Люди как боги (Снегов)

«Люди как боги» — роман-эпопея Сергея Снегова в жанре космической оперы, очень редком для фантастики СССР. Состоит из 3 романов: «Галактическая разведка» (1966), «Вторжение в Персей» (1968), «Кольцо обратного времени» (1977). Процитированы в наиболее точной редакции, издаваемой с 2010 года.

Вторжение в Персей

Впервые издано в одноимённом сборнике под заглавием «В звёздных теснинах».

Часть первая. В звёздных теснинах

… мы увидели крылатого огнедышащего дракона. Он был такой огромный, что походил скорее на кита. <…> — У него корона! — воскликнула Мери. — Разрядник! — с гордостью объяснил Лусин. — Испепеляет молниями. Хорош, а? На голове дракона возвышалась корона — три золочёных рога. С рогов срывались искры, красноватое сияние озаряло ящера. — 2

— В тебе нет жилки политика, — упрекнула Вера. — Сухожилия, а не жилки, Вера. Ибо ваши учёные речи так сухи, что мне хочется буянить и ниспровергать добро. — 5

Колоссальный конус из ста пяти кораблей штурмовал тенёта неевклидовости, чуть не запутавшие когда-то «Пожирателя пространства». — 8

Часть вторая. Великий разрушитель

— На базе все условия, в которых вы нуждаетесь: атмосфера с азотом и кислородом, вода, привычные вам гравитация и температура, даже ваш любимый зелёный цвет. <…> Планета была зелёной, но зеленью холодной, поблескивающей металлическим блеском. На белесом небе, затмевая звёзды, висели облачка, они тоже были едко-зелёные. <…> — Ручаюсь, что вся эта зелень — соли и окислы никеля. По зелёной поверхности струились зелёные реки, реки впадали в зелёные озера, над озёрами нависали зелёные холмы. Я потрогал рукой одно из зелёных растений — оно было неживое, просто гроздья кристаллов, мутноватых, скользких. Я зачерпнул ладонями жидкость из речки — это тоже были никелевые растворы. Неприятно и остро пахнущие, они окрасили мою руку в зелёный цвет, такой равномерно прочный, что казалось, я надел зелёную перчатку. Потом мы шли по аллее металлических деревьев, стволы блестели синевато-бело, а кроны, тоже металлические, покрывали зелёные осадки — металлические ветки качались, ветер, то усиливаясь, то спадая, рвал металлическую листву — на почву глухо рушились созревшие зелёные кристаллы. <…> зелёная тучка, приползшая в зенит, пролилась зелёным дождём из солей никеля. Сперва падали отдельные капли, быстро запятнавшие нас, потом хлынул ливень. — 4

… когда к ним обращался властитель, растекались, их речь в полном смысле текла — то мутным, то красноватым, то голубым ручейком, клокочущим, извивающимся, и все вглядывались в их пенящиеся слова — а потом, замолчав, они спокойно стекались назад, снова становились телом, и тело, малоприметное, серенькое, скромно стиралось где-нибудь в уголке среди прочих сановников. Но красочней всего были «взрывники» — так я назвал эти диковинных существ, разлетавшихся огненным веером, когда на них падал взгляд Великого разрушителя. Очевидно, сами по себе они были столь невыразительны, что глаз на них не задерживался. А речь их была так феерична, ответы сыпались такими пылающими комьями, что я сжимался, <…> боясь, что меня опалит огненным словом. — 10

… туманное слово одного из военачальников, — <…> рассказывая о своих соображениях, он <…> заклубился синеватым облачком и стал оседать на присутствующих. <…> зловеще моросила холодная информация туманного стратега. — 12

7

— Наш звездолёт был задраен, но Орлан появился в нём. Как он это сумел? — Появился не он, а его изображение, сфокусированное в звездолёт. <…> — Но у нас силуэты-картинки… Осима же разбил пальцы об изображение Орлана. — Вы, очевидно, передаёте только оптические характеристики, а мы и другие свойства — твёрдость, теплоту, даже электрическую напряжённость.

… мучить пленников он может в соответствии со своими обычаями и на своём языке, но завоевывать их дружбу надо на их языке и согласно их обычаям.

