Жюль Верн

Жюль Габриэ́ль Верн (фр. Jules Gabriel Verne; 8 февраля 1828 — 24 марта 1905) — французский писатель, классик приключенческой литературы, один из основоположников жанра научной фантастики, драматург, географ. Написал 71 роман, 16 из которых изданы посмертно (8 дописанных его сыном Мишелем Верном в 1905—14 годах, и ещё 8 в 1985—99). До конца 1870-х во многом подчинялся своему редактору П.-Ж. Этцелю.

Жюль Верн

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

Когда я впервые встретил Дюма, я решил: то, что он сделал для истории, я сделаю для географии.:с.49 — сказал однажды друзьям

	У меня никогда не было особого желания поколотить пруссаков, а ещё меньше — быть ими поколоченным, что — увы! — очень может случиться.:гл.25 — слова одному воинственному жителю Нанта
	— май 1870

	В наше время следует писать по шедевру в год, чтобы публика тебя не забыла.
	— 1880-е

… в детстве из всех книг я больше всего любил «Швейцарского Робинзона», предпочитая его «Робинзону Крузо». Я хорошо знал, что сочинение Даниеля Дефо философски более значимо. В нём предоставленный сам себе человек, одинокий человек, находит в один прекрасный день след голой ноги на песке! Но произведение Висса, богатое событиями и приключениями, интереснее для молодых мозгов. Там изображена целая семья: отец, мать, дети — и их различные поступки. Сколько лет я провёл на их острове! С каким пылом присоединялся к их открытиям! Как завидовал их судьбе! — перевод: А. Г. Москвин, 2001

— «Воспоминания о детстве и юности» (Souvenirs d'enfance et de jeunesse), 1891

	… в рецепт фантастики входит и 49% абракадабры.
	— вступление к какой-то книге рассказов

Всё, что в мире создано великого, порождено творческой мечтой.:с.5

Если читатель сможет угадать, чем всё кончится, то такую книгу не стоило бы и писать. — часто повторял

Интервью

корр.: Во многих ваших романах содержатся удивительно точные предсказания научных открытий и изобретений — предсказания, которые постепенно сбываются… — Вы преувеличиваете. Это простые совпадения, и объясняются они очень просто. Когда я говорю о каком-нибудь научном феномене, то предварительно исследую все доступные мне источники и делаю выводы, опираясь на множество фактов. Что же касается точности описаний, то в этом отношении я обязан всевозможным выпискам из книг, газет, журналов, различных рефератов и отчётов, которые у меня заготовлены впрок и исподволь пополняются. Все эти заметки тщательно классифицируются и служат материалом для моих повестей и романов. Ни одна моя книга не написана без помощи этой картотеки. Я внимательно просматриваю двадцать с лишним газет, прилежно прочитываю все доступные мне научные сообщения, и, поверьте, меня всегда охватывает чувство восторга, когда я узнаю о каком-нибудь новом открытии…

— Мэри Беллок, 1895

	Любовь — это всепоглощающая страсть, оставляющая в сердце мужчины совсем мало места, а моим героям необходимы все их душевные свойства, вся их энергия. Пребывание на борту корабля молоденькой, да ещё и очаровательной женщины, конечно, помешало бы героям реализовать их гигантские проекты…
	— «Журналу странностей», 1895

— Труд для меня — источник единственного и подлинного счастья… Это моя жизненная функция. Как только я кончаю очередную книгу, я чувствую себя несчастным и не нахожу покоя до тех пор, пока не начну следующую. Праздность для меня — пытка. корр.: … как вы пишете ваши романы. — <…> Начинаю я обыкновенно с того, что выбираю из картотеки все выписки, относящиеся к данной теме; сортирую их, изучаю и обрабатываю применительно к будущему роману. Затем я делаю предварительные наброски и составляю план по главам. Вслед за тем пишу карандашом черновик, оставляя широкие поля — полстраницы — для поправок и дополнений. Но это ещё не роман, а только каркас романа. В таком виде рукопись поступает в типографию. В первой корректуре я исправляю почти каждое предложение и нередко пишу заново целые главы. Окончательный текст получается после пятой, седьмой или, случается, девятой корректуры. Яснее всего я вижу недостатки своего сочинения не в рукописи, а в печатных оттисках. К счастью, мой издатель хорошо это понимает и не ставит передо мной никаких ограничений…

Настанет время, когда научные изобретения превзойдут силу воображения. — вариант перевода: «… достижения науки превзойдут самое смелое воображение»:с.155

