Сильфида (Одоевский)

«Сильфида» — рассказ Владимира Одоевского 1837 года.

Цитаты

Поэта мы увенчаем цветами и выведем его вон из города. Платон Три столба у царства: поэт, меч и закон. Предания северных бардов Поэты будут употребляться лишь в назначенные дни для сочинения гимнов общественным постановлениям. Одна из промышленных компаний XVIII-го века !?!? XIX-й век — эпиграфы

Когда книга лежит на столе, то невольно протягиваешь к ней руку, раскрываешь, читаешь; начало тебя заманивает, обещает золотые горы, — подвигаешься дальше, и видишь одни мыльные пузыри, ощущаешь то ужасное чувство, которое испытали все учёные от начала веков до нынешнего года включительно: искать и не находить! — письмо I

Истинно, смотря на них, я более и более уверяюсь, что истинное счастие может состоять только в том, чтоб всё знать или ничего не знать, и как первое до сих пор человеку невозможно, то должно избрать последнее. Я эту мысль в разных видах проповедую моим соседям: она им очень по сердцу <…>. Одного они не понимают во мне: как я, будучи прекраснейшим человеком, не пью пунша и не держу у себя псовой охоты; но надеюсь, что они к этому привыкнут и мне удастся, хотя в нашем уезде, убить это негодное просвещение, которое только выводит человека из терпения и противится его внутреннему, естественному влечению: сидеть склавши руки… Но к чёрту философию! она умеет вмешаться в мысли самого животного человека… Кстати о животных: у иных из моих соседей есть прехорошенькие дочки, которых, однако ж, нельзя сравнить с цветами, а разве с огородной зеленью, — тучные, полные, здоровые — и слова от них не добьёшься. — письмо I

… невежество не спасенье. Я скоро здесь нашёл все те же страсти, которые меня пугали между людьми так называемыми образованными, <…> только с тою разницею, что все эти страсти здесь сильнее, откровеннее, подлее, — а между тем предметы мельче. Скажу более: человека образованного развлекает самая его образованность, и душа его по крайней мере не каждую минуту своего существования находится в полном унижении; музыка, картина, выдумка роскоши — всё это отнимает у него время на низости… Но моих друзей страшно узнать поближе; эгоизм проникает, так сказать, весь состав их; обмануть в покупке, выиграть неправое дело, взять взятку — считается не втихомолку, но прямо, открыто, делом умного человека; ласкательство к человеку, из которого можно извлечь пользу, — долгом благовоспитанного человека; долголетняя злоба и мщение — естественным делом; пьянство, карточная игра, разврат, какой никогда в голову не войдёт человеку образованному, — невинным, позволенным отдыхом. <…> Вся эта безнравственность <…> переходит от деда к отцу, от отца к сыну в виде отеческих наставлений и примера и заражает целые поколения. — письмо II (вариант распространённых мыслей)

Знаешь ли, что я не перестаю читать моих кабалистов и алхимиков <…>. Как милы, как чистосердечны их сочинители <…>. Мы, гордые промышленники XIX-го века, мы напрасно пренебрегаем этими книгами и даже не хотим знать о них. Посреди разных глупостей, показывающих младенчество физики, я нашёл много мыслей глубоких; многие их этих мыслей могли казаться ложными в XVIII-м веке, но теперь большая часть из них находит себе подтверждение в новых открытиях: с ними то же случилось, что с драконом, которого тридцать лет тому почитали существом баснословным и которого теперь отыскали налицо, между допотопными животными. Скажи, должны ли мы теперь сомневаться в возможности превращать свинец в золото с тех пор, как мы нашли способ творить воду, которую так долго почитали первоначальною стихиею? Какой химик откажется от опыта разрушить алмаз и снова восстановить его в первобытном виде? А чем мысль делать золото смешнее мысли делать алмазы? Словом, смейся надо мною как хочешь, но я тебе повторяю, что эти позабытые люди достойны нашего внимания; если нельзя во всём им верить, то, с другой стороны, нельзя сомневаться, что их сочинения не намекают о таких знаниях, которые теперь потерялись и которые бы не худо снова найти;.. — письмо III

… гожусь ли я быть женатым человеком? <…> должно ли ещё мне подождать, пока из меня выйдет что-нибудь новое, неожиданное, оригинальное, или просто, как говорится, я уже кончил свой карьер, и мне остаётся заботиться только о том, чтоб из моей особы можно было сделать как можно больше спермацета? — письмо IV

О рассказе

«Сильфида» принадлежит к тем произведениям князя Одоевского, в которых он решительно начал уклоняться от своего прежнего направления в пользу какого-то странного фантазма. Отсюда происходит то, что с сих пор каждое из его произведений имеет две стороны — сторону достоинств и сторону недостатков. Пока автор держится действительности, его талант увлекателен по-прежнему и проблесками поэзии и необыкновенно умными мыслями; но как скоро впадает он в фантастическое, изумлённый читатель поневоле задаёт себе вопрос: шутит с ним автор или говорит серьёзно? Герой повести «Сильфида» очень занимает нас, пока мы видим его в простых человеческих отношениях к людям и жизни; но наше участие к нему, несмотря на искусство и высокий талант автора, тотчас погасает, как скоро он начал отыскивать какую-то Сильфиду на дне миски с водою и бирюзовым перстнем. Автор <…> хотел в герое «Сильфиды» изобразить идеал одного из тех высоких безумцев, которых внутреннему созерцанию (будто бы) доступны сокровенные и превыспренние тайны жизни. Но, увы! уважение к безумцам давно уже, и притом безвозвратно, прошло в просвещённой Европе!.. <…> Теперь внимание толпы может покорять только сознательно разумное, только разумно действительное, а волшебство и видения людей с расстроенными нервами принадлежат к ведению медицины, а не искусства.

— Виссарион Белинский, «Сочинения князя В. Ф. Одоевского», сентябрь 1844

	Мистические элементы в «Сильфиде» по существу <…> отрешают от повседневного и бытового, переключают повествование на «высокую волну», придают ему философское звучание.
	— Евгений Маймин, «Владимир Одоевский и его роман «Русские ночи», 1975