Легенда об Уленшпигеле
«Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и других краях» (фр. La Légende et les aventures héroïques, joyeuses et glorieuses d’Ulenspiegel et de Lamme Goedzak au Pays de Flandres et ailleurs) — исторический роман Шарля де Костера, впервые опубликованный в 1867 году. Magnum opus писателя.
Цитаты
правитьПредисловие совы
править- Préface du hibou
… когда вам не удаётся сожрать птичку, вы грызёте гнёздышко — лишь бы поточить зубы. | |
… lorsque vous ne pouvez manger l’oiseau, vous mangez le nid, de peur de perdre un coup de dent. |
… шалый поэт, в твоих же интересах признать моё соавторство, — ведь по меньшей мере двадцать глав в твоём произведении принадлежат мне <…>. Забияка-поэт, ты крушишь подряд всех, кого ты называешь душителями твоего отечества, ты пригвождаешь к позорному столбу истории Карла V и Филиппа II. Нет, ты не сова, ты неосторожен. Ты ручаешься, что Карлы Пятые и Филиппы Вторые перевелись на свете? Ты не боишься, что бдительная цензура усмотрит во чреве твоего слона намёки на знаменитых современников? Зачем ты тревожишь прах императора и короля? <…> Кое-кто тебе не простит этого лая, да и я не прощу — ты портишь мне моё мещанское пищеварение. | |
… poëte écervelé, il était de ton intérêt de me réintégrer dans ton œuvre, dont vingt chapitres, au moins, m’appartiennent <…>. Poëte criard, tu tapes à tort & à travers sur ceux que tu appelles les bourreaux de ta patrie, tu mets Charles-Quint & Philippe II au pilori de l’histoire, tu n’es pas hibou, tu n’es pas prudent. Sais-tu s’il n’existe plus de Charles-Quint & de Philippe II en ce monde ? Ne crains-tu pas qu’une censure attentive n’aille chercher dans le ventre de ton éléphant, des allusions à d’illustres contemporains ? <…> Qui cherche les coups périra sous les coups. Il est des gens qui ne te pardonneront point, je ne te pardonne pas non plus, tu troubles ma digestion bourgeoise. |
… я поспешу указать на резкость и дерзость твоего слога моим литературным родичам, а это люди осмотрительные и исполнительные, сильные своими перьями, клювом и очками, умеющие придавать самую очаровательную, самую благопристойную форму тем любовным историям, которые они рассказывают юношеству, <…> умеющие в течение часа неприметно разогреть кровь у кого угодно, хоть у твердокаменной Агнессы. О дерзновенный поэт, ты, что так любишь Рабле и старых мастеров! Эти люди имеют перед тобой то преимущество, что, шлифуя французский язык, они в конце концов сотрут его окончательно. | |
… je te préviens que je vais de ce pas dénoncer la crudité & les audaces de ton style à mes cousins en littérature, forts en plume, en bec & en lunettes, gens prudents & pédants, qui savent de la façon la plus aimable, la plus « comme il faut », avec beaucoup de gaze & de manchettes, raconter aux jeunes personnes des histoires d’amour, <…> & qui vous forment en une heure, sans qu’on y voie rien, l’Agnès la plus rétive. Ô poëte téméraire qui aimes tant Rabelais & les vieux maîtres, ces gens-là ont sur toi cet avantage, qu’ils finiront par user la langue française à force de la polir. | |
— Ухалус Посовиномус (Bubulus bubb) |
Книга 1
правитьКогда, на склоне дня и с наступлением вечера, он отправлялся по Брюггской дороге в таверну промыть пивцом свою черную от угольной пыли глотку, женщины, на порогах домов дышавшие свежим воздухом, приветствовали его: | |
Si, la journée finie & le soir tombant, il allait en quelque taverne, sur la route de Bruges, laver de cuyte son gosier noir de charbon, toutes les femmes humant le serein sur le pas de leurs portes lui criaient amicalement : |
Car c’est la vraie façon en Flandre, pour sécher les gens mouillés, d’allumer un feu de bière en la bedaine. |
