Дело совести (Блиш)

«Дело совести» (англ. A Case of Conscience) — роман Джеймса Блиша 1958 год; составлен из двух ранних повестей.

Цитаты

Предисловие ко 2-му изданию

Сегодня и (к моему величайшему опасению) завтра нашему перенаселенному неомальтузианскому миру с нашим коллективным ангелом смерти — бескрылым, безликим и с очень длинными руками — грозят жертвы столь массовые, что никакой популяции священнослужителей не отпеть всех безвременно усопших;..

Замысел <романа> заключался в том, чтобы написать о человеке, а не о вероучении.

Книга первая

	... можно было углядеть растянувшийся в прыжке силуэт какой-нибудь амфибии или сигмой змеящийся в иле след литианского крокодила, что преследовал добычу чересчур резвую, но которую все равно когда-нибудь обязательно нагонит — за ничтожно малое по геологическим меркам время. — II
	… one could see the leaping shadow of some amphibian, or the sinuously advancing sigmoid track of the Lithian crocodile, in pursuit of some prey faster than itself but which it would nonetheless capture in its own geological good time.

Над речной долиной гудели ветры, и Дерево покачивалось им в такт, вибрировало едва-едва, но этого было достаточно. Стоило Дереву только шелохнуться, как корневая система его, пролегающая подо всем городом, возбуждала колебания в кристаллическом скальном основании, на котором Коредещ-Сфат покоился с незапамятных времён — примерно с тех же, что Рим на своих семи холмах. Кристаллические скальные породы отвечали на давление мощным импульсом радиоволн — принимаемых не только повсюду на Литии, но и далеко в космосе. <…> Вообще-то, импульсы представляли собой чистый шум. <Но> литиане ухитрялись его модулировать — причём, для передачи не только информационных сообщений, но и позывных своей удивительной навигационной сети, сигналов точного времени и многого другого,.. — II

As the winds came and went along the valley, the tree nodded and swayed-only a little, but that little was enough. With every movement, the tree’s root system, which underlay the entire city, tugged and distorted the buried crystalline cliff upon which the city had been founded, as long ago in Lithian pre-history as was the founding of Rome on Earth. At every such pressure, the buried cliff responded with a vast heart-pulse of radio waves-a pulse detectable not only all over Lithia, but far out in space as well. <…> The bursts, however, were sheer noise. <But> the Lithians modulated them to carry information-not only messages, but the amazing navigational grid, the planet-wide time-signal system, and much more

Даже тут, в пятидесяти световых годах от Рима, Руис-Санчес как иезуит знал о человеческом знании нечто такое, что <кто-то>, давно забыл, а <кто-то> так никогда и не узнает: любое знание проходит в своем развитии через обе стадии — возвещает о своем явлении из хаоса и вновь возвращается в хаос. В процессе — установление тончайших различий, и чем дальше, тем тоньше. В результате — бесконечная череда катастроф теории. В остатке — вера. — II

As a Jesuit-even here, fifty light-years from Rome-Ruiz-Sanchez knew something about knowledge that <someone> had forgotten, and that <someone> would never learn: that all knowledge goes through both stages, the annunciation out of noise into fact, and the disintegration back into noise again. The process involved was the making of increasingly finer distinctions. The outcome was an endless series of theoretical catastrophes. The residuum was faith.

	— Вы умираете? Слово «смерть» у вас в языке есть, но я не уверен, что оно значит то же, что и в нашем. — Изменяться прекратить и к существованию вернуться означает оно, — произнёс Штекса. — IV
	"Well then-do your people die? I see you have the word, but perhaps it isn't the same in meaning as our word." "It means to stop changing and to go back to existing," Chtexa said.

