Вокруг Луны

«Вокру́г Луны́» — фантастический роман Жюля Верна 1869 года. Непосредственное продолжение романа «С Земли на Луну», ещё через 20 лет вышло «Вверх дном».

Цитаты

— … когда мы доберёмся до Луны, то за долгие лунные ночи мы вдоволь успеем наглядеться на земной шар, где копошатся нам подобные. — Нам подобные? — переспросил Мишель Ардан. — Они теперь такие же нам подобные, как и жители Луны — селениты. Ведь наш снаряд — новый мир, населённый только нами одними. Мне подобен Барбикен, Барбикен — Николю. Над нами и вне нас человечество кончается; мы трое — единственные жители этого мирка до той самой минуты, пока мы не превратимся в обыкновенных селенитов! — глава III

— … quand nous aurons atteint la Lune, nous aurons le temps, pendant les longues nuits lunaires, de considérer à loisir ce globe où fourmillent nos semblables ! — Nos semblables ! s’écria Michel Ardan. Mais maintenant, ils ne sont pas plus nos semblables que les Sélénites ! Nous habitons un monde nouveau, peuplé de nous seuls, le projectile ! Je suis le semblable de Barbicane, et Barbicane est le semblable de Nicholl. Au-delà de nous, en dehors de nous, l’humanité finit, et nous sommes les seules populations de ce microcosme jusqu’au moment où nous deviendrons de simples Sélénites !

— … если на Луне есть жители, то они, конечно, появились на свет на сотни тысяч лет раньше нас, потому что сама Луна, несомненно, старше нашей планеты. А если эти жители существуют уже сотни тысяч лет и их мозг устроен так же, как и наш, то они уж наверное не только давно изобрели всё, что придумано нами, но даже и такие вещи, которые появятся у нас только через несколько столетий. Едва ли нам придётся их учить чему-нибудь: скорее они многому нас научат. <…> — Почему они не запустили лунный снаряд на Землю? — А кто тебе сказал, что они этого не сделали? <…> — Когда же? — Да, может быть, за тысячи лет до нашего появления на Земле. — А снаряд? Где же их снаряд? Покажи! — Милый друг, — ответил Барбикен. — Пять шестых поверхности земного шара покрыты водой. Отсюда пять шансов из шести, что если такой снаряд и был пущен с Луны, то он погребён теперь на дне Атлантического или Тихого океана; а может быть, попал в какую-нибудь пропасть в те времена, когда земная кора ещё не успела окончательно затвердеть. — глава V

— … si la Lune est habitée, ses habitants ont apparu quelques milliers d’années avant ceux de la Terre, car on ne peut douter que cet astre ne soit plus vieux que le nôtre. Si donc les Sélénites existent depuis des centaines de mille ans, si leur cerveau est organisé comme le cerveau humain, ils ont inventé tout ce que nous avons inventé déjà, et même ce que nous inventerons dans la suite des siècles. Ils n’auront rien à apprendre de nous et nous aurons tout à apprendre d’eux. <…> — Pourquoi n’ont-ils pas lancé un projectile lunaire jusqu’aux régions terrestres ? — Qui te dit qu’ils ne l’ont pas fait ? <…> — Quand ? — Il y a des milliers d’années, avant l’apparition de l’homme sur la Terre. — Et le boulet ? Où est le boulet ? Je demande à voir le boulet ! — Mon ami, répondit Barbicane, la mer couvre les cinq sixièmes de notre globe. De là, cinq bonnes raisons pour supposer que le projectile lunaire, s’il a été lancé, est maintenant immergé au fond de l’Atlantique ou du Pacifique. À moins qu’il ne soit enfoui dans quelque crevasse, à l’époque où l’écorce terrestre n’était pas encore suffisamment formée.