… его святейшее величество Карл решил по случаю рождения своего сына устроить пышные празднества. Подобно Клаасу, он тоже решил половить рыбку — но не в канале, а в копилках и кошельках у своих подданных. <…> Кстати сказать, самые рыбные реки — не самые многоводные. — VII | |
… Sa Sainte Majesté Charles résolut de donner de belles fêtes pour bien célébrer la naissance de son fils. Elle résolut, comme Claes, d’aller à la pêche, non en un canal, mais dans les aumônières & cuirets de ses peuples. <…> Car les rivières les plus poissonneuses ne sont pas celles où il y a le plus d’eau. |
… из Рима пришли печальные вести. <…> императорские военачальники ворвались в святой град и, не щадя ни священников, ни монахов, ни женщин, ни детей, разорили и опустошили церкви, часовни, дома. <…> обожравшиеся, упившиеся рейтары и ландскнехты, бряцая оружием, шатались по городу, искали кардиналов и кричали, что они им лишнее отрежут и тогда уж, дескать, папой никому из них не бывать[К 1]. Те, кто привёл угрозу свою в исполнение, с важным видом расхаживали по городу, и на шее у них висели чётки по двадцать восемь, а то и более, бусинок, каждая величиной с орех и все до единой в крови. — VII | |
… arrivèrent de Rome nouvelles lamentables. <…> capitaines de l’empereur, étaient entrés en la sainte ville, y avaient saccagé & pillé les églises, chapelles & maisons, n’épargnant personne, prêtres, nonnains, femmes ni enfants. <…> reiters & landsknechts vaguaient par Rome, saoûlés de nourriture, ivres de buverie, brandissant leurs armes, cherchant les cardinaux, & disant qu’ils tailleraient assez dans leur cuir pour les empêcher de devenir jamais papes. D’autres, ayant déjà exécuté cette menace, se promenaient fièrement dans la ville, portant sur leur poitrine des chapelets de vingt-huit grains ou davantage, gros comme des noix, & tout sanglants. |
Клаас зарычал, как собака: | |
Claes répondit à voix basse, comme un chien qui gronde : |
Иост <…> любил собирать у себя в жарко натопленной комнате тьму-тьмущую самых старых и самых ехидных кумушек, потчевать их гренками и сладким вином. | |
Josse <…> aimait aussi de rassembler, en une salle bien chauffée, des commères en grand nombre & des plus vieilles & hargneuses, & leur donnait à manger du pain rôti & à boire de l’hypocras. |
… на этом свете существует два сорта бездельников: одних всякая работа приводит в бешенство, другие от неё только скулят.[3] — XIX[1] | |
… en ce monde deux sortes de couards fainéants, ceux qui se fâchent contre le labeur, & ceux qui geignent quand il faut ouvrer. |
… на свете существует два сорта лодырей; одни клянут всякую работу, другие ноют, когда им приходится что-нибудь делать. — то же |
Пришёл ноябрь, студёный месяц, когда кашлюны с наслаждением предаются музыке харканья. — XXIII | |
Novembre était venu, le mois grelard où les tousseux se donnent à cœur-joie de la musique de phlegmes. |
Никого не любя, злосчастный нелюдим не решался заигрывать с женщинами. Он прятался в каком-нибудь дальнем закоулке, в какой-нибудь комнатушке с побеленными известью стенами и узкими окошками — там он грыз пирожное, и на крошки тучами летели мухи. Лаская сам себя, инфант медленно давил мух на оконном стекле, давил сотнями, и прекращал избиение только из-за сильной дрожи в пальцах. Жестокая эта забава доставляла ему какое-то пакостное наслаждение, ибо похоть и жестокость — это две отвратительные сестры. — XXV | |