	— Зачем же тогда вообще оружие выпускается? <…> Или чтобы целить в кого-нибудь, или уж лучше сразу на свалку выкидывать. — VII
	"Do we make machine pistols for nothing? <…> Either you point them at someone or you throw them away."
	— Кливер

	В палеонтологии, например; помнишь доказательство, что лошадь происходит от эогиппуса, которое почему-то убедило далеко не всех? Похоже, если дьявол и обладает творческой силой, на неё наложено некое ограничение свыше, и все порождения Сатаны в той или иной мере ущербны. Да взять хоть то же пресловутое открытие внутриматочной рекапитуляции, призванное раз и навсегда разрешить вопрос о происхождении человека. Ничего не вышло, так как доверенное лицо враг рода человеческого выбрал не слишком удачно; некто Геккель оказался настолько бешеным атеистом, что пошел на фальсификацию экспериментальных данных, лишь бы доказательство звучало поубедительней. Тем не менее, что тот, что другой довод были достаточно серьёзными. Но у церкви не так-то легко выбить почву из-под ног, Святой Престол покоится на прочном, как скала, основании… — VIII
	The demonstration, for instance, in the rocks — the one that was supposed to show how the horse evolved from Eohippus, but which somehow never managed to convince the whole of mankind. If the Adversary is creative, there is at least some divine limitation that rules that Its creations be maimed. Then came the discovery of intra-uterine recapitulation, which was to have clinched the case for the descent of man. That one failed because the Adversary put it into the mouth of a man named Haeckel, who was so rabid an atheist that he took to faking the evidence to make the case still more convincing. Nevertheless, despite their flaws, these were both very subtle arguments, but the Church is not easily swayed; it is founded on a rock.
	— Руис-Санчес

Книга вторая

Как иезуиту, ему приходилось уже разбирать и оспаривать довольно дел совести, чтобы не тешиться иллюзиями, будто зло исключительно прямолинейно или бессильно. Но чтобы среди способностей врага рода человеческого числилась творческая — такого Руис-Санчесу и в голову не приходило, до самой Литии. Нет уж, Богово — Богу. Помыслить, будто может быть более одного демиурга — ересь чистейшей воды, и притом очень древняя. Но как есть, так есть — ересь там или что. Вся Лития, и особенно доминирующий на планете вид, рациональный и достойный всяческого восхищения, суть порождение зла, призванное ввести человечество во искушение — новое, чисто интеллектуальное, явленное, словно Минерва из головы Юпитера. А явление то — противоестественное, как и созвучное ему мифическое, — призвано было, в свою очередь, породить: массовое символическое хлопание себя по лбу (всеми, кто способен хоть на мгновение помыслить, будто возможна какая-либо иная творческая сила, помимо Божественной); трескучую, до звона в черепе головную боль (у теологов); моральную мигрень; и даже космологическую контузию, ибо Минерва — верная подруга Марса, и на земле (воистину, мучительно вспомнилось Руис-Санчесу), как на небе. В конце концов, на небе он был, и кому знать, как не ему. — X

As a Jesuit he had examined and debated far too many cases of conscience to believe that evil is unsubtle or impotent. But that among these powers the Adversary numbered the puissance to create — no, that had never entered his head, not until Lithia. That power, at least, had to be of God, and of God only. To think that there could be more than one demiurge was outright heresy, and a very ancient heresy at that. So be it, it was so, heretical or not. The whole of Lithia, and in particular the whole of the dominant, rational, infinitely admirable race of Lithians, had been created by Evil, out of Its need to confront men with a new, a specifically intellectual seduction, springing like Minerva from the brow of Jove. Out of that unnatural birth, as out of the fabled one, there was to come a symbolic clapping of palms to foreheads for everyone who could admit for an instant that any power but God could create; a ringing, splitting ache in the skull of theology; a moral migraine; even a cosmological shell-shock, for Minerva was the mistress of Mars, on Earth as — undoubtedly, Ruiz-Sanchez remembered with anguish — as it is in heaven. After all, he had been there, and he knew.