… различные предметы, оружие, бутылки, брошенные и предоставленные самим себе, словно чудом держались в воздухе. <…> Путешественники, вступившие в этот новый мир чудес, изумлённые, потрясённые, несмотря на все свои научные рассуждения, чувствовали, что телам их недостаёт веса. Вытянутые руки не опускались; головы качались на плечах; ноги не касались пола снаряда. Они вели себя как пьяные, потерявшие равновесие и устойчивость. Человеческая фантазия создавала людей, лишённых отражения, лишённых тени! А тут сама реальность благодаря равновесию сил притяжения двух планет создала людей, лишённых веса! <…> — Это не может долго продолжаться, — сказал Барбикен. — Как только снаряд перейдёт за нейтральную линию, тотчас же начнёт действовать лунное притяжение, и мы начнём падать на Луну. — глава VIII

… divers objets, des armes, des bouteilles, abandonnés à eux-mêmes, se tinrent comme par miracle. <…> Eux-mêmes, surpris, stupéfaits, en dépit de leurs raisonnements scientifiques, ils sentaient, ces trois aventureux compagnons emportés dans le domaine du merveilleux, ils sentaient que la pesanteur manquait à leur corps. Leurs bras, qu’ils étendaient, ne cherchaient plus à s’abaisser. Leur tête vacillait sur leurs épaules. Leurs pieds ne tenaient plus au fond du projectile. Ils étaient comme des gens ivres auxquels la stabilité fait défaut. Le fantastique a créé des hommes privés de leurs reflets, d’autres privés de leur ombre ! Mais ici la réalité, par la neutralité des forces attractives, faisait des hommes en qui rien ne pesait plus, et qui ne pesaient pas eux-mêmes ! <…> — L’Assomption ne peut durer, répondit Barbicane. Si le projectile passe le point neutre, l’attraction lunaire nous attirera vers la Lune.

Николь утверждал тогда, что при ударе о Луну снаряд разобьётся, как стекло, а Ардан возражал, что он задержит падение при помощи своевременно пущенных ракет. И в самом деле, мощные ракеты, имея точкой опоры дно снаряда и вылетая наружу, должны были вызвать обратное действие снаряда и тем самым до некоторой степени замедлить скорость его падения. Правда, этим ракетам пришлось бы гореть в безвоздушном пространстве, но кислорода им хватило бы, потому что он заключался в самих ракетах. Ведь извержению лунных вулканов никогда не препятствовал недостаток атмосферы вокруг Луны. — глава IX

Au capitaine Nicholl, soutenant que le projectile se briserait comme verre, Michel avait répondu qu’il retarderait sa chute au moyen de fusées convenablement disposées. En effet, de puissants artifices, prenant leur point d’appui sur le culot et fusant à l’extérieur, pouvaient, en produisant un mouvement de recul, enrayer dans une certaine proportion, la vitesse du boulet. Ces fusées devaient brûler dans le vide, il est vrai, mais l’oxygène ne leur manquerait pas, car elles se le fournissaient elles-mêmes, comme les volcans lunaires, dont la déflagration n’a jamais été empêchée par le défaut d’atmosphère autour de la Lune.

	Все чувства друзей сосредоточились на одном-единственном желании: видеть, как можно больше видеть! Они были представителями Земли, представителями человечества всех эпох, и сейчас их глазами, через их посредство человеческий род проникал в тайны своего спутника! — глава X
	Tous leurs sentiments se concentraient dans une pensée unique : Voir ! Représentants de la Terre, de l’humanité passée et présente qu’ils résumaient en eux, c’est par leurs yeux que la race humaine regardait ces régions lunaires et pénétrait les secrets de son satellite !

	… все созвездия сияли ровным, спокойным светом; они не мерцали, потому что здесь не было атмосферы, которая <…> вызывает мерцание звёзд. Здесь они сияли как ясные, кроткие очи, устремлённые в глубокий, непроницаемый мрак среди нерушимого безмолвия Вселенной. — глава XIV
	… ces constellations brillaient d’un éclat doux ; elles ne scintillaient pas, car l’atmosphère manquait, qui <…> produit la scintillation. Ces étoiles, c’étaient de doux yeux qui regardaient dans cette nuit profonde, au milieu du silence absolu de l’espace.