Se sentant sans amour pour les autres, le pauvre sournois n’osait s’offrir aux dames : il allait alors dans un petit coin écarté, en une petite chambre crépie à la chaux, éclairée par d’étroites fenêtres où, d’habitude, il grugeait ses pâtisseries & où les mouches venaient en foule à cause des miettes. Là, se caressant lui-même, il leur écrasait lentement la tête contre les vitres & il en tuait des centaines, jusqu’à ce que ses doigts tremblassent trop fort pour qu’il pût continuer sa rouge besogne. Et il prenait un vilain plaisir à ce cruel délassement, car lasciveté & cruauté sont deux sœurs infâmes. |
В борьбе против народов государи считают своим монаршим долгом объединиться. — XXVIII | |
C’est un accord souverain entre princes de s’entraider contre les peuples. |
Найдя, что город слишком хорошо защищен, [Карл] велел снести <…> много строений, славившихся своими изваяниями и филигранной резьбой. | |
La trouvant trop bien défendue, il fit abattre <…> bien ouvrées & sculptées comme bijoux de pierre. |
— Вам подадут яичницу из шестидесяти яиц, путеводными столбами для ваших ложек послужат пятьдесят жареных дымящихся колбасок… — XXXV[1] | |
— Vous aurez une omelette de soixante œufs, & comme poteaux indicateurs pour guider vos cuillers, cinquante boudins noirs… |
А может, ты не понимаешь книжного фламандского языка? Ну так я заговорю с тобой на языке простонародья: коли ты не обжора, то пьяница, а коли не пьяница, то водохлеб, а коли не водохлеб, то у тебя лютый запор, а коли не запор, то понос, а коли нет у тебя поноса, то ты потаскун, а коли не потаскун, то каплун, а коли есть на свете умеренность, то она обитает где угодно, только не в бочке твоего пуза, и коли на тысячу миллионов человек, живущих на земле, приходится один рогоносец — это, верно, ты.[4] — XXXVI | |
— Peut-être, disait Ulenspiegel, n’entends-tu pas le haut flamand, je te vais parler dans le bas : si tu n’es goulu, tu es ivrogne ; si tu n’es ivrogne, buveur d’eau, tu es méchant constipé quelque part ; si tu n’es constipé, tu es foirard ; si tu n’es paillard, tu es chapon ; s’il y a de la tempérance, ce n’est pas elle qui emplit la tonne de ton ventre, & si, sur les mille millions d’hommes qui peuplent la terre, il n’y avait qu’un cocu, ce serait toi. |
— У моего сына Уленшпигеля <…> нос и рот точно делали две лисы, до тонкости изучившие хитрое искусство ваяния. — XXXVII | |
— Mon fils Ulenspiegel <…> son nez & sa bouche faits par deux renards experts es sciences de malices & sculptures. |
Savez-vous ce qui vaut moins qu’une vessie qui crève ? <…> C’est un secret qu’on évente |
Что такое три флорина в кармане у молодого парня, как не снежинка в огне, как не бутылка, стоящая перед вами, беспробудные пьяницы?[4] — XXXIX | |
Qu’est-ce que trois florins dans la poche d’un jeune gars, sinon un boulet de neige devant le feu, une bouteille pleine vis-à-vis de vous, buveurs au large gosier ? |
Il est écrit que celui qui sème le seigle de séduction récolte l’ergot de cocuage. |
Та, что даёт жениху задаток ещё до брака, даром раздаёт потом другим весь свой товар.[4] — XLIX | |
Car celle, dit-il, qui donne des arrhes sur le marché de mariage laisse après aux autres pour rien toute la marchandise. |
Император Карл получил <…> от сына из Англии такое письмо: <…> | |
L’empereur Charles reçut <…> d’Angleterre une lettre dans laquelle son fils lui disait : <…> |
Je suis sire de Geeland, comte de Gavergeëten, baron de Tuchtendeel, & j’ai à Damme, qui est mon lieu de naissance, vingt-cinq boniers de clair de lune. |
— Покупайте же индульгенции, братья, за крузат, за червонец, за английский соверен! Мы и мелочью не побрезгуем. Покупайте! Покупайте! Мы торгуем священным товаром, а товар тот про всякого — и про богатого и про бедного, но только, братья, к великому нашему сожалению, в долг мы не отпускаем, ибо господь наказывает того, кто не платит наличными. — LIV | |