— Ну, краеугольным камнем <концепции родительства>, похоже, является чуть ли не благоговение перед молодежью, пестование, заботливое до крайности — как в физическом, так и умственном плане. И при том вы принуждаете их ютиться в подземельях безо всякого контакта с природой и учите бояться смерти — что, конечно же, до некоторой степени сводит их с ума, поскольку смерти все равно не избежать. То же самое, что учить их бояться второго начала термодинамики только потому, что живая материя пренебрегает им очень недолго. Как они вас ненавидят! — XII

"Why, <concept of parenthood> seems to be based on a reverence for the young, and an extremely patient and protective attitude toward their physical and mental welfare. Yet you make them live in these huge caves, utterly out of contact with the natural world, and you teach them to be afraid of death — which of course makes them a little insane, because there is nothing anybody can do about death. It is like teaching them to be afraid of the second law of thermodynamics, just because living matter sets that law aside for a very brief period. How they hate you!"

	... в структуре церкви орден иезуитов являлся чем-то наподобие мозговой коры, занимаясь разрешением наиболее запутанных моральных, теологических и организационных проблем. — XIII
	... the Jesuit order is the cerebral cortex of the Church, concerned with its knottiest moral, theological and organizational problems.

	… соседи по купе: поляк в короткой дубленке, всю дорогу безмолвно управлявшийся с гигантской головкой невероятно пахучего сыра, и бородатый приверженец Голливуд-Веданты, облаченный в джутовый мешок с прорезями и в сандалиях на босу ногу; пахло от последнего отнюдь не сыром,.. — XIV
	... compartment-mates: a Pole in a sheepskin coat who had spent the entire journey wordlessly cutting his way through a monstrous and smelly cheese he had boarded the train with, and a Hollywood Vedantist in sandals, burlap and beard whose smell was not that of cheese...

	Ересь, — подумал Руис-Санчес (в который уж раз), — никогда не приходит одна. Невозможно выдернуть лишь одну нить; стоит только потянуть, и на тебя накатывается вся масса. — XVII
	Heresies, Ruiz-Sanchez thought — not for the first time — come in snarls. It is impossible to pull free one thread; tug at one, and the whole mass begins to roll down upon you.

	… лик Бога ревнителя и мстителя — Бога, сотворившего преисподнюю прежде, чем человека, ибо ведал, что пригодится. Ужасную истину эту запечатлел Данте; <…> и был прав — как в глубине души осознаёт, читая «Божественную комедию», каждый католик. — XVIII
	… the face of the avenging, the jealous God — the God who made hell before He made man, because He knew that He would have need of it. That terrible truth Dante had written down; <…> Dante had been right, as every Catholic who reads the Divine Comedy knows in his heart of hearts.

Перевод

А. Б. Гузман, 2002 (с уточнениями)

О романе

Самый известный роман Блиша — «Дело совести» — справедливо причислен к классике НФ; наряду с «Песнью по Лейбовицу» У. Миллера это одно из самых глубоких художественных исследований проблем религии средствами НФ. <…> Отчаянный акт «космического экзорцизма» (по сути уничтожения того, что не способен постичь), совершенный священником, становится трагическим символом бессилия разума, опутанного догмами.

