Гилберт Честертон
Ги́лберт Ки́т Че́стертон (англ. Gilbert Keith Chesterton; 1874—1936) — английский христианский мыслитель, журналист и писатель конца XIX — начала XX веков.
| Гилберт Честертон | |
| |
 Статья в Википедии
| |
 Произведения в Викитеке
| |
 Медиафайлы на Викискладе
|
Цитаты
правитьВсякий, кто слушается разума, а не толпы, может догадаться, что жизнь и теперь, как и во все времена, — бесценный дар Божий; доказать это можно, приставив револьвер к голове пессимиста. | |
For anybody impelled by reason and not by running with a crowd will, for instance, perceive that there are always the same arguments for a Purpose and therefore a Personality in things, if he is a thinking person. Only it is now made easy for him to admit vaguely that there may be a Purpose, while denying that there is a Personality, so long as he happens to be a very unthinking person. It is quite as certain as it ever was that life is a gift of God immensely valuable and immensely valued, and anybody can prove it by putting a pistol to the head of a pessimist. | |
| — Упорствующий в правоверии |
It is precisely because an ideal is necessary to man that the man without ideals is in permanent danger of fanaticism. | |
| — «Еретик» (глава 20) |
На каждом историческом этапе начало конца имело видимость реформ. — эссе «Утопия ростовщиков» | |
The beginnings of a decline, in every age of history, have always had the appearance of being reforms. |
Благородные люди позвоночные: мягкость у них сверху, твердость — глубоко внутри. А нынешние трусы — моллюски: твердость у них снаружи, внутри мягко. — эссе «Доисторический вокзал» | |
Brave men are vertebrates; they have their softness on the surface and their toughness in the middle. But these modern cowards are all crustaceans; their hardness is all on the cover and their softness is inside. |
Газеты не просто сообщают новости, но и всё подают в виде новостей. — «Франциск Ассизский» | |
Newspapers not only deal with news, but they deal with everything as if it were entirely new. |
Главный грех журналистики в том, что в своих статьях газетчик выставляет в ложном свете себя самого. — «За бойкое перо» | |
The real journalistic sin is not that the leading article should misrepresent history (for who will ever be certain what represents history?); the real sin is that the articles should misrepresent the journalist's own soul. |
Зло подкрадывается, как болезнь. Добро прибегает запыхавшись, как врач. | |
Evil comes at leisure like the disease. Good comes in a hurry like the doctor. |
Интеллектуалы делятся на две категории: одни поклоняются интеллекту, другие им пользуются. — эссе «Упорствующий в правоверии» (сборник «Истина») | |
What we call the intellectual world is divided into two types of people — those who worship the intellect and those who use it. |
Каждый хочет, чтобы его информировали честно, беспристрастно, правдиво — и в полном соответствии с его взглядами. | |
Everybody wants to be informed honestly, impartially, truthfully — in total accordance with his views. |
Моё мнение о Польше сложилось в результате наблюдений за поносящими её. Я пришёл к одному, на мой взгляд, бесспорному выводу о том, что недоброжелатели Польши как правило являются ещё и яростными врагами великодушия и мужества. Всякий раз, сталкиваясь с подобными индивидами, тешащими свои рабские души посредством ростовщичества и культа террора, погрязшими в болоте материалистической политики, я находил в них, кроме вышеназванных качеств, ещё и страстную ненависть к Польше. — Предисловие к книге Шарля Саролеа «Письма о польских делах» (Introduction to Charles Sarolea’s Letters on Polish affairs) | |
I judged the Poles by their enemies. And I found it was an almost unfailing truth that their enemies were the enemies of magnanimity and manhood. If a man loved slavery, if he loved usury, if he loved terrorism and all the trampled mire of materialistic politics, I have always found that he added to these affections the passion of a hatred of Poland. She could be judged in the light of that hatred; and the judgment has proved to be right. |
Музыка во время обеда — это оскорбление и для повара, и для скрипача. — эссе «Об удовольствиях» | |
Music with dinner is an insult both to the cook and the violinist. |
Мы так погрязли в болезненных предубеждениях, так уважаем безумие, что здравомыслящий человек пугает нас, как помешанный. |