« Achetez des indulgences, mes frères : on en donne pour des crusats, pour des florins d’or, pour des souverains d’Angleterre ! La monnaie de billon n’est point rejetée. Achetez ! achetez ! c’est la sainte boutique : il y en a pour les pauvres & pour les riches, mais, par grand malheur, on ne peut faire crédit, mes frères, car acheter & ne pas payer comptant est un crime aux yeux du Seigneur. » |
Les beaux yeux ! c’est le soleil qui darde sur moi, y faisant pousser l’amoureuse folie plus haut que le chiendent en un clos abandonné. |
… грудь плоская, как меч правосудия. — LVII | |
… une poitrine plate comme une lame de glaive de justice. |
«Ты скоро увидишь Генеральные штаты, — говорит [Карл] Филиппу, — <…> множество честолюбцев, которые отрежут себе нос и на золотой цепочке повесят его на грудь, если только им скажут, что это знак принадлежности к высшей знати. <…> | |
« Tu vas, dit-Elle, en s’adressant à Philippe, voir tantôt les états généraux, <…> là cent porteurs de hochets, qui se couperaient tous le nez s’ils pouvaient le porter à une chaîne d’or sur la poitrine, en signe de plus haute noblesse. <…> |
… mes florins & daelders nous serviront d’entonnoirs pour verser dans notre gosier les boissons qui font rire. |
Однажды Уленшпигель явился в Нюрнберг и выдал там себя за великого лекаря, от всех недугов целителя, знаменитого желудкоочистителя, лихорадок славного укротителя, всех язв известного гонителя, чесотки неизменного победителя. | |
Ulenspiegel vint un jour à Nuremberg & s’y donna pour un grand médecin vainqueur de maladies, purgateur très-illustre, célèbre dompteur de fièvres, renommé balayeur de pestes & invincible fouetteur de gales. |
Дома Сооткин взяла лоскуток красного и лоскуток чёрного шёлка, сшила мешочек и высыпала в него пепел. К мешочку она пришила две ленточки, чтобы Уленшпигель мог носить его на шее. Надевая на него мешочек, она сказала: | |
En rentrant, Soetkin prit un morceau de soie rouge & un morceau de soie noire ; elle en fit un sachet, puis elle y mit les cendres ; & au sachet, elle mit deux rubans, afin qu’Ulenspiegel le pût toujours porter au cou. En lui mettant le sachet, elle lui dit : |
… у него было такое же сладострастное выражение лица, как у ласки, высасывающей куриный мозг. — LXXVI | |
… il semblait se réjouir comme une belette suçant la cervelle d’une poule. |
Les cendres battent sur mon cœur. |
— Не ходи туда, Уленшпигель, — там бесы! | |
— N’y va pas, Ulenspiegel, ce sont des diables. |
… на полюсе <…> голый великан, заросший рыжей шерстью, сидел на льдине, прислонясь к ледяной стене, — то была Зима. Вокруг великана, урча, ныряли в полыньях белые медведи и тюлени. Великан сиплым голосом скликал град, метель, вьюгу, свинцовые тучи, жёлтые зловонные пары, ветры и в первую очередь — со страшною силою дующий резкий северный ветер. И всё это свирепствовало в том угрюмом краю. | |
… sur le pôle <…> un géant nu, le géant Hiver au poil fauve, assis sur des glaçons & contre un mur de glace. Dans des flaques d’eau, des ours & des phoques se mouvaient, hurlant troupeau, autour de lui. D’une voix enrouée, il appelait la grêle, la neige, les froides ondées, les grises nuées, les brouillards roux & puants, & les vents, parmi lesquels souffle le plus fort l’âpre septentrion. Et tous sévissaient à la fois en ce lieu funeste. |
Книга 2
правитьУленшпигель взял бутылку, опрокинул, а затем, возвращая, сказал: | |
Ulenspiegel le prit, leva le coude, puis lui rendant le flacon : |
… монах-минорит: <…> | |
… frère mineur: <…> |
Король вводит в Нидерландах инквизицию, чтобы очистить нас от ереси, но этот ревень подействует на наши кошельки, и ни на что больше. Мы принимаем только такие снадобья, которые нам нравятся. А коли снадобье нам не по нраву, мы обозлимся, возмутимся и вооружимся. И король это прекрасно знает. Как скоро он удостоверится, что ревеню мы не хотим, он выставит против нас клистирные трубки, то бишь тяжёлую и лёгкую артиллерию: серпентины, фальконеты и широкожерлые мортиры. Королевское промывательное! После него Фландрию так пронесёт, что во всей стране не останется ни одного зажиточного фламандца.[4] — XIV | |
