Сквозь зеркало и что там увидела Алиса

«Сквозь зеркало и что там увидела Алиса» (англ. Through the Looking-Glass and What Alice Found There; в переводах часто «Алиса в Зазеркалье») — сказочная повесть Льюиса Кэрролла, вышедшая в декабре 1871 года, продолжение «Приключений Алисы в Стране чудес». Для переизданий автор написал несколько предисловий и послесловий, исправил опечатки, каноническим считается последнее прижизненное 1897 года.

Сквозь зеркало и что там увидела Алиса

Статья в Википедии

Тексты в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	Она схватила [Чёрную Королеву] <…> и стала трясти её изо всех сил. Чёрная Королева и не думала сопротивляться, только лицо её сморщилось и стало совсем маленьким, а глаза округлились и позеленели. Алиса всё трясла и трясла её, а Королева у неё в руках становилась всё меньше… и мягче… и толще… и пушистее… и… — глава X. Превращение (Shaking)
	She took her off the table as she spoke, and shook her backwards and forwards with all her might. The Red Queen made no resistance whatever; only her face grew very small, and her eyes got large and green: and still, as Alice went on shaking her, she kept on growing shorter—and fatter—and softer—and rounder—and—

	… и в самом деле оказалось, что это просто котёнок! — глава XI. Пробуждение (Waking)
	—and it really was a kitten, after all.

Глава I. Зазеркальный дом

Looking-Glass house

— Ну, как, Китти, хочешь жить в Зеркальном доме? Интересно, дадут тебе там молока? Впрочем, не знаю, можно ли пить зазеркальное молоко? Не повредит ли оно тебе, Китти… <…> Ах, Китти, как бы мне хотелось попасть в Зазеркалье! Там, должно быть, столько всяких чудес! Давай играть, будто мы туда можем пройти! Вдруг стекло станет тонким, как паутинка, и мы шагнём сквозь него! Посмотри-ка, оно, и правда, тает, как туман. Пройти сквозь него теперь совсем не трудно… Тут Алиса оказалась на каминной полке, хоть и сама не заметила, как она туда попала. А зеркало, и точно, стало таять, словно серебристый туман поутру. Через миг Алиса прошла сквозь зеркало и легко спрыгнула в Зазеркалье.

'How would you like to live in Looking-glass House, Kitty? I wonder if they'd give you milk in there? Perhaps Looking-glass milk isn't good to drink—' <…> Oh, Kitty! how nice it would be if we could only get through into Looking-glass House! I'm sure it's got, oh! such beautiful things in it! Let's pretend there's a way of getting through into it, somehow, Kitty. Let's pretend the glass has got all soft like gauze, so that we can get through. Why, it's turning into a sort of mist now, I declare! It'll be easy enough to get through—' She was up on the chimney-piece while she said this, though she hardly knew how she had got there. And certainly the glass was beginning to melt away, just like a bright silvery mist.

	— Уверяю тебя, милочка, — шептал Король, — я так испугался, что похолодел до самых кончиков бакенбард. — Но у тебя нет бакенбард! — возразила Королева. — Этой ужасной минуты я не забуду никогда в жизни! — сказал Король. — Забудешь, — заметила Королева, — если не запишешь в записную книжку.
	The King was saying, 'I assure, you my dear, I turned cold to the very ends of my whiskers!' To which the Queen replied, 'You haven't got any whiskers.' 'The horror of that moment,' the King went on, 'I shall never, never forget!' 'You will, though,' the Queen said, 'if you don't make a memorandum of it.'

• см. «Бармаглот» с комментарием Алисы

Глава II. Сад живых цветов

The Garden of Live Flowers

	… скажи мне, зачем ты сюда пришла? <…> Пока думаешь, что сказать, — делай реверанс! Это экономит время.
	'… why did you come out here at all? <…> Curtsey while you're thinking what to say, it saves time.'
	— Чёрная Королева

— Разве это холм? — перебила [Алису] Королева. — Видала я такие холмы, рядом с которыми этот — просто равнина! — Ну нет! — сказала вдруг Алиса и сама удивилась, как это она решается возражать Королеве. — Холм никак не может быть равниной. Это уж совсем чепуха! — Разве это чепуха? — сказала Королева и затрясла головой. — Слыхала я такую чепуху, рядом с которой эта разумна, как толковый словарь!

'When you say "hill,"' the Queen interrupted, 'I could show you hills, in comparison with which you'd call that a valley.' 'No, I shouldn't,' said Alice, surprised into contradicting her at last: 'a hill can't be a valley, you know. That would be nonsense—' The Red Queen shook her head, 'You may call it "nonsense" if you like,' she said, 'but I've heard nonsense, compared with which that would be as sensible as a dictionary!'

— Какая медлительная страна! — сказала Королева. — Ну, а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее! — Ах, нет, я никуда не хочу попасть! — сказала Алиса. — Мне и здесь хорошо. Очень хорошо! Только ужасно жарко и пить хочется! — Этому горю помочь нетрудно, — сказала Королева и вынула из кармана небольшую коробку. — Хочешь сухарик? Алиса подумала, что отказаться будет невежливо, хотя сухарь ей был совсем ни к чему. Она взяла сухарь и стала его жевать; сухарь был страшно сухой, и она чуть не подавилась. — Пока ты утоляешь жажду…

'A slow sort of country!' said the Queen. 'Now, HERE, you see, it takes all the running you can do, to keep in the same place. If you want to get somewhere else, you must run at least twice as fast as that!' 'I'd rather not try, please!' said Alice. 'I'm quite content to stay here—only I AM so hot and thirsty!' 'I know what you'd like!' the Queen said good-naturedly, taking a little box out of her pocket. 'Have a biscuit?' Alice thought it would not be civil to say 'No,' though it wasn't at all what she wanted. So she took it, and ate it as well as she could: and it was very dry; and she thought she had never been so nearly choked in all her life. 'While you're refreshing yourself—'

	Если не знаешь, что сказать, говори по-французски…
	'Speak in French when you can't think of the English for a thing—'
	— Чёрная Королева

Глава III. Зазеркальные насекомые

Looking-Glass Insects

— Ваши билеты! — сказал Контролер, всовывая голову в окошко. Все тут же предъявили билеты; размером билеты были не меньше пассажиров, и в вагоне поэтому сразу стало очень тесно. — Та-ак, — протянул Контролер и сердито взглянул на Алису. — А где твой билет, девочка? И все хором закричали: <…> — Не задерживай его, девочка! Знаешь, сколько стоит время? Тысячу фунтов — одна минута! — К сожалению, у меня нет билета, — испуганно сказала Алиса. — Там, где я села, не было кассы… И хор голосов подхватил: — Там не было места для кассы! Знаешь, сколько стоит там земля? Тысячу фунтов — один дюйм! — Не оправдывайся, девочка! — сказал Контролер. — Надо было купить билет у машиниста. И снова хор голосов подхватил: — У человека, который ведёт паровоз! Знаешь, сколько стоит дым от паровоза? Тысячу фунтов — одно колечко! — Лучше мне промолчать, — подумала Алиса. На этот раз, так как она не произнесла ни слова, никто ничего не сказал, но, к величайшему её удивлению, все хором подумали (Надеюсь, ты понимаешь, что значит «думать хором», потому что мне, по правде говоря, это неясно): — Лучше промолчи! Знаешь, сколько стоит разговор? Тысячу фунтов — одно слово! — Сегодня мне всю ночь будет сниться тысяча фунтов! — подумала Алиса. А Контролер все это время внимательно её разглядывал — сначала в телескоп, потом в микроскоп и, наконец, в театральный бинокль. Наконец, он сказал: — И вообще ты едешь не в ту сторону! Опустил окно и ушёл.