Надежда — это способность надеяться в безнадежном положении. — эссе «Язычество и г-н Лоус Дикинсон» (сборник «Еретики») | |
Hope means hoping when things are hopeless, or it is no virtue at all. |
Одному великому средневековому философу принадлежит мысль о том, что все человеческие беды происходят от того, что мы наслаждаемся тем, чем следует пользоваться, и пользуемся тем, чем следует наслаждаться. Именно этим и занимается абсолютное большинство современных философов. В результате они готовы пожертвовать счастьем ради прогресса, тогда как только в счастье и заключается смысл всякого прогресса. — эссе «Об извращении истины» | |
I think it was a great medieval philosopher who said that all evil comes from enjoying what we ought to use and using what we ought to enjoy. A great many modern philosophers never do anything else. Thus they will sacrifice what they admit to be happiness to what they claim to be progress; though it could have no rational meaning except progress to greater happiness. |
Первая из самых демократических доктрин заключается в том, что все люди интересны. — «Чарльз Диккенс», глава I | |
We are filled with the first of all democratic doctrines, that all men are interesting. |
По-настоящему трусливы только те мужчины, которые не боятся женщин. — «Макбеты» (сборник «Вкус к жизни») | |
As a friend of mine once said, very truly, physical cowards are the only men who are not afraid of women. |
Тот, кто хочет всего, не хочет ничего. |
Фанатик — тот, кто воспринимает всерьёз собственное мнение. |
Юмор с трудом поддается определению, ведь только отсутствием юмора можно объяснить попытки определить его. — эссе «Юмор» (сборник «Вкус к жизни») | |
It is thus a term which not only refuses to be defined, but in a sense boasts of being indefinable; and it would commonly be regarded as a deficiency in humour to search for a definition of humour. |
Цитаты из произведений
правитьНикакая война не заслуживает оправдания, кроме войны оборонительной. А оборонительная война, по самой своей природе и по определению, — это такая война, с которой человек возвращается избитый, истекающий кровью и не способный похвалиться ничем, кроме того, что ему удалось выжить. — Глава 11 | |
The only defensible war is a war of defence. And a war of defence, by its very definition and nature, is one from which a man comes back battered and bleeding and only boasting that he is not dead. |
Я не верю современным толкам о домашней скуке и о том, что женщина тупеет, если она только готовит пудинги и печет пироги. Только делает вещи! Большего не скажешь о Боге. — Глава 2 | |
And this experience has made me profoundly sceptical of all the modern talk about the necessary dullness of domesticity; and the degrading drudgery that only has to make puddings and pies. Only to make things! There is no greater thing to be said of God Himself than that He makes things. |
Я никогда не принимал всерьез свои книги, но принимаю всерьез свои мнения. — Глава 5 | |
I have never taken my books seriously; but I take my opinions quite seriously. |
Род людской, а к нему относится немалая толика моих читателей, от века привержен детским играм и вовек не оставит их, сердись не сердись те немногие, кому почему-либо удалось повзрослеть. — Книга 1, Глава 1 | |
THE human race, to which so many of my readers belong, has been playing at children's games from the beginning, and will probably do it till the end, which is a nuisance for the few people who grow up. |
Сам по себе всякий человек с виду существо, пожалуй что, и разумное: и ест, и спит, и планы строит. А взять человечество? Оно изменчивое и загадочное, привередливое и очаровательное. Словом, люди — большей частью мужчины, но Человек есть женщина. | |
Individually, men may present a more or less rational appearance, eating, sleeping, and scheming. But humanity as a whole is changeful, mystical, fickle, delightful. Men are men, but Man is a woman. |
Сумасшедшие — народ серьезный; они и с ума-то сходят за недостатком юмора. — Книга 2, Глава 1 | |
Madmen are always serious; they go mad from lack of humour. |
При всём при том (1908)
правитьСпешка плоха уже тем, что отнимает очень много времени. | |
One of the great disadvantages of hurry is that it takes such a long time. |
Вор почитает собственность. Он просто хочет ее присвоить, чтобы еще сильнее почитать. — Глава 4 | |
Thieves respect property. They merely wish the property to become their property that they may more perfectly respect it. |