Я стараюсь учитывать запросы и возможности юных читателей, для которых написаны все мои книги. Работая над своими романами, я всегда думаю о том — пусть иногда это идёт даже в ущерб искусству, — чтобы из-под моего пера не вышло ни одной страницы, ни одной фразы, которую не могли бы прочесть и понять дети. <…> Если бы вы только знали, как я сожалею о том, что мне так рано приходится завершить свой земной путь и проститься с жизнью на пороге эпохи, которая сулит столько чудес!.. <…> Я поставил своей задачей описать в «Необыкновенных путешествиях» весь земной шар. Следуя из страны в страну по заранее установленному плану, я стараюсь не возвращаться без крайней необходимости в те места, которые уже были описаны. Мне предстоит ещё описать довольно много стран, чтобы полностью расцветить узор. Но это сущие пустяки по сравнению с тем, что уже сделано. Быть может, я ещё закончу мою сотую книгу! Закончу обязательно, если проживу ещё пять или шесть лет…<…> Я хочу в своей последней книге дать в виде связного обзора полный свод моих описаний земного шара и небесных пространств и, кроме того, напомнить о всех маршрутах, которые были совершены моими героями… Но независимо от того, успею ли я выполнить этот замысел или нет, могу вам сказать, что у меня накопилось в запасе несколько готовых книг, которые будут изданы после моей смерти…

— «Новой Венской газете», 1902

На меня произвёл сильное впечатление ваш новый писатель Уэллс. У него совершенно особая манера, и книги его очень любопытны. Но по сравнению со мной он идёт совсем противоположным путём… Если я стараюсь отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, то Уэллс придумывает для осуществления подвигов своих героев самые невозможные способы. Например, если он хочет выбросить своего героя в пространство, то придумывает металл, не имеющий веса. <…> Уэллс больше, чем кто-нибудь другой, является представителем английского воображения.

— Ч. Дауберну, 1904

корр.: А есть ли какой-нибудь вид спорта, который вы не одобряете? — Автомобильные гонки. Это безумный спорт, и я очень сожалею, что он получил такое распространение. Каждый владелец автомобиля рискует головой. Автомобили загрязняют воздух. В этом новом увлечении я вижу признак деградации современного цивилизованного общества. Ничего, кроме модного декадентства и умственного оскудения, я в этом виде спорта не усматриваю.

— то же

Письма

	К дьяволу министров, президента, палату; ещё остался во Франции поэт, заставляющий дрожать наши сердца! Виктор Гюго!:с.42
	— родителям, 1849 или 1850

	Дорогой папа, уверяю тебя, что стремлюсь лишь к одной вещи в мире, — служить моей музе, и начать это как можно скорее, ибо у меня нет денег, чтобы нанимать ей кормилицу.:гл.7
	— 2 декабря 1852

	120 ступенек [до мансарды] — и вид как с настоящей египетской пирамиды… Внизу, на бульварах и площадях, снуют муравьи, или люди, как принято их называть. С этой олимпийской высоты я проникаюсь состраданием к жалким пигмеям и не могу поверить, что и сам я такой же.:с.34
	— отцу, апрель 1853

	Не вижу, почему бы мне, не подцепить в парижском свете супругу, богатую девицу, которая, скажем, сбилась с предначертанного пути или была бы готова с него сбиться… :гл.11
	— матери, декабрь 1855

	[Я похож] на першерона, который если и отдыхает, то в своей же упряжке. — возможно, в июне 1863:гл.15
	— П.-Ж. Этцелю

	Ах, если бы я мог сунуть туда несколько адюльтеров, мне было бы гораздо легче! Если бы руки у меня были развязаны, как у Дюма, я бы над двадцатью книгами трудился меньше, чем над четырьмя своими!:гл.19
	— П.-Ж. Этцелю, ~1867

	Вот баланс Империи после восемнадцатилетнего царствования: в банке один миллиард, ни торговли, ни промышленности. Военный закон, уводящий нас к времени гуннов и вестготов. Всеобщее оскудение нравов и бессмысленные войны в перспективе. Неужели нельзя придумать иного довода, кроме ружья Шаспо?:с.69
	— отцу, 1869

	Прочитал «Западню» Золя — это гнусно, тяжеловесно, ужасающе, отвратительно, тошнотворно… и изумительно! Зачем только ему понадобилось рассказывать всё это, какая в этом необходимость?:гл.46
	— П.-Ж. Этцелю, 1877

	Я говорю о таланте Золя с точки зрения удивительной точности деталей, превосходящей всё, что мне доводилось читать в подобном жанре. Но он развивает два сюжета, которые не следовало развивать таким образом. Для меня здесь нет ничего поучительного. Я смотрю на это, как на удивительные фотографии, причём фотографии запретные.:гл.46 — о «Западне»
	— П.-Ж. Этцелю, позже