Он предлагал не содружество, а совражество — ненависть ко всему, что будет не «мы». <…> — Ты сказал — созидательное существование? Чепуха! В мире существует один реальный процесс — разрушение, нивелирование, стирание высот. И мы своей разумной деятельностью способствуем ускорению этого стихийного процесса. — Разумная деятельность людей иная. — Значит, она неразумна. Вселенная стремится к хаосу. Разумно одно — помогать его распространению. Только в хаосе полное освобождение от неравенства и несвободы. — Но ведь вы, разрушители, создали самую могущественную организацию в мире. Ваш жестокий порядок, ваша чудовищная несвобода для всех… — Организация создана для увеличения дезорганизации, порядок служит для насаждения беспорядка, а всеобщая несвобода — лишь временный этап для абсолютного освобождения всех от всего… Мы содействуем глубинным стремлениям самой природы. <…> Разве, решая задачи, ты не переступаешь от сложного к простому? И разве нахождение внутренней простоты не является высшей целью познания? Что может быть благородней обогащения мира простотой? А какая простота выше всех? Простота примитива, не так ли? Значит, нужно обогащать мир примитивом, всё снова и снова порождать примитив! <…> какой примитив проще и благородней? Хаос <…>. Вот мы с тобой и пришли к выводу, что у разумного существа есть единственная вдохновляющая задача — сеять повсюду хаос! И в хаосе освобождать себя от всех связей и подчинений, достигать совершенного единения с собой, ибо лишь в нём ты опираешься на самого себя, а на всё остальное тебе наплевать! <…> Ломать неравномерности и разрушать неодинаковости! Уничтожать пустое пространство, чтобы звёзды сбегались! А главное — обрывать высокомерную жизнь, самое древнее из космических своеобразий и несвобод, самую тираническую из всех иерархий порядка, обрывать надменную жизнь, отчаянно сопротивляющуюся всеобщему радостному обезличиванию! <…> Тогда заговорил я. <…> Создавая тепловую смерть на материальных телах, разрушители перенасыщают энергией пространство, и начинается обратный процесс — нарождение новых масс вещества, концентрация в них накопленной пространственной энергии. Вымывание горных вершин своеобразия — лишь одна сторона развития, другая его сторона — непрерывное горообразование. Вселенная порождает высоты различий так же постоянно, как и стирает их в серой равнинности одинаковостей. <…> Вселенная идёт от сложного к простому и одновременно от простого к сложному.

Часть третья. Мечтательный автомат на Третьей планете

— Мы покоряем души, завоёвываем сердца — такова миссия человечества во Вселенной. — 4

— … генераторы кривизны ослабли, и нам грозит позорная участь превратиться в туманные силуэты из добротных невидимок. <…> Невидимость — наша военная форма. И если мы её носим плохо, страдает наша воинская честь. Когда мы становимся видимыми, мы как будто снимаем броню: и удобно, и не надо следить, чтоб к ней относились с уважением. — 10

Часть четвёртая. Гонимые боги

Дракон доказывал, что лишь у него идеальный человеческий выговор. Вскоре его манере речи будут подражать все: шипящие не портят, а облагораживают речь — в них отзвук полёта наперегонки с ветром. — 3

— Создав сервов, мы продолжали их совершенствовать. <…> С каждой новой генерацией повышался градус биологичности. Биологическая ткань самая совершенная. Если рассчитать машину, развивающую на единицу массы наибольшее количество умений, то такая машина может быть только живой. — Такой же необходимостью вам впоследствии показалось наделение сервов разумом и даром самопроизводства. — 6

Деревья были гораздо крупней земных — некоторые до полукилометра <…>. И ветви не опускались вниз и не раскидывались в стороны, а взвивались вверх. Деревья походили на вопли, рвущиеся из планетарных глубин <…>. И они светились: не кроны, а костры раскидывались над планетой <…> — синие, красные, фиолетовые, голубые, жёлтые и оранжевые… — Ночью деревья заменяют закатившуюся звезду. — 9

Гонимые боги, могущественные вечные пленники, бессмертные парии, страшащиеся высунуть нос за ограды своих планетных гетто… <…> Они превзошли уровень могущества и благополучия, который суеверные наши предки некогда приписывали своим богам. Но вот беда: галакты примирились с ролью пленников, отрезанных от беспокойного, страдающего мира, — люди не способны это понять. Мир просит помощи — где помощь могущественных галактов? Галакты стали глухи к терзаниям <…>. — Если галакты и впрямь боги, то вы, дорогой адмирал, швырнули такой камешек в их божественное болото, что вызвали не круги, а бурю. Интересно, донесётся ли до них ветер активной звёздной политики, разрывающий шатры их изоляционной защиты? — 11

