Княжна Мими

«Княжна Мими» — сатирическая повесть Владимира Одоевского 1834 года. Имя героини заимствовано из комедии «Горе от ума».

Цитаты

«Извините, — сказал живописец, — если мои краски бледны: в нашем городе нельзя достать лучших». — эпиграф

… Мими не выходила замуж. И там и здесь поздравляли, но не её, но все ту, которая выходила замуж! А тихий шёпот, а неприметные улыбки, а явные или воображаемые насмешки, падающие на бедную девушку, которая не имела довольно искусства, или имела слишком много благородства, чтобы не продать себя в замужество по расчётам! Бедная девушка! Каждый день её самолюбие было оскорблено; с каждым днём рождалось новое уничижение; и, — бедная девушка! — каждый день досада, злоба, зависть, мстительность мало-помалу портили её сердце. Наконец мера переполнилась: Мими увидела, что если не замужеством, то другими средствами надобно поддержать себя в свете, дать себе какое-нибудь значение, занять какое-нибудь место; и <…> общественное коварство развилось в княжне Мими до полного совершенства. В ней явилась особого рода деятельность: все малые её способности получили особое направление; даже невыгодное её положение обратилось в её пользу. Что делать! Надобно было поддержать себя! И вот княжна Мими, как девушка, стала втираться в общество девиц и молодых женщин; как зрелая девушка, сделалась любезным товарищем в глубоких рассуждениях старых почтенных дам. И ей было время! Проведши двадцать лет в тщетном ожидании жениха, она не думала о домашних заботах; занятая единственною мыслию, она усилила в себе врождённое отвращение к печатным литерам, к искусству, ко всему, что называется чувством в сей жизни, и вся обратилась в злобное, завистливое наблюдение за другими. Она стала знать и понимать все, что делается перед нею и за нею; сделалась верховным судией женихов и невест; приучилась обсуждать каждое повышение местом или чином; завела своих покровителей и своих питомцев (protegés); начала оставаться там, где видела, что она мешает; начала прислушиваться, где говорили шёпотом; наконец — начала говорить о всеобщем развращении нравов. Что делать! Надобно было поддержать себя в свете. И она достигла своей цели: её маленькое, но постоянное муравьиное прилежание к своему делу или, лучше сказать, к делам других, придало ей действительную власть в гостиных;.. — I

Долго не могла заснуть княжна и, заснувши, беспрестанно просыпалась от различных сновидений: то ей кажется, что она выходит замуж, стоит уже перед налоем, все её поздравляют, — вдруг явится баронесса и утащит жениха её; то княжна рассматривает своё венчальное платье, примеривает его, любуется, — явится баронесса и раздерёт платье на мелкие части; то княжна ложится в постелю, хочет обнять своего мужа, — а в постели баронесса лежит и хохочет; то княжна танцует на бале, все восхищаются её красотою, говорят, что она танцует с женихом своим, — а баронесса подставит ногу, и княжна падает на пол. Но были и сны утешительные: то баронесса представляется ей в виде горничной, — княжна бранит её, бьёт её башмаками и обрезывает ей кругом волосы; то в виде большого черного пуделя, — княжна приказывает его выгнать и с удовольствием смотрит в окошко, как лакеи каменьями бросают в её неприятельницу, то в виде канвы, — княжна колет её большою острою иголкой и прошивает красными нитками. — I

Что же делать, если для девушки в обществе единственная цель в жизни — выйти замуж! если ей с колыбели слышатся эти слова — «когда ты будешь замужем!» Её учат танцевать, рисовать, музыке для того, чтоб она могла выйти замуж; её одевают вывозят в свет, её заставляют молиться Господу Богу, чтоб только скорее выйти замуж. Это предел и начало её жизни. Это самая жизнь её. Что же мудреного, если для неё всякая женщина делается личным врагом, а первым качеством в мужчине — удобоженимость. Плачьте и проклинайте, — но не бедную девушку. — I

On cause, on rit, on est heureux. Romans français. Под покровом тишины и спокойствия, в кругу своего семейства… Русские романы. — эпиграфы к II

— Согласись сам, — что такое в нынешней литературе? Беспрестанные описания пыток, злодеяний, разврата; беспрестанные преступления и преступления… — Извини! <…> но так говорят те, которые ничего не читали, кроме произведений нынешней литературы. Ты, конечно, уверен, что она портит общественную нравственность, не правда ли? Было бы что портить, мой любезный! С середины XVIII века всё так исправно испортилось, что уже нашему веку ничего портить не осталось. И одну ли нынешнюю литературу можно попрекнуть этим грехом? На одно действительно безнравственное нынешнее произведение я тебе укажу десять XVIII, XVII и даже XVI века. Теперь нагота больше в словах, тогда она была в самом деле, в самом вымысле. <…> Вся нынешняя литературная нагота есть последний отблеск прошедшей действительной жизни, невольная исповедь в старых прегрешениях человечества, хвост старинной беззаконной кометы, по которому <…> можно судить, что сама комета удаляется с горизонта, ибо кто пишет, тот уже не чувствует. Наконец, нынешняя литература, по моему мнению, есть казнь, ниспосланная на ледяное общество нашего века: нет ему, лицемеру, и тихих наслаждений поэзии! оно недостойно их!.. — II