'Tickets, please!' said the Guard, putting his head in at the window. In a moment everybody was holding out a ticket: they were about the same size as the people, and quite seemed to fill the carriage. 'Now then! Show your ticket, child!' the Guard went on, looking angrily at Alice. And a great many voices all said together, <…> 'Don't keep him waiting, child! Why, his time is worth a thousand pounds a minute!' 'I'm afraid I haven't got one,' Alice said in a frightened tone: 'there wasn't a ticket-office where I came from.' And again the chorus of voices went on. 'There wasn't room for one where she came from. The land there is worth a thousand pounds an inch!' 'Don't make excuses,' said the Guard: 'you should have bought one from the engine-driver.' And once more the chorus of voices went on with 'The man that drives the engine. Why, the smoke alone is worth a thousand pounds a puff!' Alice thought to herself, 'Then there's no use in speaking.' The voices didn't join in this time, as she hadn't spoken, but to her great surprise, they all thought in chorus (I hope you understand what thinking in chorus means—for I must confess that I don't), 'Better say nothing at all. Language is worth a thousand pounds a word!' 'I shall dream about a thousand pounds tonight, I know I shall!' thought Alice. All this time the Guard was looking at her, first through a telescope, then through a microscope, and then through an opera-glass. At last he said, 'You're travelling the wrong way,' and shut up the window and went away.

— … бутербродочки. Их крылья — это тонкие бутербродики, их тела — горбушки, а головы — комки сахара. — А чем они живы? — Слабым чаем да кремом внутри. Алису одолели сомнения. — А если этого не будет? — спросила она. — Тогда они, конечно, умрут. — И часто так бывает? — Всегда, — сказал Комар.

'… a Bread-and-Butterfly. Its wings are thin slices of Bread-and-butter, its body is a crust, and its head is a lump of sugar.' 'And what does it live on?' 'Weak tea with cream in it.' A new difficulty came into Alice's head. 'Supposing it couldn't find any?' she suggested. 'Then it would die, of course.' 'But that must happen very often,' Alice remarked thoughtfully. 'It always happens,' said the Gnat.

Глава IV. Траляля и Труляля

Tweedledum and Tweedledee

Сияло солнце в небесах, Светило во всю мочь, Была светла морская гладь, Как зеркало точь-точь, Что очень странно — ведь тогда Была глухая ночь. И недовольная луна Плыла над бездной вод, И говорила: «Что за чушь Светить не в свой черёд? И день — не день, и ночь — не ночь, А всё наоборот». И был, как суша, сух песок. Была мокра вода. <…> Но Морж и Плотник в эту ночь Пошли на бережок, И горько плакали они, Взирая на песок: — Ах, если б кто-нибудь убрать Весь этот мусор мог! — Когда б служанка, взяв метлу, Трудилась дотемна. Смогла бы вымести песок За целый день она? — Ах, если б знать! — заплакал Морж, — Проблема так сложна! — Ах, Устрицы! Придите к нам, — Он умолял в тоске, — И погулять, и поболтать Приятно на песке. Мы будем с вами до утра Бродить рука в руке. Но Устрицы преклонных лет Не выплыли на зов. <…> А юных Устриц удержать Какой бы смертный мог? Они в нарядных башмачках Выходят на песок. Что очень странно — ведь у них Нет и в помине ног. <…> А Плотник молвил: «Хорошо Прошлись мы в час ночной. Наверно, Устрицы хотят Пойти к себе домой?» Но те молчали, так как их Всех съели до одной.

'The sun was shining on the sea, Shining with all his might: He did his very best to make The billows smooth and bright— And this was odd, because it was The middle of the night. The moon was shining sulkily, Because she thought the sun Had got no business to be there After the day was done— "It's very rude of him," she said, "To come and spoil the fun!" The sea was wet as wet could be, The sands were dry as dry. <…> The Walrus and the Carpenter Were walking close at hand; They wept like anything to see Such quantities of sand: "If this were only cleared away," They said, "it would be grand!" "If seven maids with seven mops Swept it for half a year, Do you suppose," the Walrus said, "That they could get it clear?" "I doubt it," said the Carpenter, And shed a bitter tear. "O Oysters, come and walk with us!" The Walrus did beseech. "A pleasant walk, a pleasant talk, Along the briny beach: We cannot do with more than four, To give a hand to each." The eldest Oyster looked at him. But never a word he said <…>. But four young oysters hurried up, All eager for the treat: Their coats were brushed, their faces washed, Their shoes were clean and neat— And this was odd, because, you know, They hadn't any feet. <…> "O Oysters," said the Carpenter. "You've had a pleasant run! Shall we be trotting home again?" But answer came there none— And that was scarcely odd, because They'd eaten every one.'

---

На Чёрном Короле <…> был красный ночной колпак с кисточкой и старый грязный халат, а лежал он под кустом и храпел с такой силой, что все деревья сотрясались. — Так можно себе и голову отхрапеть! — заметил Труляля. — Как бы он не простудился, — забеспокоилась Алиса, которая была очень заботливой девочкой. — Ведь он лежит на сырой траве! — Ему снится сон! — сказал Траляля. — И как по твоему, кто ему снится?! — Не знаю, — ответила Алиса. — Этого никто сказать не может. — Ему снишься ты! — закричал Траляля и радостно захлопал в ладоши. — Если б он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была? — Там, где я и есть, конечно, — сказала Алиса. — А вот и ошибаешься! — возразил с презрением Траляля. — Тебя бы тогда, вообще нигде не было! Ты просто снишься ему во сне. — Если этот вот Король вдруг проснётся, — подтвердил Труляля, — ты сразу же — фьють! — потухнешь, как свеча! — Ну, нет, — вознегодовала Алиса. — И вовсе я не потухну! К тому же если я только сон, то кто же тогда вы, хотела бы я знать? — То же самое, — сказал Труляля. — Самое, самое, — подтвердил Траляля. Он так громко прокричал эти слова, что Алиса испугалась. — Ш-ш-ш, — прошептала она. — Не кричите, а то вы его разбудите!

