Недовольно
«Недовольно» — статья Владимира Одоевского, законченная 31 декабря 1866 года, подробный ответ на этюд Ивана Тургенева «Довольно» (1865). Он прочёл её Тургеневу 9 марта 1867. Идеи статьи разделяло большинство читателей[1].
Цитаты
править… нумера в нашей статье соответствуют до некоторой степени таким же нумерам статьи «Довольно». |
Мы дали художнику право нас изучать, разлагать наши духовные силы, высматривать нашу красоту и наше безобразие, особенности нашего быта, нашей природы; взял он у нас родное Русское слово, в своих произведениях приучил нас читать самих себя, — эта привычка нам дорога, и мы нисколько не намерены её покинуть, — как вдруг ни с того ни с сего художник говорит: «будет с вас! довольно!» …нет! так легко с нами он не разделается! своей умною мыслью, своею изящною речью он закабалил себя нам; — нам принадлежит каждая его мысль, каждое чувство, каждое слово; они — наша собственность, и мы не намерены уступить её даром. — I |
Прочь уныние! прочь метафизические пеленки! не один я в мире, и не безответен я пред моими собратиями — кто бы они ни были: друг, товарищ, любимая женщина, соплеменник, человек с другого полушария. — То, что я творю, — волею или неволею приемлется ими; не умирает сотворённое мною, но живёт в других жизнию бесконечною. Мысль, которую я посеял сегодня, взойдёт завтра, через год, через тысячу лет; я привёл в колебание одну струну, оно не исчезнет, но отзовётся в других струнах гармоническим гласовным отданием. Моя жизнь связана с жизнью моих прапрадедов; моё потомство связано с моею жизнию. — VI |
Судьба! — что это за дама? откуда она вышла? где живёт она? любопытно было бы о том проведать. По свету бродит лишь её имя, вроде того исполинского морского змея, о котором ежегодно писали в газетах, но который ещё не потопил ни одного корабля и на днях обратился в смиренного моллюска. <…> Неужели наука напрасно доказала, что случайности или судьбы не существует — в обыденном смысле этого слова; что все возможные случайности повинуются общим, неизменным законам, которые… стоит изучить. <…> Но возразят: а грозные, нежданные явления Природы: бури, землетрясения, взрывы?.. к числу этих нежданных явлений некогда причисляли солнечное затмение. Когда и для земли наука выработает такие же данные, какие она добыла в звёздных пространствах, — тогда все нежданные явления Природы будут предсказываться в календарях, наравне с восходом и закатом солнца или месяца. Когда дрожания земли будут изучены, как дрожания струны или Хладниевы фигуры, тогда не станет дело и за снарядом против землетрясений, вроде громоотвода. Наука, кажется, ещё далеко не дошла до такого успеха; конечно! но что же из этого следует? — единственно то, что мы ещё не кончили нашего урока на земле, что ещё не следует нам покидать указку… словом, что недовольно! недовольно! |
Красота — есть ли дело условное? мне кажется, этот вопрос и существовать не может. Вопрос не в красоте того или другого произведения, а в чувстве красоты, в потребности красоты, а это чувство, эта потребность суть стихии, общие всем людям. Что нужды, что китаец любуется картиной без перспективы или последованием звуков, для нас непонятным, — дело в том, что он любуется, что он находит удовлетворение своей потребности изящного. <…> |
Наука выросла в борьбе, и даже посредством борьбы. Разветвление идей — как разветвление растений. Возле здоровых листьев есть как будто больные; возле цветка лилии есть прицветник, — пожелтевший свёрток, который бы хотелось сорвать и бросить; пред появлением плода вянут красивые лепестки, — но эти, по-видимому, ненужные придатки, эти будто бы уклонения Природы суть охрана развития… <…> |
К тому же Россия не без врагов! хмурится на нас завистливый Запад. Не по сердцу ему наше новое подви́женье. И прежде он частию боялся нас, частию завидовал. Но теперь, когда уже нельзя нас упрекнуть ни в обожании рабства, ни в строгости наказаний, ни в отсутствии земской самостоятельности, ни в господстве произвола и самоуправства… когда зреют в нас и нравственное чувство, и сознание человеческого достоинства, и материальные силы, когда крепче… сплотилось наше единство, — трусливая ненависть Запада в крайних его органах, в этом сопряжении невольного невежества и сознательной лжи, доходит до истинного безумия. Разумеется, не забывается старое. По-прежнему является на сцену нелепая фабрикация парижской полиции, известная под названием «завещания Петра первого» <…>. |
О статье
править— Николай Колюбакин |