Рецензия Осипа Сенковского на «Чёрную женщину»

В 1834 году Осип Сенковский написал рецензию на роман Николая Греча «Чёрная женщина», в середине подробно рассудив о физиологии, опровергающей животный магнетизм.

Цитаты

Необыкновенный успех этого романа опередил нашу критику: ей приходится теперь бежать в толпе за торжественною его колесницею, глотая густую пыль общих похвал, и выступить на поприще, чтоб подтвердить восхищение читателей, а не чтоб предсказать его. Но, сбираясь говорить в этом журнале о книге, написанной его редактором, и напечатанной его издателем, мы обязаны прежде всего удостоверить собственных наших читателей в возможности говорить здесь об ней беспристрастно и нелицемерно <…>. Конечно, очень естественно думать, что сочинения, издаваемым А. Ф. Смирдиным, должны неминуемо быть расхваляемы в журнале, им издаваемом, потому что, в противном случае, вещественный убыток был бы на его стороне. Оно так делается повсюду; некоторые авторы этого ожидали, некоторые читатели боялись; это согласно с логикою и самолюбия и недоброжелательства; это даже основано на здравых правилах и общежития и любостяжания: по счастию, это не применяется к Библиотеке для Чтения. Критическая часть этого журнала совершенно независима; ни издатель, ни редактор не оказывают на неё ни какого влияния; она исправляется тем, кто, имея равный с первым интерес в благосостоянии и славе издания, может писать в нём, как на своей бумаге и ни кем в свете для этого не нанимается, — разве самим собою и своею честью. <…> Ход литературной критики по сие время был совершенно свободен от гнусных оков расчёта, и мы сожалеем от всей души о тех, которые в подобном образе действия не в силах видеть ничего более, кроме нарушения правил общежития. Автор «Чёрной женщины», которому лучше всех известны эти обстоятельства, весьма хорошо знает, что, по особенному устройству журнала, он скорее может встретить на его страницах суровый приговор литературного правосудия, чем комплименты подозрительной услужливости, и если о нам вздумалось, в шутку, написать на его роман грозное Разругали, мы бы легко сделали вас свидетелями любопытного психологического опыта, — вы могли б сами видеть, или представить себе мысленно, лице бедного автора, который, в звании редактора, читает корректуру сочинённой на него укоризны, и дрожащею рукою исправляет опечатки в жестоких ударах, наносимых его самолюбию. Мысль о возможности подобного увеселения, мы уверены, неоднократно приходила на ум почтенному сочинителю «Чёрной женщины»… — начало

Приятный, светлый слог, тёплое чувство и утешительное верование, разлитые в целом сочинении, многие прелестные картины, многие прекрасные мысли, выраженные с очаровательною простотою и вместе с тем сильно, повесть ясная и занимательная, по-времени умный и меткий сарказм, совершенно оправдывают лестное впечатление, производимое этим новым романом, которому, без сомнения, суждено жить долго в нашей литературе.

Это роман метафизический. Одна сильная и лучезарная идея господствует, подобно огненному облаку, над всем пространством богатого разнообразием и происшествиями рассказа, и заключается в том, что в вещественном мире очевидно преобладает духовное начало. <…> Чем более точные науки приближаются к настоящим их началам, тем яснее становится для них и для ума человеческого существование единого, всемогущего Бога <…>. Автор мог употребить для своей цели все данные точных наук <…>. Но он предпочёл всем этим мощным и великолепным средствам, уже самим собою облагораживающим человека и повышающим его к Божеству, одну из самых сомнительных отраслей положительного знания, ещё не очистившуюся от заслуженного упрёка в шарлатанстве, ещё не доказавшую ничего ясного: он предпочёл животный магнитизм. При выборе его в главные пружины убеждения в литературной повести, первая и весьма важная ошибка состоит в том, что писатель вдруг и добровольно лишается согласия с его мнениями всех тех, которые не имеют достаточных поводов верить действительности чудес этой пружины. <…> Мы не думаем, чтобы, наполнив видимый мир призраками и привидениями, можно было доказать преобладание в нём духовного начала: они существуют, — это правда, но существуют только как оптические обманы; они — тень, бросаемая в воздухе нашими мыслями, нашим воображением; в крайнем случае они доказывают только, что есть люди с расстроенными нервами.