The Red King <…> had a tall red night-cap on, with a tassel, and he was lying crumpled up into a sort of untidy heap, and snoring loud—'fit to snore his head off!' as Tweedledum remarked. 'I'm afraid he'll catch cold with lying on the damp grass,' said Alice, who was a very thoughtful little girl. 'He's dreaming now,' said Tweedledee: 'and what do you think he's dreaming about?' Alice said 'Nobody can guess that.' 'Why, about you!' Tweedledee exclaimed, clapping his hands triumphantly. 'And if he left off dreaming about you, where do you suppose you'd be?' 'Where I am now, of course,' said Alice. 'Not you!' Tweedledee retorted contemptuously. 'You'd be nowhere. Why, you're only a sort of thing in his dream!' 'If that there King was to wake,' added Tweedledum, 'you'd go out—bang!—just like a candle!' 'I shouldn't!' Alice exclaimed indignantly. 'Besides, if I'm only a sort of thing in his dream, what are you, I should like to know?' 'Ditto' said Tweedledum. 'Ditto, ditto' cried Tweedledee. He shouted this so loud that Alice couldn't help saying, 'Hush! You'll be waking him, I'm afraid, if you make so much noise.'

— … одна из самых серьёзных потерь в битве — это потеря головы. <…> Вообще-то я очень храбрый, — сказал [Труляля], понизив голос. — Только сегодня у меня голова болит! Но Траляля его услышал. — А у меня болит зуб! — закричал он. — Мне больнее, чем тебе! — Тогда не деритесь сегодня, — обрадовалась Алиса. Ей так хотелось их примирить. — Слегка подраться всё же нам придётся, — сказал Труляля. — Но я не настаиваю на долгой драке. Который теперь час? Траляля взглянул на свои часы и сказал: — Половина пятого. — Подерёмся часов до шести, а потом пообедаем, — предложил Труляля, — Что ж, — отвечал со вздохом Траляля, — решено. А она пусть смотрит! И, повернувшись к Алисе, прибавил: — Только очень близко не подходи! Я, когда разойдусь, сокрушаю всё, что попадёт мне под руку! — А я сокрушаю всё, что попадёт мне под ногу! — закричал Труляля. Алиса засмеялась. — Вот, верно, достается от вас деревьям! — сказала она. Труляля огляделся с довольной улыбкой. — К тому времени, когда драка будет закончена, — сказал он, — вокруг не останется ни одного дерева! Ни одного во всем лесу! — И всё из-за погремушки! — сказала она, всё ещё надеясь, что они хоть немного устыдятся. — Я бы ему ни слова не сказал, — ответил Труляля. — Но она была совсем новая! <…> Тут всё вокруг так почернело, что Алиса решила: приближается гроза. — Какая огромная туча! — сказала она. — Как быстро она приближается! Ой, у неё, по-моему, крылья! — Это ворон! — пронзительно вскрикнул Труляля. Братья бросились бежать и через минуту скрылись из виду.

'… it's one of the most serious things that can possibly happen to one in a battle—to get one's head cut off. <…> I'm very brave generally,' he went on in a low voice: 'only to-day I happen to have a headache.' 'And I've got a toothache!' said Tweedledee, who had overheard the remark. 'I'm far worse off than you!' 'Then you'd better not fight to-day,' said Alice, thinking it a good opportunity to make peace. 'We must have a bit of a fight, but I don't care about going on long,' said Tweedledum. 'What's the time now?' Tweedledee looked at his watch, and said 'Half-past four.' 'Let's fight till six, and then have dinner,' said Tweedledum. 'Very well,' the other said, rather sadly: 'and she can watch us—only you'd better not come very close,' he added: 'I generally hit everything I can see—when I get really excited.' 'And I hit everything within reach,' cried Tweedledum, 'whether I can see it or not!' Alice laughed. 'You must hit the trees pretty often, I should think,' she said. Tweedledum looked round him with a satisfied smile. 'I don't suppose,' he said, 'there'll be a tree left standing, for ever so far round, by the time we've finished!' 'And all about a rattle!' said Alice, still hoping to make them a little ashamed of fighting for such a trifle. 'I shouldn't have minded it so much,' said Tweedledum, 'if it hadn't been a new one.' <…> It was getting dark so suddenly that Alice thought there must be a thunderstorm coming on. 'What a thick black cloud that is!' she said. 'And how fast it comes! Why, I do believe it's got wings!' 'It's the crow!' Tweedledum cried out in a shrill voice of alarm: and the two brothers took to their heels and were out of sight in a moment.

Глава V. Вода и вязание

Wool and Water

— Но, знаете, вам нужна горничная. — Тебя я взяла бы с удовольствием, — откликнулась Королева. — Два пенса в неделю и варенье на завтра! Алиса рассмеялась. — Нет, я в горничные не пойду, — сказала она. — К тому же варенье я не люблю! — Варенье отличное, — настаивала Королева. — Спасибо, но сегодня мне, право, не хочется! — Сегодня ты бы его всё равно не получила, даже если б очень захотела, — ответила Королева. — Правило у меня твёрдое: варенье на завтра! И только на завтра! — Но ведь завтра когда-нибудь будет сегодня! — Нет, никогда! Завтра никогда не бывает сегодня! Разве можно проснуться поутру и сказать: «Ну, вот, сейчас, наконец, завтра»? — Ничего не понимаю, — протянула Алиса. — Всё это так запутано! — Просто ты не привыкла жить в обратную сторону, — добродушно объяснила Королева. — Поначалу у всех немного кружится голова, <…> но одно хорошо: помнишь при этом и прошлое и будущее.

'But really you should have a lady's maid!' 'I'm sure I'll take you with pleasure!' the Queen said. 'Twopence a week, and jam every other day.' Alice couldn't help laughing, as she said, 'I don't want you to hire ME—and I don't care for jam.' 'It's very good jam,' said the Queen. 'Well, I don't want any to-day, at any rate.' 'You couldn't have it if you did want it,' the Queen said. 'The rule is, jam to-morrow and jam yesterday—but never jam to-day.' 'It must come sometimes to "jam to-day,"' Alice objected. 'No, it can't,' said the Queen. 'It's jam every other day: to-day isn't any other day, you know.' 'I don't understand you,' said Alice. 'It's dreadfully confusing!' 'That's the effect of living backwards,' the Queen said kindly: 'it always makes one a little giddy at first <…> but there's one great advantage in it, that one's memory works both ways.'

— Только здесь очень одиноко! — с грустью промолвила Алиса. Стоило ей подумать о собственном одиночестве, как две крупные слёзы покатились у неё по щекам. — Ах, умоляю тебя, не надо! — закричала Королева, в отчаянии ломая руки. — <…> Подумай о чём угодно — только не плачь! Тут Алиса не выдержала и рассмеялась сквозь слёзы. — Разве, когда думаешь, не плачешь? — спросила она. — Конечно, нет, — решительно отвечала Королева. — Ведь невозможно делать две вещи сразу!

