Разбор поэмы «Руслан и Людмила» (Воейков)

Разбор поэмы «Руслан и Людмила» — рецензия Александра Воейкова 1820 года.

Цитаты

Происшествие, здесь воспеваемое, почерпнуто из старинных русских сказок. Они все, сколько до сих пор известно, писаны прозою; наш молодой поэт поступил очень хорошо, написав сию богатырскую поэму стихами, и предпочёл [не] идти по следам <…> Флориана. Хорошие судии, истинные знатоки изящного не одобряют такого рода творений в прозе. Они не знают до сих пор, как назвать их; ибо прозаическая поэма есть противоречие в словах, чудовищное произведение в искусстве; они также не называют их романами, ибо величественный ход и возвышенный язык эпопеи не допускает в сии странного рода сочинения ни простоты подробностей, ни описания простонародных обычаев и обыкновенных страстей, составляющих достоинство хороших романов. Из всего этого следует, что стихотворение, нами рассматриваемое, по всей справедливости названо поэмою. Оно заключает в себе описание героического подвига, движется пружинами сверхъестественными, разделено на песни и написано свежими, яркими красками. Однако поэма «Руслан и Людмила» не эпическая, не описательная и не дидактическая. Какая же она? Богатырская; <…> волшебная; <…> шуточная <…>. Ныне сей род поэзии называется романтическим. — начало (рассуждение о поэмах в прозе (с намёком на «Элиезер и Нефтали» Флориана (Eliézer et Nephtali, 1787, 1803) опирается на нормативные поэтики и на литературную практику XVIII века, и в дальнейшем считалось образцом педантической схоластики)

Когда действуют боги греческой и римской мифологии: сия многосложная, богатая вымыслами махина чудесного употреблена Гомером и составляет одно из величайших украшений его поэмы <…>. В Виргилиевой «Энеиде» те же силы сверхъестественные; но это не блестящая часть сей поэмы: римский эпический поэт далеко отстал от образца своего…

… поэма «Руслан и Людмила» без начала (т. е. в ней нет изложения, призывания, поэт как будто с неба упадает на пир Владимиров) <…>. Эпический поэт ни на минуту не должен выпускать из виду своих слушателей, перед коими он обязан вести себя вежливо и почтительно. Просвещённая публика оскорбляется площадными шутками. «Основание поэмы взято из простой народной сказки», — скажут мне; я это знаю; но и между простым народом есть своя благопристойность, своё чувство изящного. <…> я разумею <…> почтенный, работающий и промышленный разряд граждан общества.

В слоге юного поэта, уже теперь занимающего почтённое место между первоклассными отечественными нашими писателями, видна верная рука, водимая вкусом: нет ничего неясного, неопределённого, запутанного, тяжёлого. Почти везде точность выражений, с разборчивостью поставленных; стихи, пленяющие легкостью, свежестью, простотою и сладостью; кажется, что они не стоили никакой работы, а сами собой скатывались с лебединого пера нашего поэта. Он никогда не прибегает к натянутым, холодным, риторическим фигурам, сим сокровищам писателей без дарования, которые, не находя в душе своей потребного жара для оживотворения их мёртвых произведений, поневоле прибегают к сим неестественным украшениям и блестящим безделкам.

Речи составляют одну из важных частей повествовательного стихотворения; <…> нейдут в сравнение с Гомеровыми; однако не надобно забывать, что «Илиада» есть поэма эпическая, а «Руслан и Людмила» — романтическая. Совсем некстати было заставить в ней говорить длинные, во сто стихов, речи, когда вся поэма состоит только из шести песен и написана четырёхстопным размером. Со всем тем приятно для народной гордости россиянина видеть, что герои Пушкина больше говорят и действуют, нежели Вольтеровы в «Генриаде». Прошу читателей, которые не захотят поверить сему, заглянуть в Лагарпов курс словесности, том VIII.

Не грешно ли употреблять в поэзии слово фонтан, когда у нас есть своё прекрасное, выразительное водомёт.

Дразнила страшным языком. Грозил ей молча копиём. Мужицкие рифмы!

Желание сочетать слова, не соединяемые по своей натуре, заставит, может быть, написать: молчаливый крик, ревущее молчание; здесь молодой поэт заплатил дань огерманизованному вкусу нашего времени.

