Даровая жратва воронью.

И хоть в этой стране древесина в цене,
Всюду весело пышет огонь:
Жжём живьём вместо дров и сироток, и вдов —
И тепло, и приятная вонь[2].

  •  

Анна. Я не получала никаких писем!
Тиль. Неужели они не дошли? Странно… Я указал на конверте адрес: «Самой красивой женщине Бриля»… Наверное, это ошибка. Надо было писать: «Самой прекрасной женщине Фландрии»…

  •  

Филипп. Ты мстишь мне за убитых соотечественников, за сожжённые дома… Но подумай: а вдруг это всё естество? Ты же не испытываешь ненависти к землетрясению или к извергающейся лаве вулкана? При этом тоже гибнут люди… Ну и что? Природа, уничтожая, обновляется… Короли — тоже порождение природы… <…>
Тиль. И плевать мне, что вы — порождение природы. Я и природу ненавижу, когда она сеет смерть… Когда-нибудь я и с вулканами рассчитаюсь, пока просто руки не доходят!..

О пьесе и спектакле

править
  •  

… великий насмешник, борец и романтик Тиль Уленшпигель протянул в 1974 году руку братской помощи артистам Московского театра имени Ленинского комсомола и новому, только что назначенному главному режиссёру <…>.
До Григория Горина знаменитый роман не раз перелагали для сцены, но <…> Горин это сделал лучше всех его предшественников <…>.
Горин действительно счастливым образом выдумал дерзкую и остроумную пьесу. Подобное сочинение было необходимо новому, молодому театру.
<…> это то название, которое необыкновенным образом соответствует постановочному мышлению театра в данный исторический момент. <…> Это то название, которое таит в себе возможность выхода за пределы прежних сценических достижений, овладения новыми рубежами в режиссуре, актёрском искусстве, сценографии. Наконец, это то, что не знает зритель, но предчувствует. <…>
Наличие сатиры проверить много легче, чем объективно зафиксировать другие достоинства. Если ты испытал до 1987 года серьёзные затруднения со своим сценическим сочинением, на котором зритель много и охотно смеётся, если на тебя всерьёз обиделись и, более того, кто-то посчитал твоё произведение вредоносным обобщением, — знай: дело у тебя пахло именно сатирой, а не её имитацией. <…>
Продуктивная работа над нашим новым героем началась с того исторического момента, когда я повёл себя необыкновенно беспощадно по отношению к главному претенденту на роль создателя предстоящей сценической версии. В суровой, безапелляционной форме я, срываясь на грубость, высказал ему все свои претензии и подверг нелицеприятному анализу его драматургические достоинства и мнимые заслуги. Речь шла обо мне. Я высказал себе всё, что я о себе думаю, и, торжествуя победу над собственными амбициями, помчался к моему другу и единомышленнику Григорию Горину <…>. Он просто заправил пишущую машинку чистым листом бумаги и, не дослушав меня, отстучал текст: «Страсти по Тилю» <…>.
«Страсти» потом пришлось по требованию цензуры из названия убрать и бережно перенести в души и сердца главных исполнителей. Никто от этого особенно не пострадал, короткое «Тиль» тоже звучало неплохо. <…>
Много лет подряд идёт спектакль «Тиль». Пьеса у Горина лихая, весёлая, «самоигральная», но ни один серьёзный театр в стране не поставил её после нас. Почему? Драматургия здесь слишком плотно срослась с режиссурой и даже музыкой, сочинённой к этому спектаклю. Я — не Таиров, явно подражать мне, сделать слепок с моего спектакля — занятие несолидное. Чтобы кто-то на это решился, мне надо, как минимум, умереть. Лучше это сделать и Горину. В таком случае спектакль прекратит своё психологическое давление.

  — Марк Захаров, «Контакты на разных уровнях», 1988, 2000
  •  

Зимой 1974 года он видоизменил историю <…> Ленкома, отстучав на пишущей машинке первые диалоги своего искромётного «Тиля».
Обновлённая и счастливая труппа Ленкома начала новую жизнь.
Николай Петрович Караченцов стал именно тем самым тараном, что пробил брешь в стене, отделяющей старый Театр имени Ленинского комсомола от нового московского Ленкома. Успех «Тиля» во многом определялся новым молодым героем, актёром синтетического свойства…

  — Марк Захаров, «Суперпрофессия», 2000
  •  

Возможность сыграть в одном лице и хулигана, и шута, и национального героя, и философа, и Ромео — действительно редкий шанс.[3]

  — Николай Караченцов, «О такой роли, как Тиль, можно было только мечтать»
  •  

Театр я никогда не любил. А тут вдруг я увидел живой организм, услышал живые слова. Потрясающая драматургия. Я даже не мог этого проанализировать. Просто впечатление было настолько сильным, что в конце, когда была кульминация спектакля, мне стало плохо с сердцем, и я, шагая по ногам, вызывая проклятия всех зрителей, вынужден был выйти из зала и принимать таблетки, чтобы успокоиться.
Меня настолько завёл этот спектакль, что самому захотелось что-то сделать дальше в таком же мощном, энергичном стиле, так же эмоционально. Возникли идеи создания «Звезды и смерти Хоакина Мурьеты», потом «Юноны и Авось».[4]

  Алексей Рыбников

Примечания

править
  1. См. ниже комментарий Марка Захарова.
  2. От Быт. 8:20—21.
  3. Григорий Горин. Воспоминания современников. — М.: Эксмо, 2001.
  4. Григорий Горин. Шутовские комедии. — М.: Эксмо, 2005. — С. 5.