Письма тёмных людей

«Письма тёмных людей» (лат. Epistolæ Obscurorum Virorum) — анонимно изданная в Германии сатирическая книга в двух частях (в 1515 и 1517 годов), направленная против схоластики и клира. Название — пародийная реплика на сборник «Письма знаменитых людей, латинские, греческие и еврейские, посланные в разное время Иоанну Рейхлину Пфорцгеймскому, доктору обоих прав» (1514), где были опубликованы письма выдающихся учёных и богословов в его защиту и против развёрнутой И. Пфефферкорном кампании, призывающей уничтожить еврейские священные книги, что сначала ввело многих противников Рейхлина в заблуждение относительно цели книги (спародировано в 36-м письме 2-го тома). Инициатором создания «Писем» был Крот Рубеан, привлекший других гуманистов: Ульриха фон Гуттена, Муциана Руфа, Германа Буша. Поверхностное значение «тёмных» тут — «незнатные», «никому не известные» (в противоположность «знаменитым»), а подразумеваемое — «обскуранты»[1]. Большая часть писем адресована Ортуину Грацию, стороннику Пфефферкорна, а остальные являются «его» ответами.

Цитаты править

Том первый править

  •  

Был я недавно с одним бакалавром на Франкфуртской ярмарке, и там, идучи улицей, что выходит на площадь, повстречались нам двое, наружностью весьма достойные, в чёрных и просторных одежах с капишонами на снурках. И видит бог, помыслил я, что сие магистры наши, и приветствовал их, снявши биретту; а сопутник мой, бакалавр, ткнул меня локтем и говорит: «Господи помилуй, что вы содеяли? Ведь это жидовины, вы же сняли пред ними биретту», и тут вострепетал я, как будто узрел самого диавола. И сказал: «Почтеннейший бакалавр, господь да простит мя, согрешил бо по неведению. Однако ж рассудите, зело ли тяжек мой грех?» И он ответствовал, что по мнению его сей грех смертный, ибо я нарушил первую из десяти заповедей, гласящую: «Веруй во единого бога». А посему кто поклонится жидовину либо язычнику, яко бы пред ним християнин, тот прегрешает против християнства и сам уподобляется жидовинам и язычникам, жидовины же и язычники при сём говорят: «Эге, стало быть, наша вера правильней, ежели християне нас почитают», и утверждаются в вере своей, а от веры християнской отвращаются и не идут креститься. На это я отвечал: «Истинно так, ежели кто совершит сие с умышлением, я же согрешил по неведению, и, стало быть, мой грех простителен. Ибо будь мне ведомо, что они жидовины и я бы им при сём поклонился, достоин был бы сожжения на костре, ибо сие есть ересь. <…>» Он же сказал, что всё единственно сие есть грех, и добавил: «Таковой же случай был и со мною. Пришёл я раз во храм, а там пред распятым Спасителем постановлен деревянный жидовин с молотком в руке, я же помыслил, что сие святой Пётр с ключом и, снявши биретту, преклонил пред ним колена, однако сей же час спохватился, что предо мной жидовин, и раскаялся, но когда пришёл к исповеди в обитель братьев проповедников[1], духовник мне сказал, что сие есть грех смертный, ибо надлежит нам завсегда бдеть». <…>
Предержащий государь император не должен тому попустить, чтобы жидовин, каковой не лучше собаки и враг Христов, разгуливал по городу, яко бы доктор священного богословия. — 2[К 1]. Иоанн Шкурдубель (loannes Pellifex)[К 2]