… самый роман г. Греча, блестящий таким множеством светлых, возвышенных мыслей, одушевлённый такими прекрасными чувствами, носящий на себе такой глубокий отпечаток твёрдого и ясного понятия о Боге, его премудрости, благости и величии, есть доказательство в миллион раз сильнее в пользу бессмертного и небесного существа нашей разумной души, нежели все подлинные и предполагаемые явления животного магнитизма <…>. Все магнитизёры и все ясновидящие вместе, собрав с целого света ганглии, животы и хорошие проводники электричества, не напишут десяти строк чудесной страницы о сиротстве, <…> лучше которой мы ничего не читали ни на каком языке. <…> Вооружаясь против основной идеи романа, опирающей несомненную метафизическую истину преобладания в мире духовного начала на деятельности животного магнитизма, <…> и на сбивчивом свидетельстве вещих снов, призраков и привидений, — другого физического явления, происходящего собственно внутри нас, в нашем желудке; отвергая эту идею как предосудительную для самого предмета, который она старается привести в ясность, мы с восхищением сдаёмся прелестям самой книги, как изящного творения. Несбыточная учёная цель автора в сторону, а в литературном отношении мысль употребить магнитические чудеса в виде пружины повести чрезвычайно оригинальна и счастлива, и искусство сочинителя открыло в ней для себя источник самой сильной занимательности. Книга читается с той быстротою, какую сообщает только соединённая заманчивость слога и содержания: с первой страницы до последней она содержит вас под волшебством рассказа умного, разнообразного, плотно связанного и живого, и это очарование не разрушается даже при вторичном чтении. В продолжение повести встречаются страницы высокого красноречия…

О рецензии

Не удивительно, что Греч написал плохой роман, но удивительно, что Сенковский расхваливает его самым бессовестным образом. Третьего дня я был у Смирдина. Спрашиваю: — Как идёт роман Греча? — Плохо, — отвечает он, — все жалуются на скуку и не покупают. Вчера же Сенковский приносил ко мне для процензурования рецензию на этот роман, где объявляет, что это новое произведение необычайного гения Николая Ивановича имеет успех невероятный, <…> что скоро от него не останется в продаже ни одного экземпляра. Провинциалы этому поверят и в самом деле бросятся покупать книгу.

— Александр Никитенко, дневник, 29 июня 1834

Он написал только две критики, которые могут служить образцом журнальной политики и ловкости. Первая — на «Чёрную женщину» г. Греча, где критик очень ловко и занимательно изложил теорию анатомии, физиологии, электричества и магнетизма человеческого тела и, не сказав ничего о романе, сказал только, что он говорит о всякой книге, которую хочет пустить в ход <…>. Разумеется, провинция, думая найти в романе г. Греча все чудеса, которых она не понимает и о которых так хорошо говорил критик, раскупила «Чёрную женщину».

— Виссарион Белинский, «Ничто о ничём, или Отчёт г. издателю «Телескопа» за последнее полугодие (1835) русской литературы», март 1836

Мы вспомнили о судьбе, испытанной романом г. Греча «Чёрная женщина», — и на глазах наших невольно навернулась слёза. Увы, кто поразил «Чёрную женщину»? — Друг! и как поразил? самым коварным образом, — изъязвил бедную «Чёрную женщину» самыми острыми шпильками насмешки, уверяя, что облекает её в великолепнейшее одеяние похвал, хваля себя за этот подвиг, как за величайшее доказательство дружбы! И в довершение этого коварства друг-мучитель ещё напоминал публике и автору, что автор <…> — редактор журнала, в котором помещается эта убийственная для него статья, что г. Греч читал корректуры этой статьи и не мог смягчить её, напротив, принужден был исправлять каждую шпильку, если она притупилась типографскою опечаткою! <…> Затем следуют уверения, что критик в восторге от «Чёрной женщины», потому что это метафизический роман, написанный в доказательство глубокой идеи, — именно, желающий доказать истину магнетизма, и с тем вместе преподробно объясняется, что метафизический роман не может быть ни романом, ни даже сказкою, а всегда останется странною нескладицею, что магнетизм, на котором основан весь интерес романа, — вздор и пустяки, которым могут верить одни невежды и простяки; тут же критик удивляется уму и знаниям автора «Чёрной женщины»; говорит, что в романе нет ни плана, ни правдоподобия, господствует бессвязность и неправдоподобие и т. д., и в то же время прибавляет, что роман всё-таки превосходен…

— Николай Чернышевский, рецензия на «Полное собрание сочинений русских авторов. Сочинения Н. Греча», октябрь 1855