— По мере того как недра Луны остывали, её внутреннее тепло уходило всё глубже к центру, а поверхность затвердевала. Постепенно стали появляться и последствия этого: исчезновение живых существ, исчезновение растительности. Вскоре затем почти полностью рассеялась и атмосфера, так сказать, сдёрнутая с Луны земным притяжением, а отсюда: исчезновение воздуха и испарение воды. К тому же времени, как Луна стала необитаемой, исчезли и все населявшие её существа. Она превратилась в тот мёртвый мир, который мы можем наблюдать теперь. — Ты думаешь, что та же участь ожидает и Землю? — Весьма вероятно. — Когда же? — Когда она станет необитаемой вследствие охлаждения земной коры. — А можно вычислить, когда наша злополучная планета начнёт охлаждаться? — Без сомнения. — И тебе известны эти вычисления? — В точности. — Так что же ты получишь, учёный сухарь, — воскликнул Мишель Ардан. — Я же сгораю от любопытства! — Дорогой мой Мишель, — спокойно ответил Барбикен, — известно, насколько понижается температура Земли в течение одного столетия. Так вот, по некоторым расчётам, средняя температура Земли дойдёт до нуля через четыреста тысяч лет! — глава XVIII

— À mesure que les feux intérieurs se sont éteints, que la matière incandescente s’est concentrée, l’écorce lunaire s’est refroidie. Peu à peu les conséquences de ce phénomène se sont produites : disparition des êtres organisés, disparition de la végétation. Bientôt l’atmosphère s’est raréfiée, très-probablement soutirée par l’attraction terrestre ; disparition de l’air respirable, disparition de l’eau par voie d’évaporation. À cette époque la Lune, devenue inhabitable, n’était plus habitée. C’était un monde mort, tel qu’il nous apparaît aujourd’hui. — Et tu dis que pareil sort est réservé à la Terre ? — Très-probablement. — Mais quand ? — Quand le refroidissement de son écorce l’aura rendue inhabitable. — Et a-t-on calculé le temps que notre malheureux sphéroïde mettrait à se refroidir ? — Sans doute. — Et tu connais ces calculs ? — Parfaitement. — Mais parle donc, savant maussade, s’écria Michel Ardan, car tu me fais bouillir d’impatience ! — Eh bien, mon brave Michel, répondit tranquillement Barbicane, on sait quelle diminution de température la Terre subit dans le laps d’un siècle. Or, d’après certains calculs, cette température moyenne sera ramenée à zéro après une période de quatre cent mille ans !

— На нашем судне никакого балласта нет. К тому же я полагаю, что облегчённый снаряд полетит ещё быстрее. <…> — Ни тише, ни быстрее, — прервал их Барбикен, — потому что мы несёмся в пустом пространстве, где силы тяжести не существует. — Ну значит, остаётся только одно! — решительно воскликнул Мишель. — Что же? — Завтракать, — невозмутимо ответил француз, всегда прибегавший к этому спасительному средству в самых затруднительных и безвыходных обстоятельствах. — глава XIX

« Nous n’avons pas de lest à bord. Et d’ailleurs, il me semble que le projectile allégé marcherait plus vite. <…> — Ni plus ni moins vite, répondit Barbicane pour mettre ses deux amis d’accord, car nous flottons dans le vide, où il ne faut plus tenir compte de la pesanteur spécifique. — Eh bien, s’écria Michel Ardan d’un ton déterminé, il n’y a plus qu’une chose à faire. — Laquelle ? demanda Nicholl. — Déjeuner ! » répondit imperturbablement l’audacieux Français, qui apportait toujours cette solution dans les plus difficiles conjonctures.

	— … дно снаряда не поворачивается к лунному диску! В эту минуту Барбикен, стоявший у окна, обернулся к своим спутникам. Лицо его покрывала смертельная бледность, брови были нахмурены, губы стиснуты. — Мы падаем, — сказал он. — Наконец-то! На Луну? — вскричал Мишель Ардан. — На Землю! — глава XIX
	— … puisque le culot du projectile ne se retourne pas vers le disque lunaire ! » En ce moment, Barbicane, quittant la vitre des hublots, se retourna vers ses deux compagnons. Il était affreusement pâle, le front plissé, les lèvres contractées. « Nous tombons ! dit-il. — Ah ! s’écria Michel Ardan, vers la Lune ? — Vers la Terre !