Приключения могут быть безумными, герой их должен быть разумен. | |
The adventures may be mad, but the adventurer must be sane. |
Теперь говорят, что нельзя наказывать за ересь. Я часто думаю, вправе ли мы наказывать за что-либо другое. | |
The moderns say we must not punish heretics. My only doubt is whether we have a right to punish anybody else. |
Шар и крест (1909)
править…Они забыли немаловажную силу — газетчиков. Они забыли, что в наши дни (быть может, впервые за всю историю) существуют люди, занятые не тем, что какое-то событие нравственно или безнравственно, не тем, что оно прекрасно или уродливо, не тем, что оно полезно или вредно, а просто тем, что оно произошло. — Глава 4 | |
But they had forgotten something; they had forgotten journalism. They had forgotten that there exists in the modern world, perhaps for the first time in history, a class of people whose interest is not that things should happen well or happen badly, should happen successfully or happen unsuccessfully, should happen to the advantage of this party or the advantage of that part, but whose interest simply is that things should happen. |
Несмотря на годы, несмотря на посты (вернее, благодаря им), отец Михаил отличался и силой, и ловкостью. Вися над бездной, он понял то, что понимают в опасности; то, что и зовется истинным мужеством. Как и всякий нормальный человек, в такую минуту он понял, что главная опасность — страх, а единственная надежда — спокойствие, доходящее до беспечности, и беспечность, доходящая до безумия. Единственный шанс остаться живым заключается в том, чтобы не держаться за жизнь. — Глава 1 | |
Father Michael in spite of his years, and in spite of his asceticism (or because of it, for all I know), was a very healthy and happy old gentleman. And as he swung on a bar above the sickening emptiness of air, he realized, with that sort of dead detachment which belongs to the brains of those in peril, the deathless and hopeless contradiction which is involved in the mere idea of courage. He was a happy and healthy old gentleman and therefore he was quite careless about it. And he felt as every man feels in the taut moment of such terror that his chief danger was terror itself; his only possible strength would be a coolness amounting to carelessness, a carelessness amounting almost to a suicidal swagger. His one wild chance of coming out safely would be in not too desperately desiring to be safe. |
He felt the full warmth of that pleasure from which the proud shut themselves out; the pleasure which not only goes with humiliation, but which almost is humiliation. Men who have escaped death by a hair have it, and men whose love is returned by a woman unexpectedly, and men whose sins are forgiven them. |
Почему не будем спорить о словах? О чем же тогда спорить? На что нам даны слова, если спорить о них нельзя? Из-за чего мы предпочитаем одно слово другому? Если поэт назовет свою даму не ангелом, а обезьяной, может она придраться к слову? Да чем вы и спорить станете, если не словами? Движениями ушей? — Глава 4 | |
Why shouldn't we quarrel about a word? What is the good of words if they aren't important enough to quarrel over? Why do we choose one word more than another if there isn't any difference between them? If you called a woman a chimpanzee instead of an angel, wouldn't there be a quarrel about a word? If you're not going to argue about words, what are you going to argue about? Are you going to convey your meaning to me by moving your ears? |
Христианство всегда немодно, ибо оно всегда здраво, а любая мода в лучшем случае — легкая форма безумия. — Глава 8 | |
Christianity is always out of fashion because it is always sane; and all fashions are mild insanities. |
О законах принято говорить, как о чем-то холодном и стеснительном. На самом же деле только в диком порыве, обезумев и опьянев от свободы, люди могут создавать законы. Когда люди утомлены, они впадают в анархию; когда они сильны и жизнерадостны, они неизменно создают ограничения и правила. — Часть 1, Глава 3 | |
It is the fashion to talk of institutions as cold and cramping things. The truth is that when people are in exceptionally high spirits, really wild with freedom and invention, they always must, and they always do, create institutions. When men are weary they fall into anarchy; but while they are gay and vigorous they invariably make rules. |
Перелётный кабак (1914)