— Вл. Гаков, 1995

• см. статью Андрея Балабухи «Воспаление совести, или Трагедия полюсов», 2002

Станислав Лем

Всё это вместе взятое невыразимо наивно, поэтому восторгов восхищения, которые встретил роман в научно-фантастической среде, я не только не разделяю, но просто не понимаю. И вообще — спасение веры с помощью ереси не кажется мне лучшим из возможных способов. Но бог с ним, с этим аспектом произведения; даже в манихейском смысле изложение поразительно примитивно. Ментальность блишевского отца иезуита неприлично средневекова. Да и очень-то уж ловким софистом его не назовешь. И даже если б он им был, такая хитроумность не похожа на основное достоинство как главный бастион веры; одно дело — выкрутасы, имеющие определённый смысл при соответствующей интерпретации, и совсем другое — тот специфический род неравнодушия к вопросам веры и обусловленного им мировоззрения, которое ультимативно выражают краткие слова: «Ничто из происходящего здесь не может изменить нашего отношения к Тому, кто пребывает там». Такая приверженность, хоть порой она может привести к отсутствию логических аргументов, никогда не лишится «доказательности», каковой просто-напросто является аутентичный акт веры. Этот акт неразрывно связан с любовью Высшего Существа, для которой совершенно излишни любые осязаемые доказательства эмпирического толка, а логические доводы могут — не исключено — понадобиться теологии разума, но вера не на них зиждется и с их падением сама не падает. Фактически доказательство иезуита у Блиша означает: 1) Добро не может соприсутствовать со Злом чисто факультативно, поэтому если разумные существа причиняют друг другу одно лишь Добро, значит, это должно вызывать к ним недоверие; 2) палеонтологические данные были на Земле фальсифицированы (тут уж не до Литии!), а сотворил это Сатана, дабы убедить людей в том, что их создал не Бог, а эволюция; 3) чтобы ещё глубже утвердить людей в том, что биоэволюция позволяет обрести разум, а социоэволюция — есть идеальное общественное состояние без Бога, Сатана организовал быт Литии в форме как бы школьного наглядного пособия, чтобы у прибывающих туда людей вконец искоренить веру; 4) если 1), 2) и 3) суть истина, а кроме того, истинно то, что Добро не может проявлять себя без трансцендентной поддержки, то поскольку литийскую этику «не поддерживает» Господь Бог — ведь они же атеисты! — логически неизбежно, что Атлантом их моральности должен быть Сатана. Оригинальный аргумент Блиша, будучи генерализован, уже несёт в себе элемент чистой юмористической непреднамеренности. Будучи приложен ко всему универсуму эмпирических фактов, он говорит, что необходимо разделить комплекс этих фактов пополам. Один подкомплекс объединит факты, которые в отношении веры либо нейтральны (например, цвет травы представляется нейтральным для веры, поскольку, будь она красной, это ничего бы в теодицее не изменило), либо её утверждают (например, в виде «принципа обнаруживаемой в Космосе целесообразности»). Второй подкомплекс охватывает факты, которые вроде бы противоречат вере (например, что закоренелый безбожник может быть принципиально благородным и заботиться о благе других людей, даже не обращая внимания на те благости, которые религия сулит верующим в виде избавления; что, в соответствии с палеонтологическими данными, разум возникает в ходе естественных процессов приспособляемости и т. д.). Этот второй подкомплекс toto in corpore надлежит признать делом рук Сатаны. Он организовал эти факты как фальсификат Божьего действия умышленно и исключительно для того, чтобы убедить нас в несуществовании Господа Бога (а также, весьма забавно, кстати, чего Блиш уже был не в состоянии заметить, Сатана одновременно затирает от нашего глаза следы собственного существования, прикидывается, будто «его нет» и все-де идёт как бы само собою исключительно в соответствии с законами физики). Не случайно лишь один раз в истории эволюционных споров был приведен аргумент о якобы поддельном характере окаменелостей и останков, обнаруживаемых палеонтологией (Шатобриан и Госсе), и реально мыслящие теологи были разумнее блишевского иезуита, восприняв этот аргумент весьма прохладно. Ведь принятие его приносит вдвойне фатальные последствия. Прежде всего оно обращает мир в манихейское поле соперничества Бога с Сатаной, а это чудовищная ересь, принять её нельзя, ибо в таком случае невозможно понять, чьих же это рук дело (в конкретном случае): Сатаны или Бога; вера, если она намерена последовательно придерживаться такой догмы, должна превратиться в разновидность невроза навязчивой идеи (необходимо постоянно держать себя в святости, святым ладаном окуриваться, святой водой кропиться, из церкви