  •  

Тут недавно был к нам один из братьев проповедников, гораздо понаторелый в богословии, он искусно умеет рассуждать, и многие к нему благожелательствуют. Прозывается он Георгий; <…> объявился здесь и небезуспешно проповедовал с полгода и поносил в проповедях своих всех и вся. <…> Однако же в застолье веселился от души и пил купно со всеми вполпьяна и допьяна; но всякий раз после вчерашней попойки беспременно помянет нас наутро в проповеди: «Се восседают магистры университета сего, кои всю ночь с приятелями в винопийстве, веселии и глупствовании пробдели, и заместо того, чтоб других от такового дела отвращать, они сами всему зачинщики», — и меня не единожды срамил поносными словесами. Я на него затаил обиду и стал думать, как бы ему отмстить; однако ничего не надумал. И вот прослышал я от одного человека, что проповедник сей ходит в ночи к одной бабе и имеет от неё всякое удовольствие и с ней спит. Сие прослышавши, созвал я своих однокашников из коллегии, и об десятом часе пришли мы к её дому и вломились в дверь; монах, вздумавши улизнуть, не поспел одеться и прыгнул через окошко в голотелесном виде. А я так хохотал, что чуть кишка не лопнула, и крикнул ему: «Доброчестный брате, вы позабыли портки!» — однокашники же мои схватили его и вываляли в дерьме, а засим окунули в лужу; но я их удержал и сказал, что надобно блюсти пристойность; однако же мы всем скопом поимели ту бабу; так я отмстил монаху, и более он уже не поминал меня в проповедях. Только вы об сём деле ни гугу, ибо братья проповедники ныне держат вашу сторону супротив доктора Рейхлина и обороняют церковь и веру католическую от светских поэтов: лучше бы тот монах был из какого другого ордена, потому как сей орден паче всех иных творит великие чудеса. Отпишите и вы мне что-нибудь смехотворное да не прогневайтесь. — 4. Иоанн Горшколепий (Ioannes Cantrifusoris)…

  •  

… все говорят, что дела магистров наших в римской курии обернулись к худу, ибо говорят, что папа хочет утвердить решение, кое в прошлом годе вынесено было в Шпейере насчёт доктора Рейхлина[К 3]. <…> папа благословил печатать «Глазное зеркало» при римской курии, и книготорговцам велено его продавать, чтоб все читали. А магистр наш Гохштрат возжелал покинуть курию и поклясться, что он неимущ, но судьи не отпускают его. Они говорят, что он должен ждать окончания делу, клясться же, что неимущ, не может, ибо въехал в Рим о трёх конях, а после, при курии, много устраивал угощения, и не стеснялся в деньгах, и давал мзду кардиналам, и епископам, и аудиторам консистории, и посему не может принести обет бедности. О пресвятая Дева, как нам теперь быть, ежели богословие таковые претерпевает унижения, что один юрист взял верх над всеми богословами? Я мыслю, что папа не есть добрый христианин, а будь он добрый христианин, невозможно было бы ему, чтоб не постоять за богословов. Но пускай даже папа вынес решение супротив богословов, всё равно надобно жаловаться перед собором, ибо собор выше папы, и там богословы имеют одержание над остальными факультетами; и уповаю, что «Господь даст благо» и призрит на рабов своих богословов, и не попустит, дабы торжествовали враждующие против них, и дар святого Духа изольёт на нас, и ниспошлёт нам одоление над лживостью сих еретиков. <…> всё сие выдумали юристы и иже с ними, ибо доктор Рейхлин ведает, чем их прельстить, и слышал я, что также многие города, и государи, и важные господа писали в его защиту. И причина тому, что они не обучены богословию и не разумеют дела: иначе постигли бы, что в сём еретике сидит диавол, ибо он учиняет досаждение супротив веры, пусть бы даже весь мир утверждал обратное. — 12. Гильдебрант Мамаций (Hiltbrandus Mammaceus)…

  •  

Желаю вас упредить, что имеете тут злобесного супостата, <…> он всем и вся говорит, что вы есть выблядок, и мать ваша была потаскуха, а отец священник. <…> Вы не поверите, сколь тяжки были мне сии мерзкие словеса. Но я не могу за вас постоять, ибо не видал ни родителя вашего, ниже родительницы, хотя и имею уверенность, что они люди достойные и добродетельные. Однако отпишите мне все как есть, и тогда я стану споспешествовать здесь вашей доброй славе. А ещё я сказал: «Вы не можете так говорить, ибо ежели мы даже сделаем допущение, что магистр Ортуин выблядок, то, может, он был узаконен; а ежели он был узаконен, то он уже более не выблядок, ибо святейший папа имеет власть вязать и решать и может выблядка сделать законным и обратно. <…> А он сделал возражение, что мои доказательства суть вздор и глупство. И упорствовал на своем, и сказал, что ежели самоличный папа родил бы сына в незаконном сожительстве, а после его узаконил, всё равно пред богом он был бы незаконный, и бог сопричислил бы его к выблядкам. Я имею уверенность, что в сём кромешнике сидит диавол и через то он таково вас хулит. <…> Писано в Майнце. — 16. Матфей Медолизий (Matthęus Mellilambius)…