правитьЛеди Джоан снова засмеялась. — Чего вы только не знаете, — сказала она. — Ну, мне пора, мистер Хэмп… то есть мистер Пэмп… когда-то я звала вас Хэмпом… О, Хэмп, будем ли мы счастливы снова? — Мне кажется, — сказал он, глядя на море, — что это зависит от Провидения. — Скажите еще раз «Провидение»! — вскричала она. — Это прекрасно, как детская книжка. — Глава 3 | |
Lady Joan broke out laughing again. "What horrible things you do seem to have heard of," she said. "Well, I must be going, Mr. Hump--I mean Mr. Pump--I used to call you Hump . . . oh, Hump, do you think any of us will ever be happy again?". "I suppose it rests with Providence," he said, looking at the sea. "Oh, do say Providence again!" cried the girl. "It's as good as 'Masterman Ready.'" |
Много часов он стоял на лужайке, следя за тем, как разбивают бутыли и ломают бочки, и услаждаясь той фанатичной радостью, которую его странной, холодной душе не могли дать ни еда, ни вино, ни женщины. — Глава 4 | |
And he stood for hours on the lawn, watching the smashing of bottles and the breaking up of casks and feeding on fanatical pleasure: the pleasure his strange, cold, courageous nature could not get from food or wine or woman. |
Сегодня я видел то, что хуже смерти. Это называют миром. — Глава 2 | |
I have seen something today that is worse than death: and the name of it is Peace. |
У лорда Айвивуда был недостаток, свойственный многим людям, узнавшим мир из книг, — он не подозревал, что не только можно, но и нужно что-то узнать иначе. — Глава 5 | |
LORD IVYWOOD shared the mental weakness of most men who have fed on books; he ignored, not the value but the very existence of other forms of information. |
Победа над варварами. Эксплуатация варваров. Союз с варварами. Победа варваров. Такова судьба империи. — Глава 23 | |
Victory over barbarians. Employment of barbarians. Alliance with barbarians. Conquest by barbarians. That is the great destiny of Empire. |
Я не знаю, хочет ли Бог, чтобы человек обрел на земле полное, высшее счастье. Но Бог несомненно хочет, чтобы человек повеселился; и я от этого не откажусь. Если я не утешу сердце, я его потешу. Циники, которые считают себя очень умными, говорят: «Будь хорошим, и ты будешь счастлив, но весел ты не будешь». Они и тут ошибаются. Истина — иная. Видит Бог, я не считаю себя хорошим, но даже мерзавец иногда встает против мира, как святой. — Глава 6 | |
I don’t know whether God means a man to have happiness in that All in All and Utterly Utter sense of happiness. But God does mean a man to have a little Fun; and I mean to go on having it. If I mustn’t satisfy my heart, I can gratify my humour. The cynical fellows who think themselves so damned clever have a sort of saying, ‘Be good and you will be happy; but you will not have a jolly time.’ The cynical fellows are quite wrong, as they generally are. They have got hold of the exact opposite of the truth. God knows I don’t set up to be good; but even a rascal sometimes has to fight the world in the same way as a saint. |
Гарольд Марч принадлежал к тем, кто знает все о политике и ничего о политических деятелях. Он знал довольно много и об искусстве, литературе, философии, культуре — вообще почти обо всем, кроме мира, в котором жил. — «Лицо на мишени» | |
Harold March was the sort of man who knows everything about politics, and nothing about politicians. He also knew a great deal about art, letters, philosophy, and general culture; about almost everything, indeed, except the world he was living in. |
Нельзя сходить с ума всем сразу. Сумасшествие лишается нравственной ценности, если никто ему не дивится. — Исключительная изобретательность Еноха Оутса | |
We ought not to have all gone mad at once. We ought to have taken it in turns to go mad. Then I could have been shocked at his behaviour on Mondays, Wednesdays, and Fridays, and he could have been shocked at my behaviour on Tuesdays, Thursdays, and Saturdays. But there is no moral value in going mad when nobody is shocked. |
История, сводящая к экономике и политику, и этику, — и примитивна, и неверна. Она смешивает необходимые условия существования с жизнью, а это совсем разные вещи. Точно так же можно сказать, что, поскольку человек не способен передвигаться без ног, главное его дело — покупка чулок и башмаков. Еда и питье поддерживают людей словно две ноги, но бессмысленно предполагать, что не было других мотивов во всей истории. Коровы безупречно верны экономическому принципу — они только и делают, что едят или ищут, где бы поесть. Именно поэтому двенадцатитомная история коров не слишком интересна. — Часть I, Глава 7 | |