	… снаряд благодаря своему весу, погрузившись при падении в глубь океана, вскоре должен был непременно всплыть на поверхность! И вот теперь снаряд преспокойно колыхался на морских волнах… — глава XXII
	… c’est que par suite de sa légèreté spécifique, le projectile, après avoir été entraîné par sa chute jusqu’aux plus grandes profondeurs de l’Océan, avait dû naturellement revenir à la surface ! Et maintenant, il flottait tranquillement au gré des flots…

Апофеоз был достоин героев. Живи они в древнейшие времена, мифы, несомненно, причислили бы их к полубогам. Какой же практический результат дало это путешествие на Луну, не сравнимое ни с одним путешествием, увековеченным в летописях человечества? Есть ли возможность завязать когда-либо непосредственные сношения с Луной? Установится ли особого рода воздушное сообщение по Солнечной системе? Возможен ли перелёт с планеты на планету, с Юпитера на Меркурий, а впоследствии — со звезды на звезду, например, с Полярной звезды на Сириус? Какой способ передвижения даст людям возможность посетить все светила, которыми усеян небесный свод? Ответить на все эти вопросы трудно, но, принимая в соображение неисчерпаемую изобретательность англосаксонской расы, никто не удивится, если американцы попытаются извлечь пользу из первого опыта Барбикена. — глава XXIII

L’apothéose était digne de ces trois héros que la Fable eût mis au rang des demi-dieux. Et maintenant, cette tentative sans précédents dans les annales des voyages amènera-t-elle quelque résultat pratique ? Établira-t-on jamais des communications directes avec la Lune ? Fondera-t-on un service de navigation à travers l’espace, qui desservira le monde solaire ? Ira-t-on d’une planète à une planète, de Jupiter à Mercure, et plus tard d’une étoile à une autre, de la Polaire à Sirius ? Un mode de locomotion permettra-t-il de visiter ces soleils qui fourmillent au firmament ? À ces questions, on ne saurait répondre. Mais, connaissant l’audacieuse ingéniosité de la race anglo-saxonne, personne ne s’étonnera que les Américains aient cherché à tirer parti de la tentative du président Barbicane.

Глава I

	Две собаки, предназначавшиеся для разведения собачьей породы на Луне, уже сидели в снаряде.
	Les deux chiens, destinés à acclimater la race canine sur les continents lunaires, étaient déjà emprisonnés dans le projectile.

	— Это, конечно, тюрьма, — сказал он, — но тюрьма летучая. И если бы только нам дозволено было хоть изредка высовывать нос из окна, я подписал бы на такую квартиру арендный договор сроком хоть на сто лет.
	C’est une prison, <…> mais une prison qui voyage, et avec le droit de mettre le nez à la fenêtre, je ferais bien un bail de cent ans !

	— Двадцать шесть дельно использованных минут стоят двадцати шести лет безделья! Несколько секунд жизни Паскаля или Ньютона стоят целой жизни какого-нибудь глупца или бездельника…
	Vingt-six minutes bien employées valent mieux que vingt-six années où on ne fait rien ! Quelques secondes d’un Pascal ou d’un Newton sont plus précieuses que toute l’existence de l’indigeste foule des imbéciles…

В снаряд были положены три толстых, туго набитых тюфяка. Николь и Барбикен вытащили их на середину диска, образующего подвижный пол. На эти тюфяки путешественники намеревались улечься за несколько минут до выстрела. <…> неугомонный Ардан <…> без умолку болтал с друзьями и с собаками — Дианой и Сателлитом <…>. — Мы с вами покажем лунным собакам, как ведут себя псы на Земле! То-то прославится ваша собачья порода! Чёрт возьми! Приведись нам только вернуться назад, мы уж конечно привезём с собой новую, скрещенную породу «лундогов», которая произведёт здесь страшнейший фурор.

Trois couchettes, épaisses et solidement conditionnées, avaient été placées dans le projectile. Nicholl et Barbicane les disposèrent au centre du disque qui formait le plancher mobile. Là devaient s’étendre les trois voyageurs, quelques moments avant le départ. <…> Ardan, ne pouvant rester immobile, <…> causant avec ses amis, parlant à ses chiens, Diane et Satellite <…>. « Vous allez donc montrer aux chiens sélénites les bonnes façons des chiens de la terre ! Voilà qui fera honneur à la race canine ! Pardieu ! Si nous revenons jamais ici-bas, je veux rapporter un type croisé de « moon-dogs » qui fera fureur ! »