'Only it is so very lonely here!' Alice said in a melancholy voice; and at the thought of her loneliness two large tears came rolling down her cheeks. 'Oh, don't go on like that!' cried the poor Queen, wringing her hands in despair. <…> 'Consider anything, only don't cry!' Alice could not help laughing at this, even in the midst of her tears. 'Can you keep from crying by considering things?' she asked. 'That's the way it's done,' the Queen said with great decision: 'nobody can do two things at once, you know.'

Лавка была битком набита всякими диковинками, но вот что странно: стоило Алисе подойти к какой-нибудь полке и посмотреть на неё повнимательней, как она тотчас же пустела, хотя соседние полки прямо ломились от всякого товара. — Какие здесь вещи текучие! — жалобно проговорила Алиса. Вот уже несколько минут, как она гонялась за какой-то яркой вещицей. То ли это была кукла, то ли — рабочая шкатулка, но в руки она никак не давалась. Стоило Алисе потянуться к ней, как она перелетала на полку повыше. — Ужасно капризная вещица, — подумала про себя Алиса. — Хуже всех прочих… Тут Алису осенило. — Полезу за ней до самой верхней полки. Не улетит же она сквозь потолок! Но из этой затеи ничего не вышло: вещица преспокойно вылетела себе сквозь потолок! Можно было подумать, будто она всю жизнь только этим и занималась.

The shop seemed to be full of all manner of curious things—but the oddest part of it all was, that whenever she looked hard at any shelf, to make out exactly what it had on it, that particular shelf was always quite empty: though the others round it were crowded as full as they could hold. 'Things flow about so here!' she said at last in a plaintive tone, after she had spent a minute or so in vainly pursuing a large bright thing, that looked sometimes like a doll and sometimes like a work-box, and was always in the shelf next above the one she was looking at. 'And this one is the most provoking of all—but I'll tell you what—' she added, as a sudden thought struck her, 'I'll follow it up to the very top shelf of all. It'll puzzle it to go through the ceiling, I expect!' But even this plan failed: the 'thing' went through the ceiling as quietly as possible, as if it were quite used to it.

Глава VI. Шалтай-Болтай

Humpty Dumpty

	«Стоит ему улыбнуться пошире, — подумала она, — как уголки его рта сойдутся на затылке. Не знаю, что тогда будет с его головой… Она тогда просто отлетит!»
	'If he smiled much more, the ends of his mouth might meet behind,' she thought: 'and then I don't know what would happen to his head! I'm afraid it would come off!'

— Семь лет и шесть месяцев, — повторил задумчиво Шалтай. — Какой неудобный возраст! Если б ты со мной посоветовалась, я бы тебе сказал: «Остановись на семи!» Но сейчас уже поздно. — Я никогда ни с кем не советуюсь, расти мне или нет, — возмущённо сказала Алиса. — Что, гордость не позволяет? — поинтересовался Шалтай. Алиса ещё больше возмутилась. — Ведь это от меня не зависит, — сказала она. — Все растут! Не могу же я одна не расти! — Одна, возможно, и не можешь, — сказал Шалтай. — Но вдвоём уже гораздо проще. Позвала бы кого-нибудь на помощь — и прикончила б всё это дело к семи годам!

'Seven years and six months!' Humpty Dumpty repeated thoughtfully. 'An uncomfortable sort of age. Now if you'd asked my advice, I'd have said "Leave off at seven"—but it's too late now.' 'I never ask advice about growing,' Alice said indignantly. 'Too proud?' the other inquired. Alice felt even more indignant at this suggestion. 'I mean,' she said, 'that one can't help growing older.' 'one can't, perhaps,' said Humpty Dumpty, 'but two can. With proper assistance, you might have left off at seven.' 'What a beautiful belt you've got on!' Alice suddenly remarked.

— … подарок на день нерожденья? <…> Мне больше нравятся подарки на день рожденья, — сказала она наконец. — А вот и зря! — вскричал Шалтай-Болтай. — <…> триста шестьдесят четыре дня в году ты можешь получать подарки на день нерожденья <…> и только один раз на день рожденья! Вот тебе и слава! — Я не понимаю, при чём здесь «слава»? — спросила Алиса. Шалтай-Болтай презрительно улыбнулся. — И не поймёшь, пока я тебе не объясню, — ответил он. — Я хотел сказать: «Разъяснил, как по полкам разложил!» — Но «слава» совсем не значит: «разъяснил, как по полкам разложил!» — возразила Алиса. — Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — сказал Шалтай презрительно. — Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса. — Вопрос в том, <…> кто из нас здесь хозяин — и точка.

'…an un-birthday present? <…> I like birthday presents best,' she said at last. 'You don't know what you're talking about!' cried Humpty Dumpty. '<…> there are three hundred and sixty-four days when you might get un-birthday presents <…> and only one for birthday presents, you know. There's glory for you!' 'I don't know what you mean by "glory,"' Alice said. Humpty Dumpty smiled contemptuously. 'Of course you don't—till I tell you. I meant "there's a nice knock-down argument for you!"' 'But "glory" doesn't mean "a nice knock-down argument,"' Alice objected. 'When I use a word,' Humpty Dumpty said in rather a scornful tone, 'it means just what I choose it to mean—neither more nor less.' 'The question is,' said Alice, 'whether you can make words mean so many different things.' 'The question is <…> is to be master—that's all.'

— Объясните мне, пожалуйста, что значит стихотворение под названием «Бармаглот». — Прочитай-ка его, — ответил Шалтай. — Я могу тебе объяснить все стихи, какие только были придуманы, и кое-что из тех, которых ещё не было! Это обнадёжило Алису, и она начала: Варкалось. Хливкие шорьки Пырялись по наве. И хрюкотали зелюки, Как мюмзики в мове. — Что же, хватит для начала! — остановил её Шалтай. — Здесь трудных слов достаточно! Значит, так: «варкалось» — это четыре часа пополудни, когда пора уже варить обед. — Понятно, — сказала Алиса, — а «хливкие»? — «Хливкие» — это хлипкие и ловкие. «Хлипкие» значит то же, что и «хилые». Понимаешь, это слово как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! Так и тут — это слово раскладывается на два! — Да, теперь мне ясно, — заметила задумчиво Алиса. — А «шорьки» кто такие? — Это помесь хорька, ящерицы и штопора! — Забавный, должно быть, у них вид! — Да, с ними не соскучишься! — согласился Шалтай. — А гнезда они вьют в тени солнечных часов. А едят они сыр. — А что такое «пырялись»? — Прыгали, ныряли, вертелись! — А «нава», — сказала Алиса, удивляясь собственной сообразительности. — Это трава под солнечными часами, верно? — Ну да, конечно! Она называется «нава», потому что простирается немножко направо… немножко налево… — И немножко назад! — радостно закончила Алиса. — Совершенно верно! Ну, а «хрюкотали» это хрюкали и хохотали… или, может, летали, не знаю.