12

— Там, в мировых просторах, откуда вас некогда изгнали, ныне господствуют ваши враги — разрушители. Вы считаете, что они вам не опасны? <…> Но есть у них одно превосходное свойство, отсутствующее у вас и бесконечно для вас грозное! Вы достигли совершенства, вы успокоились на самих себе, вы могли бы воскликнуть, как никогда ещё не мог воскликнуть человек: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» В сущности, вы только и делаете, что превращаете это ваше нынешнее великолепное мгновение в великолепную вечность — консервируете однажды достигнутое счастье. А они развиваются, они продолжают неутомимо совершенствоваться, развиваются в злодейском направлении <…>. Значительная часть вас, бессмертные, погибнет при первой же атаке — и этим будет лучше! Но тяжка доля тех, кто сохранит жизнь. <…> Перед уничтожением планет на шеи ваши наденут цепи, равнодушные автоматы погонят вас в рабство. <…> Вы упадёте на колени — и не вымолите свободы! <…> жалость у них не запрограммирована! Таково ваше «завтра» — и оно будет много лучше, чем ваше «послезавтра». Живой и бессмертный раб безжизненного механизма-хозяина, сосущего его соки! Вечный прислужник машины, вечный исполнитель её прихотей, а у машины появятся прихоти, и страшные прихоти, бессмысленные, нелогичные, но обязательные для вас, её рабов. <…> И где вы найдёте тогда выход? Куда толкнётесь? К кому воззовёте? Не будет вам выхода! Не будет пути! Не будет помощи! Ибо сегодня вы сами роете ту бездонную яму, куда вам падать! <…> Вы не верите, что разрушители могут стать завтрашними друзьями? <…> им не переделать своей свирепой природы? <…> Нельзя быть такими узкими. Посмотрите на мир — насколько он многообразнее вашей схемы. Он весь — противоречия и многообъёмность, а вы его выстраиваете в линию. Он разнонаправлен, он раздирается внутренне и, как при взрыве, летит во все стороны, а вы замечаете лишь тот крохотный осколок, что ударился о вашу грудь. <…> вас, бессмертные рабы, хозяин пошлёт изобретательно творить смерть во Вселенной! И всё ваше жалкое бессмертие будет потрачено на распространение смерти! А теперь присмотритесь к противникам. Они объявили разрушение своим символом веры <…>. Но, чтоб породить всеобщий беспорядок, они организуют у себя <…> неслыханно жестокий порядок. Они строят города и заводы, оборудуют космические станции, наполняют мировые просторы кораблями, одну за другой осваивают планеты и звёздные миры. Подчёркиваю — создают, организуют, упорядочивают! Нет сегодня в Персее больших организаторов и созидателей, чем эти самые разрушители! <…> Я не буду перечислять технические успехи разрушителей, они вам известны лучше, чем мне. И я утверждаю, что безымянные творцы этих успехов — наши потенциальные друзья. Творческий разум задыхается в Империи разрушителей, давным-давно там уже созрели силы, стремящиеся вызвать революцию угнетённых против угнетателей, — наш долг помочь этим силам. Вы спросите, где они? На поверхности их не увидеть, слишком велико угнетение, слишком тяжки кары за любую попытку сопротивления. Но разве свирепость угнетения, разве тяжесть кар сами не свидетельствуют о мощи сопротивляющихся сил? Бывший разрушитель, наш друг Орлан сказал, что один хороший толчок — и империя разрушителей с грохотом развалится. Так давайте, друзья, толкнём хорошенько!

— Если эти живые боги не выделят нам парочку звездолётов с биологическими орудиями, то они слепые котята. И больше тогда не произносите при мне этого слова — галакт.