  •  

Ученики наши не имеют почтения к магистрам, магистры же не пекутся об учениках, дали им волю шататься по улицам и сами ходят с непокрытыми головами. А как налижутся, немедля начинают божиться, и богохульствовать, и сеять соблазн. К примеру, недавно один сказал, что Трирский хитон Христов — никакой не Христов и не хитон, а ветхая и вшивая рвань, и он не верит даже, что хоть единый волос пресвятой Девы доныне сохранился на свете. Другой же сказал, что трое волхвов в Кёльне — надо полагать, попросту три вестфальских мужика; а меч и щит святого Михаила никогда не имели принадлежности к святому Михаилу. И ещё он сказал, что индульгенции братьев проповедников годятся только на подтирку, ибо братья эти — мошенники <…>. Тут я возопил: «На костёр, на костёр еретика!» А он расхохотался мне в лицо. <…> Писано из Майнца. — 22. Герард Секиплетий (Gerhardus Schirruglius)…

  •  

Да будет известно вам, что ныне я пребываю в Гейдельбергском университете, где изучаю богословие; однако при сём всякий день слушаю одну лекцию о поэзии, в каковой, благодаря бога, весьма преуспел, и уже знаю наизусть все Овидиевы «Метаморфозы» и могу толковать их четверояко, а именно: природно, буквально, исторически и сверхприродно, сиречь духовно, чего светские поэты отнюдь не умеют. Недавно я спросил одного: «Откуда происходит Гадес ?» — и он понёс несусветную околесицу; я же наставил его и сказал, что происходит от слова «гад», ибо гадок; и тем посрамил сего поэта. Во-вторых, я спросил: «А что аллегорически обозначают девять муз?» — и он не знал, я же объяснил, что девять муз равночисленны семи хорам ангельским. В-третьих, я спросил: «Откуда происходит имя Меркурий?» — и он снова не знал, я же изъяснил, что происходит от слова «мера» и «кура», ибо он покровитель торговцев, а торговцы продают все мерами и едят кур. Теперь сами можете видеть, что поэты смыслят в своём искусстве только буквально, но отнюдь не понимают аллегорий и духовных истолкований, ибо суть человеки плотские <…>. Однако вы можете спросить: откуда проникся я сими изощрённостями? Отвечу, что не столь давно раздобыл я книгу, писанную магистром <…> Фомой Валлийским, и говорится в книге той об Овидиевых «Метаморфозах», и все сказанья толкуются аллегорически и духовно. <…> Он привёл в совершенное согласие Священное писание и сказанья поэта. — 28. Конрад Оболтус (Conradus Dollenkopffius)…

 

Ergo debetis scire quod ego pro nunc contuli me ad studium Heydelbergense et studeo in Theologia; sed cum hoc audio quotidie unam lectionem in poetria, in qua incepi proficere notabiliter de gratia dei, et iam scio mentetenus omnes fabulas Ovidii in metamorphoseos, et scio eas ezponere quadrupliciter, scilicet naturaliter, litteraliter, historialiter, et spiritualiter: quod non sciuiit isti poete seculares. et nuper interro-gavi unum ex illis: 'unde dicitur Mavors?' tunc dixit mihi unam sententiam que non fuit vera; sed etiam correxi eum, et dixi, quod Mavors dicitur quasi mares vorans: et ipse fuit confusus. Tunc dixi: 'quid significatur per novem Musas allegorice?' tunc etiam ignoravit et ego dixi quod .ix. Muse significant .vii. choros Angelorum. Tertio dixi: 'unde dicitur Mercurius?' sed quando non scivit, tunc dixi ei quod Mercurius dicitur quasi mercatorum cnrius, quia est detis mercatorum et habet curam pro eis. Ita videtis quod iste poete nunc student tantum in sua arte litteraliter , et non intelligent allegorias et expositiones spiritnales, quia sant honiines camales. <…> Sed possetis dicere: 'unde hahctis istam snhtilitatem?' Respondeo quod nuper acquisivi unum lihrum, quem scripsit qnidam magister <…> Thomas de Walleys et compositus est ille liher super lihrum Metamorphoseos Ovidii, exponens omnes fabulas allegorice et spiritualiter. <…> Scrihit ibi concordantias inter sacram scripturam, et fahulas poetales: sicut potestis notare ex istis que iam ponam.