Глава II

Шар, приближаясь, всё увеличивался, и вследствие известной оптической иллюзии путешественникам казалось, что снаряд летит прямо им навстречу. — Тысяча чертей! — воскликнул Мишель Ардан. — Поезда вот-вот столкнутся! Путешественники инстинктивно подались назад. Их ужас был неописуем, но продолжался недолго. Астероид пронёсся в нескольких сотнях метров от снаряда и исчез так же внезапно, как и появился. Это объяснялось не столько быстротой его полёта, сколько тем, что его поверхность, обращённая к Луне, быстро потухла в непроглядном мраке. — Счастливого пути! — проговорил Мишель Ардан со вздохом облегчения. — Подумайте только! Неужели же Вселенная так мала, что какое-то жалкое ядро не может на свободе прогуляться по небу? Что это за важная особа, эта планета, которая чуть было нас не сшибла? Кто знает? — Я знаю, — сказал Барбикен. — Ты всегда всё знаешь, чтоб тебе неладно было! — Да, это простой болид, но болид очень крупный, который благодаря силе притяжения Земли превратился в её спутник.

L’objet grossissait prodigieusement en s’approchant, et par une certaine illusion d’optique, il semblait que le projectile se précipitât au-devant de lui. « Mille dieux ! s’écria Michel Ardan, les deux trains vont se rencontrer ! » Instinctivement, les voyageurs s’étaient rejetés en arrière. Leur épouvante fut extrême, mais elle ne dura pas longtemps, quelques secondes à peine. L’astéroïde passa à plusieurs centaines de mètres du projectile et disparut, non pas tant par la rapidité de sa course, que parce que sa face opposée à la Lune se confondit subitement avec l’obscurité absolue de l’espace. « Bon voyage ! s’écria Michel Ardan en poussant un soupir de satisfaction. Comment ! l’infini n’est pas assez grand pour qu’un pauvre petit boulet puisse s’y promener sans crainte ! Ah çà ! qu’est-ce que ce globe prétentieux qui a failli nous heurter ? — Je le sais, répondit Barbicane. — Parbleu ! tu sais tout. — C’est, dit Barbicane, un simple bolide, mais un bolide énorme que l’attraction a retenu à l’état de satellite. »

— … где же Земля! — Земля? — переспросил Барбикен. — Да вот она! — Как, эта узенькая полоска? Этот серебристый серп? — Ну конечно, Мишель. Через четыре дня, в полнолуние, в тот момент, как мы достигнем Луны, Земля будет находиться в фазе «новоземелия». Сейчас мы видим Землю только в форме узкого серпа, который скоро исчезнет, и Земля на несколько дней погрузится в полнейший мрак. <…> Она была теперь едва заметной точкой в пространстве, бледным, исчезающим во мраке серпом — и это было всё, что оставалось от планеты, на которой они покинули всё дорогое сердцу.

« … et la Terre ? — La Terre, dit Barbicane, la voilà. — Quoi ! fit Ardan, ce mince filet, ce croissant argenté ? — Sans doute, Michel. Dans quatre jours, lorsque la Lune sera pleine, au moment même où nous l’atteindrons, la Terre sera nouvelle. Elle ne nous apparaîtra plus que sous la forme d’un croissant délié qui ne tardera pas à disparaître, et alors elle sera noyée pour quelques jours dans une ombre impénétrable. <…> Imperceptible point de l’espace, ce n’était plus qu’un croissant fugitif, ce globe où ils avaient laissé toutes leurs affections !

Глава VI

	— … а ведь и впрямь забавно иметь Землю вместо Луны, видеть, как она встаёт из-за горизонта, угадывать очертания её материков и говорить себе: «Вот тут Америка, а вон там Европа», потом следить, как она меркнет в солнечных лучах.
	… sera-ce assez curieux d’avoir la Terre pour Lune, de la voir se lever à l’horizon, d’y reconnaître la configuration de ses continents, de se dire : là est l’Amérique, là est l’Europe ; puis de la suivre lorsqu’elle va se perdre dans les rayons du Soleil !

	— О том, чего мы не знаем, можно написать сотни томов!
	— Quelles centaines de volumes <…> on pourrait faire avec tout ce qu’on ne sait pas !