'Would you kindly tell me the meaning of the poem called "Jabberwocky"?' 'Let's hear it,' said Humpty Dumpty. 'I can explain all the poems that were ever invented—and a good many that haven't been invented just yet.' This sounded very hopeful, so Alice repeated the first verse: 'Twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe; All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe. 'That's enough to begin with,' Humpty Dumpty interrupted: 'there are plenty of hard words there. "brillig" means four o'clock in the afternoon—the time when you begin broiling things for dinner.' 'That'll do very well,' said Alice: 'and "slithy"?' 'Well, "slithy" means "lithe and slimy." "Lithe" is the same as "active." You see it's like a portmanteau—there are two meanings packed up into one word.' 'I see it now,' Alice remarked thoughtfully: 'and what are "toves"?' 'Well, "toves" are something like badgers—they're something like lizards—and they're something like corkscrews.' 'They must be very curious looking creatures.' 'They are that,' said Humpty Dumpty: 'also they make their nests under sun-dials—also they live on cheese.' 'And what's the "gyre" and to "gimble"?' 'To "gyre" is to go round and round like a gyroscope. To "gimble" is to make holes like a gimlet.' 'And "the wabe" is the grass-plot round a sun-dial, I suppose?' said Alice, surprised at her own ingenuity. 'Of course it is. It's called "wabe," you know, because it goes a long way before it, and a long way behind it—' 'And a long way beyond it on each side,' Alice added. 'Exactly so. Well, then, "mimsy" is "flimsy and miserable" (there's another portmanteau for you).'

Глава VII. Лев и Единорог

The Lion and the Unicorn

	— Взгляни-ка на дорогу! Кого ты там видишь? — На дороге — никого, — сказала Алиса. — Мне бы такое зрение! — заметил Король с завистью. — Увидеть Никого! Да ещё на таком расстоянии! А я против солнца и настоящих-то людей с трудом различаю!
	'Just look along the road, and tell me if you can see either of them.' 'I see nobody on the road,' said Alice. 'I only wish I had such eyes,' the King remarked in a fretful tone. 'To be able to see Nobody! And at that distance, too! Why, it's as much as I can do to see real people, by this light!'

— Ты меня пугаешь! — сказал Король. — Мне дурно… Дай мне запеканки! К величайшему восторгу Алисы, Гонец тут же открыл сумку, висевшую у него через плечо, вынул запеканку и подал Королю, который с жадностью её проглотил. — Ещё! — потребовал Король. — Больше не осталось — одни занозы, — ответил Гонец, заглянув в сумку. — Давай занозы, — прошептал Король, закатывая глаза. Занозы Королю явно помогли, и Алиса вздохнула с облегчением. — Когда тебе дурно, всегда ешь занозы, — сказал Король, усиленно работая челюстями. — Другого такого средства не сыщешь! — Правда? — усомнилась Алиса. — Можно ведь брызнуть холодной водой или дать понюхать нашатырю. Это лучше, чем занозы! — Знаю, знаю, — отвечал Король. — Но я ведь сказал: «Другого такого средства не сыщешь!» Другого, а не лучше!

'You alarm me!' said the King. 'I feel faint—Give me a ham sandwich!' On which the Messenger, to Alice's great amusement, opened a bag that hung round his neck, and handed a sandwich to the King, who devoured it greedily. 'Another sandwich!' said the King. 'There's nothing but hay left now,' the Messenger said, peeping into the bag. 'Hay, then,' the King murmured in a faint whisper. Alice was glad to see that it revived him a good deal. 'There's nothing like eating hay when you're faint,' he remarked to her, as he munched away. 'I should think throwing cold water over you would be better,' Alice suggested: 'or some sal-volatile.' 'I didn't say there was nothing better,' the King replied. 'I said there was nothing like it.'

— Они опять взялись за своё! <…> Единорог и Лев, конечно, — сказал Король. — Смертный бой за корону? — спросила Алиса. — Ну, конечно, — сказал Король. — Смешнее всего то, что они бьются за мою корону! Побежим, посмотрим? <…> мимо, сунув руки в карманы, прошествовал Единорог. — Сегодня я взял верх, — бросил он небрежно, едва взглянув на Короля. — Слегка, — нервно отвечал Король. — Только зачем вы проткнули его насквозь? — Больно ему не было, — сказал Единорог спокойно. И пошёл было мимо. Но тут взгляд его упал на Алису. Он круто повернулся и начал разглядывать её с глубочайшим отвращением. — Это… что… такое? — спросил он наконец. — Это детёныш, — с готовностью ответил Зай Атс. Он подошёл к Алисе и, представляя её, широко повёл обеими руками, приняв одну из Англосаксонских поз. — Мы только сегодня её нашли! Это самый настоящий, живой детёныш — живее некуда! — А я-то всегда был уверен, что дети — просто сказочные чудища, — заметил Единорог. — Как ты сказал? Она живая? — Она говорящая, — торжественно отвечал Зай Атс.

'They're at it again! <…> Why the Lion and the Unicorn, of course,' said the King. 'Fighting for the crown?' 'Yes, to be sure,' said the King: 'and the best of the joke is, that it's my crown all the while! Let's run and see them.' <…> the Unicorn sauntered by them, with his hands in his pockets. 'I had the best of it this time?' he said to the King, just glancing at him as he passed. 'A little—a little,' the King replied, rather nervously. 'You shouldn't have run him through with your horn, you know.' 'It didn't hurt him,' the Unicorn said carelessly, and he was going on, when his eye happened to fall upon Alice: he turned round rather instantly, and stood for some time looking at her with an air of the deepest disgust. 'What—is—this?' he said at last. 'This is a child!' Haigha replied eagerly, coming in front of Alice to introduce her, and spreading out both his hands towards her in an Anglo-Saxon attitude. 'We only found it to-day. It's as large as life, and twice as natural!' 'I always thought they were fabulous monsters!' said the Unicorn. 'Is it alive?' 'It can talk,' said Haigha, solemnly.

— Что это Чудище так долго режет пирог? Алиса сидела на берегу ручейка, поставив большое блюдо себе на колени, и прилежно водила ножом. — Ничего не понимаю! — сказала она Льву (она уже почти привыкла к тому, что её зовут Чудищем). — Я уже отрезала несколько кусков, а они опять срастаются! — Ты не умеешь обращаться с Зазеркальными пирогами, — заметил Единорог. — Сначала раздай всем пирога, а потом разрежь его! Конечно, это было бессмысленно, но Алиса послушно встала, обнесла всех пирогом, и он тут же разделился на три части. — А теперь разрежь его, — сказал Лев, когда Алиса села на своё место с пустым блюдом в руках.

'What a time the Monster is, cutting up that cake!' Alice had seated herself on the bank of a little brook, with the great dish on her knees, and was sawing away diligently with the knife. 'It's very provoking!' she said, in reply to the Lion (she was getting quite used to being called 'the Monster'). 'I've cut several slices already, but they always join on again!' 'You don't know how to manage Looking-glass cakes,' the Unicorn remarked. 'Hand it round first, and cut it afterwards.' This sounded nonsense, but Alice very obediently got up, and carried the dish round, and the cake divided itself into three pieces as she did so. 'NOW cut it up,' said the Lion, as she returned to her place with the empty dish.