Кольцо обратного времени

Часть первая. Мученики звёздной дисгармонии

Катастрофа превратила в одно неразделимое месиво существа и механизмы. В траурный зал внесли урну с общим прахом, горсточкой мёртвой материи, — бывший духовный и служебный союз членов экипажа превратился в вещественное единение составляющих их атомов. В ту минуту я с горечью думал, что мы все на разных звёздах братья по творящей нас материи, но только в смерти ощущаем наше внутреннее единство. — 2

— Вы будете душой и совестью экспедиции, Эли. <…> — Плохо организована та экспедиция, в которой душа и совесть отделены от остальных её членов. — 3

… на миллиарды километров вокруг простиралась туманность, холодная, безмерно унылая, звёзды тускло просвечивали сквозь багровую полутьму. Мери сказала со вздохом: «Крепко же накурили в этом уголке Вселенной!» — 5

Планета набросилась на звездолёт, как лисица на куропатку. <…> взрыв, густое облачко сперва сияющей, потом быстро темнеющей пыли. И планета, каким-то челноком снующая из края в край облачка и жадно, всей поверхностью поглощающая пыль. <…> Пространство высветлялось, гигантский пылесос мощно трудился, расправляясь с останками звездолёта. — Отвратительный жадный рот, несущийся в пустоте! <…> — Скорее, ассенизатор космоса <…>. Плохо лишь то, что этот космический дворник почему-то склонен рассматривать нас в качестве мусора. — 5

Удару подверглась звезда, а не эскадра. Чудовищный луч врезался в неё, как гарпун в тело кита, [как шпага в грудь дуэлянта]. Звезда распухла и разлетелась. Она вся целиком превратилась в огромный протуберанец, она неслась на нас, тускнея, в дыме и пепле, пропадала в бешено разлетающемся собственном прахе. Луч оборвался так же внезапно, как и возник. Звезда продолжала бушевать, но это была уже другая звезда. Добрая треть её вещества выплеснулась наружу и продолжала разлетаться, сгущая и без того плотную туманность. — 7

Часть вторая. Гибнущие миры

— Наши миры поразила болезнь времени. У нас время рыхлое, оно часто разрывается. Я читаю в ваших мозгах название страшной болезни, когда-то свирепствовавшей в ваших мирах. У нас рак времени. — 3

… стали называть пришельцев Жестокими богами. Они терзали не только аранов, но и природу. <…> У планеты аранов имеется спутник — единственное место, куда Жестокие боги разрешают выбираться, не наказывая. Но день, проведённый на спутнике, старит, как неделя на планете. А у тех, кто забирался дальше спутника, сердце жило в одном времени, ноги в другом. Одни части тела долго не старели, другие быстро дряхлели. Аран <…> был и в прошлом и в будущем. Он мыслил разными мыслями, и желал разными желаниями, и отвечал на вопросы: «Да — нет! Да — нет!» Он переставал двигаться — одни ноги стремились вперёд, а другие тянули назад. Страх заразиться раком времени заставил отказаться от межпланетных перелётов, даже не наказываемых богами. — 3

— Только тот достигает совершенной завершённости, кто совершает завершение жизни смертью! Свобода, свобода, свобода — в свободе от существования! Славьте свободную смерть! Да исполнится воля Жестоких богов, неотразимо влекущих нас к гибели! Презренные жизнехвататели и жизневыскребатели, тусклые жизнеползуны, зову, зову, зову вас к огненному самоосвобождению! Во имя смерти! — 4

Часть третья. Разорванная связь времён

— Боюсь не силы вашей, а ваших заблуждений. Убедительности ошибок, доказательности просчётов, заразительности непонимания!.. — 1

… Ольга что-то вычисляла. — Если ты не можешь жить без расчётов, то сделай один и для меня. Определи степень вещественности привидений. <…> Всевозможных. Начни с какой-нибудь бабушки английского лорда, погибшей насильственной смертью <…>. Ольга спокойно уселась за вычисление. Уверен: если бы её спросили, какой из дюжины дьяволов всех дьявольней, а какой из десятка богов всех божественней, она и тут, не спрашивая, существуют ли реально дьяволы и боги, принялась бы спокойно решать простую математическую задачу. <…> Ольга послала запрос в корабельную библиотеку. <…> — Предварительный ответ готов. Возможные погрешности не превышают четырёх с половиной процентов, — сказала Ольга. — Что касается призраков умерших лордов и их жён, слоняющихся по комнатам старых замков, то у них довольно высокая вещественность — от восемнадцати до двадцати двух процентов. Статуя командора, погубившая Дон Жуана, обладала тридцатью семью процентами вещественности. Тень отца Гамлета — двадцатью девятью. <…> Наоборот, образы героев древнего кинематографа никогда не поднимались выше четырёх процентов… — Постой, постой, что за чепуха! Ни Каменного гостя, ни лордов-призраков реально не существовало, а ты им приписываешь такой высокий процент вещественности. Физически же показанные на экране люди у тебя призрачней самих призраков. Как это понять? — Вещественность призрака — понятие психологическое. И привидения средневековых замков, и Каменный гость с тенью отца Гамлета были настолько психологически достоверны, что это одно перекрывало всю их, так сказать, нефизичность. Разве неизвестны случаи, когда обжигались до волдырей, прикасаясь к куску холодного железа, если верили, что железо раскалено? А о героях кино наперёд знали, что они лишь оптические изображения. Их призрачность объявлялась заранее. — 2