  •  

Отдаюсь под покров доброты вашей и заклинаю присоветовать мне приворотное зелье из тех, какие значатся у вас в маленькой книжечке с пометой: «Испытано»… — 33. Сисесосий Мантельфорс (Mammotrectus Buntemantellus)…

  •  

… изгоните диавола, внушившего вам столь сильную любовь к вашей Маргарите, которая отнюдь не так прекрасна, как вы возомнили: на лбу имеет она бородавку, и голенашки у неё длинные и красные, а руки заскорузлы и грубы, да изо рта воняет по причине зубовной гнилости; и зад у неё необходимо должен быть волосат, причём волосья эти нельзя обрить, ибо недаром есть пословица: «Маргариты опасайся, зад обрить не пытайся». Вы же ослеплены диавольской любовью и не видите сих её пороков. <…> Тут в Кёльне у меня была полюбовница не вашей Маргарите чета, но я её всё равно бросил. — 34. Граций — Сисесосию

  •  

Господин магистр Ортуин, в Эрфурте, среди прочих вопросов, один вопрос, зело многохитростный, поставлен был двумя факультетами, богословским и физическим. Иные утверждают, что когда жидовин приемлет християнство, у него сызнова отрастает крайняя плоть <…>. И утверждающие сие рассуждают по богословской методе и выдвигают весьма веские доводы, один из коих состоит в том, что в противном случае на Страшном суде крещёные жидовины будут приняты за некрещёных, ибо по наготе ихней тайные уды станут явны, и через то сотворена будет над ними несправедливость; бог же не бывает несправедлив; следовательно… и так далее. <…> Иные же полагают, что <…> доводы те приводятся не по правилам: иначе из первой посылки следовало бы с необходимостию, что те християне, кои, предаваясь любовным утехам, утратили какую-либо часть тайного своего уда, что нередко бывает с мирянами и с духовными особами, на Страшном суде будут равно приняты за жидовинов; таковое утверждение, однако, есть ересь, и магистры наши, инквизиторы еретического окаянства, никогда подобного допущения не позволят, ибо и сами порой имеют недостаток по этой части; сие постигает их, однако, не по причине блуда, а по неосторожности в бане. А потому смиренно и всепокорнейше молю вашу милость порешить дело и открыть истинную правду, справившись о сём у супруги доктора Пфефферкорна, ибо вы с ней на короткой ноге и она не постыдится ответить вам на всякий вопрос ради дружбы вашей с её благоверным. Слышу я также, что вы её исповедник, а стало быть, можете принудить её к ответу, пригрозивши наложить покаяние. <…> вы ведь лучше моего знаете обхождение с женским полом. — 37. Лупольд Писакий <…> магистру Ортуину Грацию желает столько лет здравствовать сколько травинок щиплет гусь (Lupoldus Federfusius <…> Magistro Ortvino Gratio tot salntes dicit quot auce comedunt gramina)

  •  

Николай Свечегас господину магистру Ортуину Грацию столь много желает здравствовать, сколько плодится за год блошек и вошек. — 39

 

Nicolaus Luminatoris Domino Magistro Ortvino tot salutes mittit, quot in uno anno nascuntur culices et pulices.

Том второй править

  •  

Иоанн Губошлёп, милостью божией апостольский протонотарий[К 4], <…> Ортуину Грацию желает здравия на сто тысяч сестерциев, по правилам новой грамматики[К 5]1

 

lohannes Labia dei gratia Prothonotarius apostolicus <…> Ortvino Gratio salutis centum milia sestertia secundum novam Grammaticam.