С некоторого времени вошёл в употребление и успел уже обветшать обычай писать предисловие посредине книги. Я нахожу его прекрасным, то есть очень выгодным для автора. Бывало, сочинитель становился на колени, просил, умолял читателя обратить на него внимание; а читатель гордо перевертывал несколько страниц и хладнокровно оставлял сочинителя в его унизительном положении. В нашу эпоху справедливости и расчёта сочинитель в предисловии становит читателя на колени или выбирает ту минуту, когда сам читатель становится на колени и вымаливает развязки; тогда сочинитель важно надевает докторский колпак и доказывает читателю, почему он должен стоять на коленях, — всё это с невинным намерением заставить читателя прочесть предисловие. Воля ваша, а это прекрасное средство, ибо кто не читал предисловия, тот знает только половину книги. — предисловие

… Грибоедов, едва ли не единственный, по моему мнению, писатель, который постиг тайну перевести на бумагу наш разговорный язык. — III

— Барон! вас бессовестно обманули. Прошу вас назвать мне обманщика. — Это мне сказала женщина. — Барон! вы поступили очень опрометчиво. Если б вы прежде спросили меня, я бы вам рассказал моё положение; но теперь поздно, мы должны драться. Но я не хочу умереть, оставив вас в обмане: вот вам моя рука, что я не думал о баронессе. Молодой барон был в сильном смущении в продолжение разговора: он любил Границкого, знал его благородство, верил, что он его не обманывает, и проклинал самого себя, тётушку, целый свет. Один из секундантов, старинный дуэлист и очень строгий в делах этого рода, сказал: — И, и, господа! У вас, кажется, дело на лад идёт? Тем лучше: миритесь, миритесь; право, лучше… Эти слова были сказаны очень просто, но барону они показались насмешкою, — или в самом деле в тоне голоса секунданта было что-то насмешливое. Кровь вспыхнула в молодом человеке. — О нет! — вскричал он, почти сам не зная, что говорит. — Нет, мы и не думаем мириться. У нас есть важное объяснение… Последнее слово снова напомнило молодому человеку его преступную неосторожность: вне себя, волнуемый необъяснимыми чувствами, он вторично отвел своего соперника в сторону. — Границкий! — сказал он ему, — я поступил как ребёнок. Что нам делать? — Не знаю, — отвечал Границкий. — Рассказать секундантам нашу странную ошибку?.. Это будет значить распространить слухи о жене твоего брата. Ты смеялся над моею храбростию; секунданты знают это. — Ты мне говорил таким тоном… — Это не может так остаться! — Это не может так остаться! — Скажут, что на нашем дуэле пролилась не кровь, а шампанское… — Постараемся оцарапать друг друга. Они стали к барьеру. Раз, два, три! — пуля Границкого оцарапала руку барона; Границкий упал мёртвый. — VI

Существуют охотники защищать всех и всё: они ни в чём не хотят видеть дурного. Эти люди очень вредны… Светское суждение — эпиграф к VII

О повести

… «Княжна Мими», хотя её содержание и взято из прозы жизни, принадлежит также к тому, что мы называем дидактическою поэзиею. Её цель чисто нравственная; но эта цель высказывается в живых картинах, в увлекательном рассказе, в проникнутых чувством и одушевлением мыслях, а не в холодной аллегории, не в моральных сентенциях и ходячих истинах, которых справедливость все признают, как и то, что два, умноженные на два, составляют четыре, но которые всем надоели, никого не убеждают…

— Виссарион Белинский, «Разделение поэзии на роды и виды», февраль 1841

	Превосходный рассказ, простота и естественность завязки и развязки, выдержанность характеров, знание света делают «Княжну Мими» одною из лучших русских повестей.
	— Виссарион Белинский, «Сочинения князя В. Ф. Одоевского», сентябрь 1844

Князь Одоевский <…> рисует очень хорошо формы светских отношений, глубоко оскорбляется общей неправдой или порчей человеческой, лежащей в их основаниях, но не вглядывается в ближайшие, самой сфере, свойственные особенности, и останавливается на одном грустном, скептическом сомнении. Княжна Мими — самый зрелый плод этого сомнения, <…> — не живое существо, а мысль, и притом мысль чудовищная, выведанная, как математическая выкладка, из наблюдений исключительно грустных и мрачных, диалектически верно развитая страсть, а не тип.

— Аполлон Григорьев, «Русская литература в 1851 году» (статья 4), 1852

	Княжна Мими с сознанием своей правоты совершившая, в сущности, ряд тяжких преступлений, служит печальным примером того, во что превращается человек, убивший в себе поэтическую стихию. Здесь корень зла.
	— Павел Сакулин

В «Княжне Мими» фантастических мотивов на первый взгляд нет. Между тем мир этой повести хочется уподобить зловещей заводной игрушке, приводимой в движение сплетнями и контролируемой фальшивыми светскими нормами. Когда поставленные чудовищным механизмом к дуэльному барьеру герои пытаются объясниться (обоим ясно, что стреляться не из-за чего), законы «приличия» превращают людей в автоматы. <…> в набросках писатель объяснял характер княжны тем, что в тело ей вселилось целое семейство чертей. Одоевский не исполнил своего замысла но редуцированный демонизм в повести всё равно ощутим.

— Андрей Немзер, «В. Ф. Одоевский и его проза»