Ils nous amènent l’Inquisition sous prétexte de nous purger d’hérésie, mais c’est à nos gibecières que servira cette rhubarbe. Nous n’aimons à être médicamentés que selon qu’il nous plaît ; nous nous fâcherons, révolterons & mettrons les armes à la main. Le roi le savait d’avance. Voyant que nous ne voulons point de la rhubarbe, il fera marcher les seringues, c’est-à-dire les grands & les petits canons, serpentins, fauconneaux & courtauds à grosse gueule. Lavement royal ! Il ne restera plus un riche Flamand dans la Flandre ainsi médicamentée. |
— Прощайте, принц без земли, — сказал Эгмонт. | |
— Adieu, prince sans terre, dit d’Egmont |
Книга 3
правитьПо дороге стали ему попадаться горбуны обоего пола, разного возраста и разного звания. У всех были крупные чётки, и горбуны с благоговением их перебирали. | |
Il vit peu à peu se montrer sur le chemin bossus de tous âge, sexe & condition. Tous, pourvus de grands rosaires, les égrenaient dévotement. |
Девушка, выглянув из-за ограды, крикнула: | |
La fillette cria, poussant sa tête au-dessus de la haie : |
Продажные девки, — ведь они любят только себя да деньги, к своим золотым поясам они ухитрились привязать весь думающий, действующий и философствующий мир. — XXVIII | |
Les filles-folles qui n’aiment qu’elles & l’argent, & tiennent le monde pensant, travaillant, philosophant, attaché au bout de leur ceinture dorée. |
— У нас и флорины есть и любовь — стало быть, разгульные девушки наши. <…> | |
« Florins nous avons, amour pareillement ; à nous donc les folles filles.» <…> |
— Es-tu riche ? |
Жиллина сказала: | |
La Gilline dit : |
Quel est celui des deux qui donne le plus d’huile ? |
Книга 4
править— Отчего это ты, паренёк, такой молодой? Ведь говорят, много лет прошло с тех пор, как ты родился в Дамме. | |
— D’où vient-il, petit homme, que tu aies l’air si jeunet, car on dit qu’il y a longtemps que tu es né à Damme ? |
— Кто всегда пьёт? Сухой песок. Кто всегда ест? Монах. — VIII; вариант распространённой мысли | |
— Qui boit toujours ? C’est le sable aride. Qui mange toujours ; C’est le moine. |
Уленшпигель, Ламме и Неле хоть и могли в любую минуту поплатиться кто чем: Уленшпигель и Ламме — шкурой, Неле — нежной своей кожей, хоть и жили они сегодняшним днём, а всё же распевали, как птички, и каждый погашенный Гёзами костёр приносил им больше отрады, нежели извергу-королю пожар, истребивший весь город. — XV | |
Ulenspiegel, Lamme & Nele chantaient comme des oiseaux, risquaient leur cuir, c’est Lamme & Ulenspiegel, leur peau blanche, c’est Nele ; vivant au jour le jour, & se réjouissaient plus d’un bûcher éteint par les Gueux, que le roi noir n’avait de joie de l’incendie d’une ville. |
Он уехал, герцог кровавый! <…> | |
Il est parti le duc de sang ! <…> |
Убрался кровавый герцог! <…> |
Книга 5
править… он что было мочи налегал на вёсла, и в его руках каждое весло напоминало туго натянутую тетиву лука, из которого вот сейчас взовьётся к небу стрела. — VII | |
… il donnait de vigoureux coups de rame : c’était comme la corde tendue d’un arc qui lance sa flèche en avant. |
— Говорят, будто паралич приходит вместе с седьмым подбородком, а у тебя уже шесть с половиной. — VII | |
— On dit que l’apoplexie vient au septième menton ; tu en as cinq & demi maintenant. |
… герцогу Анжуйскому[2] <…> так и не удалось прижить со Свободой дочку Бельгию — Свобода не любит противоестественной любви. — VIII | |