Глава VIII. «Это моё собственное изобретение!»

'It's my own Invention'

— Если много ездить верхом, то не будешь так часто падать. — Я езжу много, — отвечал Рыцарь торжественно. — Очень много! <…> Алиса с тревогой ждала, когда он опять упадёт. — Великое искусство верховой езды, — сказал вдруг громко Рыцарь и взмахнул правой рукой, — заключается в том, чтобы <…> правильно держать равновесие. <…> — Как это вы можете говорить вниз головой, да ещё так спокойно? — спросила Алиса, вытаскивая его за ноги из канавы. <…> — Неважно, где находится моё тело, — сказал он. — Мой ум работает, не переставая. Чем ниже моя голова, тем глубже моя мысли!

'People don't fall off quite so often, when they've had much practice.' 'I've had plenty of practice,' the Knight said very gravely: 'plenty of practice!' <…> Alice watching anxiously for the next tumble. 'The great art of riding,' the Knight suddenly began in a loud voice, waving his right arm as he spoke, 'is to keep <…> your balance properly.' <…> 'How can you go on talking so quietly, head downwards?' Alice asked, as she dragged him out by the feet, and laid him in a heap on the bank. '<…> 'What does it matter where my body happens to be?' he said. 'My mind goes on working all the same. In fact, the more head downwards I am, the more I keep inventing new things.'

— А из чего делается <ваш пудинг>? — спросила Алиса, желая хоть как-то его приободрить. Она увидела, что бедный Рыцарь совсем пал духом. — В основном из промокашки, — отвечал Рыцарь со стоном. — Боюсь, что это не очень-то вкусно… — Одна промокашка, конечно, не очень вкусна, — прервал её с волнением Рыцарь. — Но если смешать её ещё кое с чем — с порохом, например, или с сургучом — тогда совсем другое дело!

'What did you mean [pudding] to be made of?' Alice asked, hoping to cheer him up, for the poor Knight seemed quite low-spirited about it. 'It began with blotting paper,' the Knight answered with a groan. 'That wouldn't be very nice, I'm afraid—' 'Not very nice alone,' he interrupted, quite eagerly: 'but you've no idea what a difference it makes mixing it with other things—such as gunpowder and sealing-wax.'

— Заглавие этой песни называется «Пуговки для сюртуков». — Вы хотите сказать — песня так называется? — спросила Алиса, стараясь заинтересоваться песней. — Нет, — ты не понимаешь, — ответил нетерпеливо Рыцарь. — Это заглавие так называется. А песня называется «Древний старичок». — Мне надо было спросить: это у песни такое заглавие? — поправилась Алиса. — Да нет! Заглавие совсем другое. «С горем пополам!» Но это она только так называется! — А песня эта какая? — спросила Алиса в полной растерянности. — Я как раз собирался тебе об этом сказать. «Сидящий на стене»! Вот какая это песня! <…> Многие годы спустя сцена эта так и стояла перед ней, словно всё это случилось только вчера: кроткие голубые глаза и мягкая улыбка Рыцаря, заходящее солнце, запутавшееся у него в волосах <…>. — А музыка вовсе не его изобретения, — подумала Алиса. — Я эту музыку знаю. Это песня «Я всё вам отдал, всё, что мог…» <…>

'The name of the song is called "Haddocks' Eyes."' 'Oh, that's the name of the song, is it?' Alice said, trying to feel interested. 'No, you don't understand,' the Knight said, looking a little vexed. 'That's what the name is called. The name really is "The Aged Aged Man."' 'Then I ought to have said "That's what the song is called"?' Alice corrected herself. 'No, you oughtn't: that's quite another thing! The song is called "Ways and Means": but that's only what it's called, you know!' 'Well, what is the song, then?' said Alice, who was by this time completely bewildered. 'I was coming to that,' the Knight said. 'The song really is "A-Sitting on a Gate".' <…> Years afterwards she could bring the whole scene back again, as if it had been only yesterday—the mild blue eyes and kindly smile of the Knight—the setting sun gleaming through his hair <…>. 'But the tune isn't his own invention,' she said to herself: 'it's "I Give Thee All, I Can No More."' <…>

Я рассказать тебе бы мог, Как повстречался мне Какой-то древний старичок, Сидящий на стене. Спросил я: «Старый, старый дед. Чем ты живёшь? На что?» Но проскочил его ответ Как пыль сквозь решето. — Ловлю я бабочек больших На берегу реки, Потом я делаю из них Блины и пирожки И продаю их морякам <…>. Но я обдумывал свой план. Как щёки мазать мелом, А у лица носить экран. Чтоб не казаться белым. <…> — Ловлю я воду на крючок И жгу её в огне, И добываю из воды Сыр под названьем бри. Но получаю за труды Всего монетки три. А я раздумывал — как впредь Питаться манной кашей. Чтоб ежемесячно полнеть И становиться краше. Я всё продумал, наконец, И, дав ему пинка, — — Как поживаете, отец? — Спросил я старика. — В пруду ловлю я окуньков В глухой полночный час И пуговки для сюртуков Я мастерю из глаз. Но платят мне не серебром. Хоть мой товар хорош. За девять штук, и то с трудом, Дают мне медный грош. <…> И только он закончил речь, Пришла идея мне: Как мост от ржавчины сберечь, Сварив его в вине.

'I'll tell thee everything I can; There's little to relate. I saw an aged aged man, A-sitting on a gate. "Who are you, aged man?" I said, "and how is it you live?" And his answer trickled through my head Like water through a sieve. He said "I look for butterflies That sleep among the wheat: I make them into mutton-pies, And sell them in the street. I sell them unto men," he said <…>. But I was thinking of a plan To dye one's whiskers green, And always use so large a fan That they could not be seen. <…> "I go my ways, And when I find a mountain-rill, I set it in a blaze; And thence they make a stuff they call Rolands' Macassar Oil— Yet twopence-halfpenny is all They give me for my toil. But I was thinking of a way To feed oneself on batter, And so go on from day to day Getting a little fatter. I shook him well from side to side, Until his face was blue: "Come, tell me how you live," I cried, "And what it is you do!" He said "I hunt for haddocks' eyes Among the heather bright, And work them into waistcoat-buttons In the silent night. And these I do not sell for gold Or coin of silvery shine But for a copper halfpenny, And that will purchase nine. <…> I heard him then, for I had just Completed my design To keep the Menai bridge from rust By boiling it in wine.