The materialist theory of history, that all politics and ethics are the expression of economics, is a very simple fallacy indeed. It consists simply of confusing the necessary conditions of life with the normal preoccupations of life, that are quite a different thing. It is like saying that because a man can only walk about on two legs, therefore he never walks about except to buy shoes and stockings. Man cannot live without the two props of food and drink, which support him like two legs; but to suggest that they have been the motives of all his movements in history is like saying that the goal of all his military marches or religious pilgrimages must have been the Golden Leg of Miss Kilmansegg or the ideal and perfect leg of Sir Willoughby Patterne. But it is such movements that make up the story of mankind and without them there would practically be no story at all. Cows may be purely economic, in the sense that we cannot see that they do much beyond grazing and seeking better grazing grounds; and that is why a history of cows in twelve volumes would not be very lively reading. |
Изменения в обществе, называемые модой, и возможны лишь потому, что в людях есть две смешные черты. Во-первых, с каждым человеком так много случается, что он всегда вспомнит хоть что-нибудь, предвещавшее нынешний поворот. Во-вторых, почти все неправильно видят прошлое, и в смещенной памяти эта деталь кажется необычайно важной. — Глава 13 | |
Social changes of this sort are made possible among considerable masses of people, by two ironies of human nature. The first is that almost everyman's life has been sufficiently patchy and full of possibilities for him to remember _some_ movement of his own mind towards what has become the movement of the time. The second is that he almost always makes a false picture of his past, and fosters a fictitious memory, whereby that detail seems in retrospect to dominate his career. |
Многим кажется, что женщины привнесли бы в политику кротость или чувствительность. Но женщина опасна в политике тем, что она слишком любит мужские методы. — Глава 15 | |
Many have imagined that feminine politics would be merely pacifist or humanitarian or sentimental. The real danger of feminine politics is too much love of a masculine policy. |
Нельзя восхищаться тем, в чем нет завершенности. Потому и не овладевали ни одной толпой идеи о постепенном нравственном изменении или прогрессе, ведущем неведомо куда. — Глава 15 | |
For nothing can really be approved or applauded except finality. That is why all the ethics of evolution and expansive ideas of indefinite progress have never taken hold upon any human crowd. |
Печаль — оборотная сторона радости. — Глава 15 | |
But a sorrow is always a joy reversed. |
Существует много неверных мнений о дружеском разговоре, тем более — о задушевной беседе. Люди редко говорят правду, когда они, даже скромно, говорят о себе; но многое открывают, когда говорят о чем-нибудь ином. — Глава 15 | |
There is a great deal of fallacy and folly about the ordinary talk of confidential conversation; to say nothing of the loathsome American notion of a heart to heart talk. People are often very misleading when they talk about themselves; even when they are perfectly honest, and even modest, in talking about themselves. But people tell a great deal so long as they talk about everything except themselves. |
Поверьте, сходят с ума вовсе не люди с богатым воображением. Даже в самом трагическом состоянии духа они не теряют рассудка. Их можно всегда встряхнуть, разбудить от страшного сна, поманив более светлыми видами, потому что у них есть воображение. Сходят с ума люди без воображения. Упрямые стоики, преданные одной идее и понимающие ее слишком буквально. Молчальники, которые дуются-дуются, кипят, пока не взорвутся. — «Умеренный убийца» | |
Believe me, it's not the imaginative people who become insane. It's not they who are mad, even when they are morbid. They can always be woken up from bad dreams by broader prospects and brighter visions — because they are imaginative. The men who go mad are unimaginative. The stubborn stoical men who had only room for one idea and take it literally. The sort of man who seems to be silent but stuffed to bursting, congested— |