— Мы проверяли, можно ли выскользнуть в прошлое или будущее. По прямому ходу времени прошлое невозвратимо. Граница будущего сдавлена очень низким потолком — реальным настоящим. Грань прошлого упирается в непреодолимый пол — всё то же реальное настоящее. Выходы лежат только в обводах времени, а не в прямом его течении, здесь мы всегда пребываем в «сейчас». Вот эти обводы из настоящего в будущее и прошедшее мы и искали. Осуществляются они лишь в коллапсарах. В них лучшие печи для разогрева и искривления времени. — 2

Словами этого не передать! Нужно самому окунуться в хаос бешено налетающих, дико отшатывающихся звёзд, чтобы не только увидеть но и всем телом почувствовать: вокруг забушевал взрыв, и среди летящих и сияющих осколков ты сам — не больше, чем тёмная пылинка! <…> И когда какая-либо звезда настигала соседку, из каждой выносились дымные протуберанцы — и у меня возникало ощущение, что они рвут друг другу волосы. — 7

—… разрыв времени предотвратил взрыв доброй сотни светил! Когда атом летит на атом, молекула на молекулу, их предохраняет от столкновений электрическое отталкивание, их отшвыривает электрическая несовместимость. Благодаря этому мы и существуем <…>. А здесь, в этом большом ядре? Здесь нет электрических сил, отшвыривающих звёзды одну от другой. Зато есть ньютоновское притяжение, толкающее их друг на друга в суматошливой, дикой беготне. Ах, Ньютон, Ньютон, древний мудрец, ты же запроектировал неизбежную гибель для всей Вселенной! И гибель не совершается лишь потому, что действует другой закон, более могущественный, чем твоё всемирное тяготение, чем электрическое притяжение и отталкивание — искривление и разрывы времени. Вот она, гарантия устойчивости ядра! Подвижность твоего времени, ядро, спасает весь мир! Нет, это не болезнь, это мощный физический процесс: дисгармония времени обеспечивает устойчивость ядра! Несовместимость одновременности, взаимоотталкивание времён. — 8

— … мне как-то обидно, что сама жизнь порождена тем, что время в районах жизнетворения выродилось в однолинейность, что в некотором смысле она представляет собой деградацию материи. Если не человека, то жизнь как таковую я всегда считал венцом развития материи. Такое разочарование… — 9

Всеобщая борьба против тяготения — вот единственное, что сохраняет Вселенную! — 9

Одно сгущение звёзд мчалось неподалёку — гигантский, почти сферический звездоворот. В нёи дико кружились светила, рассеивая пыль, как грибные споры, и истекая водородом. — 9

Часть четвёртая. Погоня за собственной тенью

Машина <…> потеряла способность связывать причину со следствием. Я ей задал нехитрую контрольную задачу: «Все люди смертны. Я человек. Следовательно, я…» Она ответила тремя выводами на выбор: «Ты толстый в шестом измерении. Ты — гвоздь второго порядка, продифференцированный по логарифму грубости. Цветы запоздалые, цветы обветшалые в двухмерном интегральном уксусе». А на вопрос Олега, чему равняется сто сорок три в кубе, она ответила с той же быстротой и тоже тремя разными ответами: «Иди к чёрту. Двадцать восемь тонн, запятая шестнадцать метров с ночной обильной росой. У быка рога, у планеты сорок четыре сантиметра в квадрате восьмой величины на чистой воде». Почему-то <…> любой вопрос воспринимала троично… — 1