не выходить, так как все вокруг может быть результатом сатанинской деятельности, и кто знает, не окажется ли в конце концов сама церковь ею?). Кроме того, поскольку Сатана действует постоянно, то вообще не известно, что будет дальше. (Едва Господь Бог сотворит одно, как туда же прошмыгнет и Дьявол, чтобы к созданному «пришпандорить» что-нибудь свое.) Во-вторых же, этот аргумент снимает доктрину с экуменического фронта и перебрасывает на прежние позиции, когда папы и антипапы взаимно проклинали друг друга. При таком подходе все другие вероисповедания должны быть сразу же отнесены к сатанинским! Значит, никакие технологии убеждения не могут быть дозволены (коли нельзя обращать самого Сатану, то нельзя и вдаваться в дискуссии с детьми его); как видим, у аргумента нет никакой тормозящей «собачки», и в связи с этим прогресс знания легко подчиняется «сатанинскому поглощению» (едва осмысленно заговорит какой-нибудь робот, как придётся однозначно признать, что его создателей, всяких там Винеров, Шеннонов, Маккеев, нам злобно подкинул Сатана). Получается, что Божий Универсум, набитый сатанинскими деяниями, будто тощий заяц, нашпигованный солониной, не может служить догматически-доктринальным обоснованием какой-либо разновидности христианства и, стало быть, манихейство не потому превратилось в историческую ересь, что институционально не закрепилось, поскольку так распорядились случайные явления, а потому, что оно не может быть, тем более таким манером изложенное, оплотом какой-либо разновидности христианства. Поэтому концепция дьявольских «артефактов и бутафорий» представляет собой обычное ребячество. Вероятно, единственным оружием Сатаны при целостном рассмотрении оказывается сам Джеймс Блиш, потому что именно он искусственно «поддерживает существование атеистически идеальной литийской цивилизации». Роман этот, утверждая, будто Сатана из кожи вылезает вон, лишь бы создавать одно только Добро, дабы направить нас на неверные пути, роман, в котором одна космическая цивилизация становится инструментом, служащим для подстрекательства неверия в лоне другой космической цивилизации (ибо ничему более Лития не служит!), следует рассматривать как произведение одновременно любопытное и забавное, то есть как продукт несоразмерности интеллектуальных амбиций ведущего американского фантаста и его творческих возможностей. Иначе говоря: он создал — в виде ереси — метафизику, которая своими силами удерживаться на ногах не может, поддерживает её он, <…>; Блиш хотел одного, а вышло другое. Ведь он не собирался создавать совершенно новую метафизику, ни еретическую, ни всего лишь по-иному интерпретирующую универсум материальных фактов; это видно хотя бы по тому, что в романе папа Адриан VIII не отлучает иезуита-еретика от церкви, а лишь разъясняет ему, что Сатана реально ничего не создаёт, а может только заставлять нас галлюцинировать. К сожалению, тут уж Блиш окончательно запутался в том, что сам же и создал. Потому что конец истории таков: некий земной физик предпринимает на Литии, не знающей атомной энергии, попытку запустить реактор, и в тот же момент по чистому стечению обстоятельств отец Руис Санчес, глядя с Луны на Литию, изгоняет с ней бесов в чудовищно драматической сцене; видна жуткая вспышка, и Лития разваливается, иначе говоря, Сатана «снова взял дело в свои руки» в точном соответствии с поговоркой: «Всё черти взяли». Блиш стремится создать ситуацию, допускающую два толкования: кто хочет, пусть думает, что Лития — не детище Сатаны, и тогда катастрофа оказывается результатом неосторожности физика, а кому больше нравится, пусть придерживается теории отца Руиса Санчеса. Прелестно! Но как быть с творческой потенцией Дьявола? Если экзорцизмы подействовали, то, выходит, Лития не была галлюцинацией, как утверждал папа Адриан VIII? Так о чём же в таком случае повествует Блиш? В том-то и дело, что Блиш и сам толком не знает, что он хочет сказать, кроме, естественно, удивительной истории, местами довольно интересной (только не там, где грохочут пушки теологической аргументации). — перевод: Е. П. Вайсброт, В. Борисов, 2004

— «Фантастика и футурология», книга 2 (IV. Метафизика научной фантастики и футурология веры), 1970, 1972

	Как назвать тот факт, что единственная утопия последних лет, «Дело совести» Дж. Блиша, рисует общество, живущее в гармонии, однако гармония сия есть творение сатаны, с помощью коего он пытается разум человеческий заморозить и оторвать от Бога? Единственная во всём универсуме научной фантастики техническая социальная утопия, да и та как раз заслуживает, если верить Блишу, отрешения от Космоса!
	— «Фантастика и футурология», книга 2 (Эвтопия и дистопия научной фантастики)