Заключим: поэма «Руслан и Людмила» есть новое, прекрасное явление в нашей словесности. В ней находим совершенство слога, правильность чертежа, занимательность эпизодов, приличный выбор чудесного и выдержанные от начала до конца характеры существ сверхъестественных, разнообразность и ровность в характерах действующих героев и выдержанность каждого из них в особенности. Прелестные картины на самом узком холсте, разборчивый вкус, тонкая, весёлая, острая шутка; но всего удивительнее то, что сочинитель сей поэмы не имеет ещё и двадцати пяти лет от рождения! <…> говоря о подробностях, наш молодой поэт имеет право называть стихи свои грешными. Он любит проговариваться, изъясняться двусмысленно, намекать, если сказать ему не позволено, и кстати и некстати употреблять эпитеты: нагие, полунагие, в одной сорочке, у него даже и холмы нагие, и сабли нагие. Он беспрестанно томится какими-то желаниями, сладострастными мечтами, во сне и наяву ласкает младые прелести дев; вкушает восторги и проч. Какое несправедливое понятие составят себе наши потомки, если по нескольким грубым картинам, между прелестными картинами расставленным, вздумают судить об испорченности вкуса нашего в XIX столетии!

О рецензии (1820)

	Кто сушит и анатомит Пушкина? Обрывают розу, чтобы листок за листком доказать её красивость. Две, три странички свежие — вот чего требовал цветок такой, как его поэма. Смешно хрипеть с кафедры два часа битых о беглом порыве соловьиного голоса.
	— Пётр Вяземский, письмо А. И. Тургеневу 9 сентября

• см. Иван Крылов, эпиграмму «Рецензенту поэмы „Руслан и Людмила“»

	… гнусность, глупость, какая-то злость, какая-то самонадеянность и ещё глухость, и ещё глупость — вот что я нашёл в сём разборе. Видно, у нас в литературе, <…> как и в политических мнениях, хорошие писатели стоят против тех же варваров, против коих стоят люди благомыслящие в мнениях гражданских и политических: дураки и хамы везде с одной стороны.
	— Николай Тургенев, дневник, 14 сентября

Большая часть разбора состоит из переложения в скучную прозу прекрасных стихов Пушкина. От времени до времени являются рассуждения и сентенции, которые либо ничего не значат, либо совершенно ложны. <…> Называть стихи Пушкина площадными шутками — значит не иметь понятия о достоинстве критика. <…> «Мужицкие рифмы!» — Человек, менее вас образованный, назвал бы их просто бедными. Что значит «мужицкие рифмы»? <…> разве бывают мещанские рифмы, поповские рифмы, дворянские рифмы, купеческие рифмы и проч.? — ответы на критику поэмы положили начало его литературной известности

— Александр Перовский, «Замечания на разбор поэмы „Руслан и Людмила“…» (письмо к издателю), 15 сентября

	О критике на Пушкина я <…> откровенно говорил Воейкову, что такими замечаниями не подвинешь нашей литературы.
	— Александр Тургенев, письмо Вяземскому 20 сентября

Конечно, в поэзии возвышенной <…> непременно должно употребить водомёт, но в поэме шуточной или в сказке, которых слог весьма близко подходит к обыкновенному разговорному слогу, почему не сказать фонтан? В «Причуднице» Дмитриева и в «Душеньке» Богдановича находим мы слова фонтан и каскад (водопад). <…> Итак, если не ошибаюсь, под мужицкими рифмами разумеет он те, из которых одна имеет в окончании букву о, а другая ё. Однако такие рифмы употребляются и лучшими нашими стихотворцами, например, в этой же самой книжке «Сына отечества», т. е. в 37 №, напечатан отрывок из поэмы «Искусства и науки», соч. А. Ф. Воейкова… — Воейков к тому же процитировал этот фрагмент «Причудницы» в первой части разбора

— Александр Измайлов, «„Руслан и Людмила“ Поэма в шести песнях»

	Замечания о рифмах показывают его глубокие по сей части сведения; <…> разве не дошло до него, что стихотворный язык богов должен быть выше обыкновенного, простонародного? Поэзия требует, чтобы мы писали: «копием». Стихотворцы, по вольности, сократили сие слово и стали писать: «копьем»; потом и «копьём»; последнее есть уже слово низкое, простонародное…
	— Михаил Кайсаров, «Скромный ответ на нескромное замечание г. К—ва»

Нам обещали в некотором журнале помещать только хорошие стихотворения лучших наших стихотворцев. <…> Вижу, г. редактор «Вестника Европы», что вы пугаетесь моего длинного письма и не верите, чтоб у известного стихотворца можно было на десяти страницах заметить столь много ошибок, и таких ошибок, которые с первого взгляда бросаются в глаза. Вижу, что вы удивляетесь, как мог писатель, занимавшийся словесностию практически, быть столь часто в разладе с эстетикой и логикой и почти беспрестанно противоречить на деле собственным своим суждениям? <…> свет сей наполнен противоречиями! — в пропущенном тексте он разобрал несколько стихов «Сына отечества», в т.ч. Воейкова

— вероятно, Орест Сомов, «Письмо к редактору „Вестника Европы“», 5 февраля 1821