	— Я угадал, что это за мнимый болид. Никакой это не астероид и не осколок планеты! <…> Это наш несчастный пёс! Это супруг Дианы. Действительно, этот предмет, сплющенный, неузнаваемый, плоский, как волынка, из которой выпустили воздух, был труп Сателлита, летевший вслед за снарядом к Луне.
	— Je sais, je devine ce que c’est que ce prétendu bolide ! Ce n’est point un astéroïde qui nous accompagne ! Ce n’est point un morceau de planète. <…> C’est notre infortuné chien ! C’est le mari de Diane ! » En effet, cet objet déformé, méconnaissable, réduit à rien, c’était le cadavre de Satellite, aplati comme une cornemuse dégonflée, et qui montait, montait toujours !

Глава VII

Глядя в окно, Барбикен видел труп пса и прочие предметы, выкинутые из снаряда, которые неотступно следовали за ними. Диана грустно подвывала при виде останков Сателлита. Но весь этот хлам казался неподвижным, словно он лежал на земле. — Знаете ли, друзья, — сказал Ардан, — если бы один из нас не перенёс первого толчка при вылете, было бы очень трудно «предать земле» его останки, то есть я хочу сказать «предать эфиру», так как здесь эфир заменяет землю. Посмотрите на труп Сателлита, он преследует нас как угрызения совести!

En regardant à travers les hublots, Barbicane vit le spectre du chien et les divers objets lancés hors du projectile qui l’accompagnaient obstinément. Diane hurlait mélancoliquement en apercevant les restes de Satellite. Ces épaves semblaient aussi immobiles que si elles eussent reposé sur un terrain solide. « Savez-vous, mes amis, disait Michel Ardan, que si l’un de nous eût succombé au contrecoup du départ, nous aurions été fort gênés pour l’enterrer, que dis-je, pour l’« éthérer », puisque ici l’éther remplace la Terre ! Voyez-vous ce cadavre accusateur qui nous aurait suivis dans l’espace comme un remords !

Трём друзьям казалось, что в их головах родятся самые разнообразные идеи с тою же быстротой, как распускаются молодые побеги под первыми лучами весеннего солнца. <…> — Вот что, — сказал [капитан], — лететь на Луну, конечно, очень интересно, а как-то мы вернёмся назад? <…> — Мне кажется неуместным толковать о возвращении из страны, в которую мы даже ещё и не прибыли, — добавил Мишель. — Я же не говорю об отступлении, — возразил Николь, — но я повторяю свой вопрос: каким способом мы вернёмся? — Этого я не знаю, — ответил Барбикен. — А я и знал бы, всё равно не вернулся бы, — ответил Мишель. <…> — Впоследствии, если мы найдём нужным вернуться на Землю, мы и подумаем об этом. Если колумбиады на Луне и не будет, то снаряд-то ведь всегда останется с нами. — Хорошо утешение! Пуля без ружья! — Ружьё всегда можно сделать, — возразил Барбикен, — порох тоже: ни в металлах, ни в селитре, ни в угле не может быть недостатка в недрах Луны. К тому же, чтобы возвратиться на Землю, нужно преодолеть лишь лунное притяжение; достаточно будет подняться над Луной на восемь тысяч лье, чтобы потом, в силу закона тяготения, снаряд сам собой упал на Землю. — Довольно, — перебил Мишель, воодушевляясь. — И слышать не хочу о возвращении! Поговорили, и будет. А вот что касается сообщения с нашими старыми земляками — по-моему, наладить его будет нетрудно. — Каким же это образом? — Посредством болидов, извергаемых лунными вулканами.

Il semblait aux trois amis que dans ces conditions les idées leur poussaient au cerveau comme les feuilles poussent aux premières chaleurs du printemps. <…> « Ah çà ! dit-il, c’est très-bien d’aller dans la Lune, mais comment en reviendrons-nous ? <…> — Demander à revenir d’un pays, ajouta Michel, quand on n’y est pas encore arrivé, me paraît inopportun. — Je ne dis pas cela pour reculer, répliqua Nicholl, mais je réitère ma question, et je demande : Comment reviendrons-nous ? — Je n’en sais rien, répondit Barbicane. — Et moi, dit Michel, si j’avais su comment en revenir, je n’y serais point allé. <…> — Plus tard, quand nous jugerons convenable de revenir, nous aviserons. Si la Columbiad n’est plus là, le projectile y sera toujours. — Belle avance ! Une balle sans fusil ! — Le fusil, répondit Barbicane, on peut le fabriquer. La poudre, on peut la faire ! Ni les métaux, ni le salpêtre, ni le charbon ne doivent manquer aux entrailles de la Lune. D’ailleurs, pour revenir, il ne faut vaincre que l’attraction lunaire, et il suffit d’aller à huit mille lieues pour retomber sur le globe terrestre en vertu des seules lois de la pesanteur. — Assez, dit Michel en s’animant. Qu’il ne soit plus question de retour ! Nous en avons déjà trop parlé. Quant à communiquer avec nos anciens collègues de la Terre, cela ne sera pas difficile. — Et comment ? — Au moyen de bolides lancés par les volcans lunaires.