… d’Anjou <…> n’était point né pour procréer l’enfant Belgique avec Liberté, qui n’aime point les amours extraordinaires. |
Перевод
правитьН. М. Любимов (1961) на основе А. Г. Горнфельда (1935)
О романе
правитьНеуспех романа, без сомнения принадлежащего к числу наиболее замечательных явлений новой европейской литературы. Объясняется рядом причин. «Уленшпигель» локален по своему колориту. Это «фламандский» роман, спрос на который так возрастает в XX в. Однако в эпоху Костера «фламандское» движение в искусстве в сознании передовых представителей бельгийской буржуазии невольно ассоциировалось с «фламандским» движением в политике, развивавшимся под знаком реакционного клерикализма. Промышленная буржуазия, потерпевшая в 1870 поражение на выборах благодаря голосованию фландрских городов, приведших к власти католическую партию, не могла увлечься «фламандским» романом Костера. В то же время для сторонников католической партии <…> «Уленшпигель» был неприемлем хотя бы уже потому, что в нём антиклерикальная тенденция выражена с особой силой. Тех и других от романа отталкивала развиваемая в нём мысль о необходимости воссоединения Бельгии и Голландии <…>. Социальные же идеи произведения <…> оказались заслонёнными от широкой аудитории необычной для 70-х годов структурой романа, чуждого господствовавшему в искусстве того времени натурализму. | |
— Борис Пуришев |
При всей наглядности и исключительной живости повествования, «традиционного» Тиля трудно даже считать индивидуумом — в нём сосредоточены все приметы героя, за которым традиция народного вольнодумства издавна закрепляет роль самого духа народного. <…> Дерзость Тиля первоначально проявляет себя в озорстве, однако с самого начала романа намечены конкретно-исторические обстоятельства, которые вскоре вынудят героя повзрослеть — ведь «два ребёнка» родились одновременно, и беззаботный смех в романе Костера оказывается прелюдией национальной трагедии. <…> | |
— Леонид Григорьевич Андреев, «Легенда о Фландрии» |
См. также
править- «Тиль» — пьеса Григория Горина по мотивам романа (1974)
- «Легенда о Тиле» — экранизация (СССР, 1976)
Комментарии
править- ↑ Скопец не мог быть избран папой[2].
- ↑ Начиная с 1521 г. Карл V стал издавать указы против еретиков. Здесь излагается так называемый Кровавый указ 1550 г. (издан несколько позже того времени, о котором идёт речь)[2].
- ↑ Также по средневековым представлениям глаза испускали лучи, «ощупывая» ими видимое.
- ↑ Издав в 1521 г. Вормсский эдикт, направленный против Мартина Лютера, пытался бороться с реформацией и в Германии. Но войны, отвлекавшие Карла от германских дел, и военные силы, которыми располагали протестанты в Германии, время от времени вынуждали его мириться с ними и даже пользоваться их помощью в борьбе против папы[2].
- ↑ Часть немецких князей примкнула к реформации, стремясь отобрать у церкви её обширные земельные владения и усилить свою власть за счёт императорской. Князья-протестанты в Германии не раз воевали с Карлом V и в 1555 г. добились признания своих завоеваний[2].
Примечания
править- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Глава написана на основе сборника легенд Het aerdig leven van Thyl Ulenspiegel, изданного I. C. Van Paemel в 1848. — Примечание редактора к предисловию в изд. 1869.
- ↑ 1 2 3 4 5 В. Смирин. Примечания // Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле. — М.: Гослитиздат, 1961.
- ↑ 1 2 3 4 5 Перевод А. Г. Горнфельда.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Реплики Уленшпигеля.
- ↑ Пуришев Б. Костер, де // Литературная энциклопедия: В 11 т. Т. 5. — [М.]: Изд-во Ком. Акад., 1931. — Стб. 507-513.
- ↑ Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле. — М.: Художественная литература, 1983. — С. 5-9