На земле, облокотись о ствол, съёжившись и дрожа, словно от холода, сидело какое-то существо, весьма похожее на дряхлого старичка (только лицом оно больше походило на шмеля). <…> — Хотите, я вам немного почитаю? — предложила Алиса, подняв газету, лежавшую у её ног. <…> — «Последние новости. Поисковая партия отправилась снова в Кладовую и обнаружила там ещё пять кусков сахара, довольно больших и в хорошей сохранности. На обратном пути…» — А сахарного песку там не было? — прервал Алису Шмель. <…> — Насчёт сахарного песку ничего не сказано. — Сахарного песку не нашли! — проворчал Шмель. — Тоже мне поисковая партия! — «Да обратном пути обнаружили озеро киселя. Берега озера были сине-белыми и походили на фаянс. Во время снятия пробы приключилось несчастье — два члена экспедиции были поглощены…» — Были что? — спросил сердито Шмель. — По-гло-ще-ны, — повторила Алиса по слогам. — Такого слова в английском языке нет! — сказал Шмель. — Но в газете есть, — возразила робко Алиса. — Пусть оно там и остаётся, — сказал раздражённо Шмель и отвернулся.

Something like a very old man (only that his face was more like a wasp) was sitting on the ground, leaning against a tree, all huddled up together, and shivering as if he were very cold. <…> "Would you like me to read you a bit of this?" Alice went on, as she picked up a newspaper which had been lying at his feet. <…> "Latest News. The Exploring Party have made another tour in the Pantry, and have found five new lumps of white sugar, large and in fine condition. In coming hack—" "Any brown sugar?" the Wasp interrupted. <…> "No. It says nothing about brown." "No brown sugar!" grumbled the Wasp. "A nice exploring party!" "In coming back," Alice went on reading, "they found a lake of treacle. The banks of the lake were blue and white, and looked like china. While tasting the treacle, they had a sad accident: two of their party were engulphed—" "Were what?" the Wasp asked in a very cross voice. "En-gulph-ed," Alice repeated, dividing the word into syllables. "There's no such word in the language!" said the Wasp. "It's in this newspaper, though," Alice said a little timidly. "Let it stop there!" said the Wasp, fretfully turning away his head.

Глава IX. Королева Алиса

Queen Alice

— Сколько будет один плюс один плюс один плюс один плюс один плюс один плюс один плюс один плюс один плюс один? — Я не знаю, — ответила Алиса. — Я сбилась со счёта. — Сложения не знает, — сказала Чёрная Королева. <…> — А Деление? Раздели буханку хлеба ножом — что будет? — спросила Белая Королева. — По-моему… — начала Алиса, но тут вмешалась Чёрная Королева. — Бутерброды, конечно, — сказала она. — А вот ещё пример на Вычитание. Отними у собаки кость — что останется? Алиса задумалась. — Кость, конечно, не останется — ведь я её отняла. И собака тоже не останется — она побежит за мной, чтобы меня укусить… Ну, и я, конечно, тоже не останусь! — Значит, по-твоему, ничего не останется? — спросила Чёрная Королева. — Должно быть, ничего. — Опять неверно, — сказала Чёрная Королева. — Останется собачье терпение! <…> Собака потеряет терпение, верно? — Может быть, — отвечала неуверенно Алиса. — Если она убежит, её терпение останется, верно? — торжествующе воскликнула Королева. — А, может, оно тоже убежит, только в другую сторону? — спросила без тени улыбки Алиса.

'What's one and one and one and one and one and one and one and one and one and one?' 'I don't know,' said Alice. 'I lost count.' 'She can't do Addition,' the Red Queen interrupted. <…> 'Can you do Division? Divide a loaf by a knife—what's the answer to that?' said the White Queen. 'I suppose—' Alice was beginning, but the Red Queen answered for her. 'Bread-and-butter, of course. Try another Subtraction sum. Take a bone from a dog: what remains?' Alice considered. 'The bone wouldn't remain, of course, if I took it—and the dog wouldn't remain; it would come to bite me—and I'm sure I shouldn't remain!' 'Then you think nothing would remain?' said the Red Queen. 'I think that's the answer.' 'Wrong, as usual,' said the Red Queen: 'the dog's temper would remain. <…> The dog would lose its temper, wouldn't it?' 'Perhaps it would,' Alice replied cautiously. 'Then if the dog went away, its temper would remain!' the Queen exclaimed triumphantly. Alice said, as gravely as she could, 'They might go different ways.'

— … на прошлой неделе в пятницу была такая гроза! То есть, я хотела сказать — в пятницы! Алиса удивилась. — У нас, — сказала она, — больше одной пятницы разом не бывает! — Какое убожество! — фыркнула Чёрная Королева. — Ну а у нас бывает шесть, семь пятниц на неделе! А иногда зимой мы берём сразу пять ночей — чтоб потеплее было! — Разве пять ночей теплее, чем одна? — рискнула спросить Алиса. — Впятеро теплее, конечно! — Но, вероятно, и в впятеро холоднее! — заметила Алиса. — Совершенно верно! — вскричала Чёрная Королева. — В пять раз теплее и в пять раз холоднее! Точно так же, как я в пять раз тебя богаче и в пять раз умнее!

'… we had such a thunderstorm last Tuesday—I mean one of the last set of Tuesdays, you know.' Alice was puzzled. 'In our country,' she remarked, 'there's only one day at a time.' The Red Queen said, 'That's a poor thin way of doing things. Now here, we mostly have days and nights two or three at a time, and sometimes in the winter we take as many as five nights together—for warmth, you know.' 'Are five nights warmer than one night, then?' Alice ventured to ask. 'Five times as warm, of course.' 'But they should be five times as cold, by the same rule—' 'Just so!' cried the Red Queen. 'Five times as warm, and five times as cold—just as I'm five times as rich as you are, and five times as clever!'

	— Приём отменяется до послезавтрашней недели.
	'No admittance till the week after next!'

---

Королева Алиса на праздник зовёт: — Собирайся скорей, Зазеркальный народ! На высоком престоле в блестящем венце Королева Алиса вас ждёт во дворце! ‎И сотни голосов подхватили припев: Так наполним бокалы и выпьем скорей! Разбросаем по скатерти мух и ежей В кофе кошку кладите, а в чай — комара, Трижды тридцать Алисе ура! <…> Так нальём же в бокалы чернила и клей, И осушим их залпом за наших гостей! Вина с пеплом мешай, веселись до утра!..