— Ты увлёк нас в это безумное путешествие, и мы желаем, наконец, знать зачем! <…> — Зачем? — вскричал Мишель, подпрыгивая на целый метр. — Ты хочешь знать зачем? Затем, чтобы именем Соединённых Штатов завладеть Луной! Чтобы присоединить к Союзу сороковой штат! Чтобы колонизовать Луну, обработать её, заселить, насадить там все чудеса науки, искусства и техники! Чтобы цивилизовать селенитов, если они только уже не цивилизованнее нас, и, наконец, провозгласить у них республику, если они ещё не догадались сделать это сами!

— C’est toi qui nous as entraînés dans ce voyage formidable, et nous voulons savoir pourquoi ! <…> — Pourquoi ? s’écria Michel, bondissant à la hauteur d’un mètre, pourquoi ? Pour prendre possession de la Lune au nom des États-Unis ! Pour ajouter un quarantième État à l’Union ! Pour coloniser les régions lunaires, pour les cultiver, pour les peupler, pour y transporter tous les prodiges de l’art, de la science et de l’industrie ! Pour civiliser les Sélénites, à moins qu’ils ne soient plus civilisés que nous, et les constituer en république, s’ils n’y sont déjà !

— Если селенитов нет, мы обойдёмся и без них. <…> — На черта нам селениты!.. Долой селенитов! — Луна будет наша! — кричал Николь. — Мы втроём провозгласим республику! — Я буду конгрессом! — вопил Мишель. — А я сенатом! — орал Николь. — А Барбикен президентом! — рычал Мишель. — Президент должен быть избран народом! — крикнул Барбикен. — Президент будет избираться конгрессом, — завопил Мишель. — А так как я и есть конгресс, то я единогласно избираю тебя президентом! — опьянённые кислородом

« … s’il n’y a pas de Sélénites, on s’en passera ! <…> — À nous l’empire de la Lune, dit Nicholl. — À nous trois, constituons la république ! — Je serai le congrès, cria Michel. — Et moi le sénat, riposta Nicholl. — Et Barbicane le président, hurla Michel. — Pas de président nommé par la nation ! répondit Barbicane. — Eh bien ! un président nommé par le congrès, s’écria Michel, et comme je suis le congrès, je te nomme à l’unanimité ! »

Перевод

Марко Вовчок, 1873

О романе

	Остов разложившейся собаки Ходит вкруг летящего ядра. Долго ли терпеть мне эти знаки? Кончится ли подлая игра? Всё противно в них: соединенье, И согласный, соразмерный ход, И собаки тлеющей крученье, И ядра бессмысленный полёт. <…> Всё летит, летит безвольный ком. И крепки вневременные нити: Пёсий труп вертится за ядром.
	— Зинаида Гиппиус, «Возня», 1912

Во времена Жюля Верна невесомость была совершенно фантастическим, трудно представимым явлением. Поэтому писатель сознательно ограничивает сферу её действия: даёт картину состояния невесомости внутри снаряда только в тот момент, когда он проходит ту точку пространства, где силы притяжения Луны и Земли равны. <…> И вряд ли Жюль Верн не понимал истинного положения вещей, известного науке со времён Галилея и Ньютона. Он вполне достоверно описывает действие невесомости вне снаряда, когда рядом летит выброшенный за борт труп собаки. Трудно предположить, что писатель не догадывался о том, что, в сущности, нет никакой разницы — находится предмет вне снаряда или внутри него. — в связи с этим Яков Перельман написал «Недостающую главу в романе Жюля Верна» («Завтрак в невесомой кухне», 1914), она вошла во 2-ю книгу «Занимательной физики» (гл. 7)

— Кирилл Домбровский, Кирилл Станюкович, «Наука и фантастика в романах Жюля Верна»