Жизнь быстро распространяется на Вселенную, живой разум покоряет вещество, разрывает инерцию однообразного, всегда равного самому себе существования, в конце которого — катастрофа в ядре. Взамен всеобщности однообразия мы вносим в природу новый организующий принцип — нарастание своеобразий, всеобщность неодинаковостей. Ибо нас, звёздных братьев, объединяет одно общее — мы своеобразны, мы разумны, мы добры друг к другу! — 12

О трилогии

… правдивый роман о том, чего не было. <…> фантастичны условия, в которых действуют люди будущего, но реальны действия людей в этих фантастических условиях, ибо эти действия отвечают высокому духу и устремлениям человека. <…> я был бы удивлён, если бы мне сказали, что где-то, когда-то точно осуществилась придуманная мною ситуация. И я был бы огорчён, если бы в придуманной мной ситуации люди действовали по-другому, чем я написал.

— Сергей Снегов, «Обращение к читателю»

Этот «космический» роман, поражающий неистощимостью фантазии, может быть отнесён одновременно и к утопическому жанру, и к жанру «предупреждения». <…> Достигнув высочайшего уровня развития, <…> прекрасные и бессмертные, как олимпийцы, галакты живут только для себя <…>. И потому их бытие, запрятанное в скорлупу эгоцентризма и имеющее своей конечной целью оберечь бессмертие каждого индивида, становится медленным умиранием общества. Сняв с себя ответственность за происходящее вне их планет, галакты тем самым теряют стимул для дальнейшего движения вперёд. Судьбу галактов <…> следует рассматривать как предупреждение. <…> Но именно потому, что Снегов противопоставил ограниченным и застывшим идеалам галактов идеалы людей, <…> — предупреждение становится и утверждением. <…> автор нашёл новые грани в изображении мира будущего и дополняет новыми интересными подробностями ту картину, которая создаётся у нас после прочтения «Туманности Андромеды» и других <…> романов. Мир будущего, изображённый Снеговым, остаётся ареной драматических столкновений, <…> но трагизм личности не перерастает здесь в трагизм общества, доброе начало не отступает перед злом, и облик Грядущего предстаёт <…> многокрасочным, противоречивым и всё же великолепным, ибо в нём торжествует гуманный Разум.

— Евгений Брандис и Владимир Дмитревский, «Мир, каким мы хотим его видеть», 1967

Социально-фантастический роман С. Снегова <…> — антитеза одноимённой утопии Герберта Уэллса, написанной прославленным английским фантастом вскоре после его посещения Советской России <…>. Напомним, что в романе Уэллса счастливый и светлый мир иного измерения, <…> так и остаётся утопией — неосуществимой и не имеющей реальных оснований для её осуществления хрупкой мечтой… <…> С. Снегов написал эпическое произведение, пронизанное оптимизмом и непоколебимой верой в могущество разума и благородство чувств наших далёких потомков…

— Евгений Брандис и Владимир Дмитревский, «О романе Сергея Снегова «Люди как боги»: ответ читателю», 1972

Главное творение Снегова-фантаста, хотя и вызвавшее споры, но безусловно ставшее одним из самых масштабных и значительных утопических произведений в советской НФ 1960-70-х гг. <…>. Синтез коммунистической утопии и галактической войны звёздных армад трудно назвать в полной мере удавшимся: картины «светлого будущего», социология созданного Снеговым мира НФ, психологизм в описаниях героев и т.п. — значительно уступают динамике батальных эпизодов, по масштабности и размаху не имеющих себе равных в советской НФ; трилогия Снегова интересна также оригинальной трактовкой многих традиционных тем НФ <…>. В целом, это самая серьёзная — после И. Ефремова — попытка построить и философски обосновать позитивный идеал в советской НФ; сам автор считал своё произведение также «мягкой» пародией одновременно на «космическую оперу» и на библейские тексты.

— Вл. Гаков

Да, тяжеловесный стиль, да, мучительно затянутые диалоги, да, не слишком убедительные характеры… Но для космооперы всё это не так уж и важно. Зато Сергею Александровичу удалось избежать реверансов и расшаркиваний перед неусыпно бдящими идеологическими цензорами, обойтись без дежурных цитат из речей, прозвучавших на очередном съезде ЦК КПСС, и сосредоточиться на решении задач, которые в тот момент были интересны ему самому. <…> Трудно поверить, что эту книгу написал человек, проведший десять лет в сталинских лагерях как «враг народа», — настолько далёк мир будущего, который рисует автор, от суровых реалий Страны Советов.

— Василий Владимирский