'To the Looking-Glass world it was Alice that said, "I've a sceptre in hand, I've a crown on my head; Let the Looking-Glass creatures, whatever they be, Come and dine with the Red Queen, the White Queen, and me."' ‎And hundreds of voices joined in the chorus: 'Then fill up the glasses as quick as you can, And sprinkle the table with buttons and bran: Put cats in the coffee, and mice in the tea— And welcome Queen Alice with thirty-times-three!' <…> 'Then fill up the glasses with treacle and ink, Or anything else that is pleasant to drink: Mix sand with the cider, and wool with the wine—'

---

Слуги поставили перед Алисой блюдо с бараньим боком. Алиса посмотрела на него с тревогой — ей никогда раньше не приходилось резать мясо. — Вы, я вижу, робеете, — сказала Чёрная Королева. — Разрешите мне представить вас этому боку. Знакомьтесь! Алиса, это Бараний Бок. Бок, это Алиса… Бараний Бок поднялся с блюда и поклонился Алисе; та тоже ему поклонилась, так и не решив, смешно это или страшно. — Я вам отрежу по кусочку? — спросила она Королев и взяла в руки нож и вилку. — Как можно? — запротестовала Чёрная Королева. — Вас только что познакомили, а вы уже на него с ножом! Унесите Бок! И слуги тотчас же его унесли, а взамен принесли сливовый пудинг. — Я не хочу знакомиться с пудингом, — быстро сказала Алиса, — а то так мы вообще не пообедаем. Отрезать вам по кусочку? Но Чёрная Королева посмотрела исподлобья и произнесла: — Знакомьтесь! Пудинг, это Алиса. Алиса, это Пудинг. Унесите пудинг! И слуги тотчас же схватили Пудинг со стола, так что Алиса даже не успела ему поклониться.

The waiters set a leg of mutton before Alice, who looked at it rather anxiously, as she had never had to carve a joint before. 'You look a little shy; let me introduce you to that leg of mutton,' said the Red Queen. 'Alice—Mutton; Mutton—Alice.' The leg of mutton got up in the dish and made a little bow to Alice; and Alice returned the bow, not knowing whether to be frightened or amused. 'May I give you a slice?' she said, taking up the knife and fork, and looking from one Queen to the other. 'Certainly not,' the Red Queen said, very decidedly: 'it isn't etiquette to cut any one you've been introduced to. Remove the joint!' And the waiters carried it off, and brought a large plum-pudding in its place. 'I won't be introduced to the pudding, please,' Alice said rather hastily, 'or we shall get no dinner at all. May I give you some?' But the Red Queen looked sulky, and growled 'Pudding—Alice; Alice—Pudding. Remove the pudding!' and the waiters took it away so quickly that Alice couldn't return its bow.

Перевод

Н. М. Демурова, Д. Г. Орловская (стихи), 1967, 1978 — с некоторыми уточнениями

О повести

• см. также дилогия Льюиса Кэрролла об Алисе

В Льюисе Кэрролле всё было связано с тем, что он называл Логической Игрой; кстати, считать логику игрой очень по-викториански. Викторианцам надо было изобрести некий эфемерный Эдем, где они могли бы наслаждаться доброй логикой, ибо всему серьёзному они предпочитали дурную логику. <…> На одной только несравненной фразе «Видала я такие холмы, рядом с которыми этот — просто равнина!» можно было бы построить с десяток лекций против ереси о простейшей Относительности. Правда, можно усомниться в том, что маленькие девочки, для которых писал Кэрролл, мучились релятивистским скептицизмом. Но в том-то отчасти и состоит величайшее достижение Льюиса Кэрролла. Он не только учил детей стоять на голове. Он учил учёных стоять на голове. А это для головы хорошая проверка. Когда викторианцам хотелось устроить себе каникулы, они их и устраивали, настоящие интеллектуальные каникулы. Они сумели создать мир, который <…> до сих пор остаётся своеобразным прибежищем и тайными каникулами, мир, в котором чудища, в других сказках устрашающие, превращались в мирных домашних животных. <…> То был нонсенс ради нонсенса. Если мы спросим, где нашли это волшебное зеркало, ответ будет таким: среди очень мягкой и удобной викторианской мебели; иными словами, это произошло потому, что благодаря исторической случайности Доджсон, Оксфорд и Англия в то время наслаждались благополучием и безопасностью. Они знали, что им не предстоит никаких битв — разве что внутри партийной системы, где Траляля и Труляля условились сражаться, причём уговор их гораздо более бросается в глаза, чем сраженья. Они знали, что их Англии не грозит ни вражеское нападение, ни революция; они знали, что она богатеет за счёт торговли; они не понимали, что сельское хозяйство умирает…

— Гилберт Честертон, «По обе стороны зеркала», 1933

О персонажах

	Чёрная Королева должна быть холодной и сдержанной; сама же она — чопорной и строгой, впрочем, не вовсе лишённой приветливости; педантичная до чрезвычайности, это квинтэссенция всех гувернанток! И, наконец, Белая Королева представлялась моему воображению доброй, глупой, толстой и бледной; беспомощной, как дитя; её медлительность и растерянность наводят на мысль о слабоумии, но никогда не переходят в него; это по моему, уничтожило бы комическое впечатление, которое она должна производить. В романе Уилки Коллинза «Без имени» есть персонаж, до странности похожий на неё. Идя двумя различными путями, которые где-то пересеклись, мы странным образом осуществили один и тот же идеал — миссис Рэгг и Белая Королева могли бы быть сёстрами-близнецами.
	The Red Queen must be cold and calm; she must be formal and strict, yet not unkindly; pedantic to the tenth degree, the concentrated essence of all governesses! Lastly, the White Queen seemed, to my dreaming fancy, gentle, stupid, fat and pale; helpless as an infant; and with a slow, maundering, bewildered air about her just suggesting imbecility, but never quite passing into it; that would be, I think, fatal to any comic effect she might otherwise produce. There is a character strangely like her in Wilkie Collins’s novel `No Name’: by two different converging paths we have somehow reached the same ideal, and Mrs Wragg and the White Queen might have been twin-sisters.
	— Льюис Кэрролл, «Алиса на сцене», 1887

Восхитительно вывернутая логика Зазеркалья многое потеряла бы, а шизофреническое очарование этой страны поблекло, если бы не фигура Алисы — простодушного наблюдателя, повсюду сующего свой любопытный нос. Её наивность, открытость для нового опыта, каким бы странным и необычным тот не казался, очеловечивает напичканную изящными парадоксами книгу. Сделай автор главным героем персонажа менее обаятельного, не видать бы ему всемирного признания как своих ушей. Специалисты не первый век пытаются разложить сказки Кэрролла на составляющие, разбить на блоки, препарировать и использовать в прикладных целях. <…> Но растащить по норкам креатив английского гения не получается — даже авторы несомненно талантливые, как правило, терпят фиаско. При анатомировании теряется главный базовый элемент, без которого тщетны самые изящные игры разума — чувство эмоциональной сопричастности. Далеко не каждый читатель готов увлечённо собирать пазлы, которыми напомнил свою книгу английский математик. Иное дело — следить за тем, как это делает Алиса Лидделл. Ничего не принимающая на веру, но и не отвергающая с порога, она идеальный проводник для беглеца из рационального, обыденного, повседневного мира в иррациональное, вывернутое наизнанку, перекрученное Зазеркалье. Любое исследование творческого наследия Льюиса Кэрролла, любой поиск ключа к оставленному им культурному коду стоит начинать именно с образа Алисы. Политические и литературные аллюзии и реминисценции понятны сегодня только историкам и филологам, логические загадки интересуют лишь математиков, зато сама Алиса очаровывает абсолютно всех, от простодушного школьника до седовласого академика.

— Василий Владимирский