	«Разгром» — скучный роман, никогда не стану его перечитывать, хотя другие перечитывал не раз. Что бы там ни говорил Золя, это всё пустое, да и потом скучно. <…> Шатриану и двадцати строчек достаточно, чтобы оставить неизгладимое впечатление, а другому и двадцати страниц мало.:гл.46
	— Л.-Ж. Этцелю, 1892

	У меня уже готовы тома за 1895, 1896, 1897 годы и начата работа над романом за 1898.:с.101 — по договору с Этцелем, он предоставлял по 2 романа в год
	— Полю Верну, 7 августа 1894

Романы

• См. в категории его произведений, малоцитабельные — в общей статье

Стихи

	Мечтатель, улетающий в просторы, Вытягиваю ноги к полыханью Огня, и, внемля моему дыханью, Встают в дыму — моря, проливы, горы… Вольтеровское кресло. Сумрак нежный. Поленья тают. Это вечность точит Моей души безмолвные массивы… И дух любви — дух светлый, безмятежный… Дух — нежный, будто дым… Как свет, красивый… Смиряется в очарованье ночи…
	— ~1865

О доктор! <…> Что за беда, если лечение никак не заканчивается. У нас есть этот спасительный бальзам, такой спасительный, что Эпикур должен был изобрести его исключительно для богов. О, как циркулирует, как обжигает меня горче блаженство! О, какая нежная благодать овладевает телом! О, как я тону в бездонном спокойствии! Ах доктор! Пронзи меня поскорее своей волшебной иглой! Тысячу, тысячу, тысячу раз благословляю тебя, святой Морфий, — безмятежность, созданная богами.

— 1886

	Лодку качает длинной волной, Сладко сгущается ласковый вечер. Звезды туманятся нежно, как свечи, Вместе с Луною плывя надо мной… Где-то вдали колокольчик звенит. Нежно колотится в сонное ухо Зной. И, как облачко светлого пуха, Долго над тихой рекою летит…
	— 1887

	Сей сказочный огонь неуловимый, Он в темноте является всегда, Он манит по ночам неудержимо, Ни на песке, ни на морской равнине Не оставляя за собой следа. <…> А говорят (но только мало веры), Что это газ идёт из-под земли… Мне ж думается — то другого мира, Светя нам с Ориона, Веги, Лиры, Огонь на Землю звёзды принесли. <…> Но может, то — дыханье джинна, Иль домового на губах Искрится, делаясь незримым, Едва пробудится долина В весёлых утренних лучах! <…> Иль, уделив полям вниманье, Скользнув по краю, бороздой, То луч полярного сиянья Порхнул, невластный осязанью, Подобно бабочке ночной? <…> Будь молнией, огонь мой странный, Дыханьем ветра иль душой, Чтоб причаститься твоей тайны. Чтоб погрузиться в твоё пламя, Теперь повсюду я с тобой <…>. Союз наш скоро полным станет, Судьбою будет освящён: С тобой приемлю, час настанет, И жизнь, блуждающее пламя, И смерть, блуждающий огонь! — из романа «Семья без имени» («Безымянное семейство», Famille-sans-nom), 1889 (часть первая, III); перевод: В. Исакова, 1993
	Ce feu fantasque, insaisissable, Qui, le soir, se dégage et luit, Et qui, dans l’ombre de la nuit, Ni sur la mer ni sur le sable, Ne laisse de trace après lui ! <…> On dit, est-ce chose certaine ? Que c’est l’hydrogène du sol. J’aime mieux croire qu’en son vol, Il vient d’une étoile lointaine, De Véga, de la Lyre ou d’Algol. <…> Mais n’est-ce pas plutôt l’haleine D’un sylphe, d’un djinn, d’un lutin, Qui brille, s’envole et s’éteint, Lorsque se réveille la plaine Aux rayons joyeux du matin ? <…> Ou sur les champs dont il éclaire D’un pâle reflet le sillon, Quelque mystérieux rayon Tombé d’une aurore polaire, Comme un nocturne papillon ? <…> Qui que tu sois, éclair, souffle, âme, Pour mieux pénétrer tes secrets, Ô feu fantasque, je voudrais Pouvoir m’absorber dans ta flamme ! Alors partout je te suivrais <…>. Et l’union serait complète, Si le destin, un jour, voulait Que je pusse, comme il me plaît, Naître avec toi, flamme follette, Mourir avec toi, feu follet !
	— «Блуждающий огонь» (Le Feu follet)

О Жюле Верне

• См. отдельную статью и категорию