  •  

Магистра нашего Якова Гохштратена тяжкая постигла нужда. И не совестно ли вам, богословам, не слать ему денег? Восхотели совершать дела великия — денег же дать не восхотели. <…> Было у него тогда довольно покровителей, и дела его шли хорошо. Теперь же вы его покинули и не шлёте ему денег, сколько потребно. Я однажды был у него на дому и, взглянувши на его рясу, узрел, что она кишит вшами. Он же, видя, что я сие вижу, привёл по сему поводу место из Писания: «Звери твои обитали там[1] по благости твоей, Боже, ты готовил необходимое для бедного». — 6. Корнелий Тупиций (Cornelias Storati)…

  •  

… Мартин Грониген[К 6] <…> ведь обучался в Кёльне и, <…> устройте же так, чтоб университет притянул его к ответу; тогда мы объявим его клятвопреступником, ибо он принадлежен к университету и принёс клятву, что будет блюсти университетское благо, теперь же он взял сторону Иоанна Рейхлина супротив университета. — 10. Варфоломей Ослятий (Bartholomęus Kuckuk)…

  •  

Магистр Иоанн Шляпий магистру Ортуину Грацию желает здравствовать больше,
чем воров отыщется в Польше,
в Богемии еретиков[1],
в Швейцарии мужиков,
в Италии негодников,
в Испании сводников,
в Венгрии вшей,
в Венеции торгашей,
в Париже учёных книг,
и в Саксонии забулдыг,
в Риме куртизанов[К 8],
в Германии капелланов,
во Фрисландии тощих одров,
во Франции знатных болванов,
в Марке[1] рыбьих костей,
в Померании жирных свиней,
овец в Англии,
быков в Дании,
девок гулящих в Бамберге,
художников в Нюрнберге,
в Праге иудеев,
в Кёльне фарисеев,
в Вюрцбурге монастырей,
в Неаполе кораблей,
во Франкфурте меховщиков,
в Герцогенбуше игольщиков,
и знатных господ во Франконии,
мореходов в Зеландии,
содомских грехов во Флоренции,
у доминиканцев индульгенций,
в Аугсбурге ткачей,
саранчи средь хлебных полей,
в Веттерау лесных голубков,
в Баварии капустных кочнов,
сельдей во Фландрии,
мешков в Тюрингии,
то бишь желает здравствовать бессчётно, достопочтенный магистр, возлюбленный любовию безмерною и нелицемерною.

 

Magister lohannes Pileatoris Magistro Ortvino Gratio
Salutes vobis plures
Quam sunt in Polonia fures,
Et[К 7] in Bohemia heretici,
in terra Suitensium rustici,
in Italia Scorpiones,
in Hispania lenones,
in-Ungaria pediculi,
in Parrisia articuli,
in Saxonia potatores,
in Venetia Mercatores,
Rome Curtisani,
in Almania Cappellani,
in Frisia Caballi,
in terra Francię vasalli,
pisces in Marchia,
sues in Pomerania,
oves in terra Anglię,
boves in regno Dacię,
Meretrices in Bamberga,
artifices in Nurmberga,
in Praga ludei,
Colonię Pharisei,
Clerici in Herbipoli,
naves in Neapoli,
Busto ducis acufices,
Franckfordię pellifices,
nobiles in Franconia,
nautę in Selandia,
Sodamitici Florentię,
ex ordine predicatorain indalgentię,
textores Augustę,
per estatem locustę,
Columbę in Wettrania ,
canles in Bavaria,
alleces in Flandria,
sacci in Turingia,
Id est infinitas Salutes vobis opto, Venerabilis Magister, quia estis mihi ita charus sicut est possibile in caritate non ficta.

  — 16
  •  

… пребывайте во здравии до тех пор, покудова воробей не станет ростом с поросёнка. — 17. Фредерик Плешивец (Fredericus Glantz)…

 

… Valete tam diu donec unus passer ponderat centum libras.

  •  

Как отъезжал я к римской курии, <…> сидим мы в одной харчевне, закусываем яйцами; и я, облупив яйцо, увидел там цыплёнка, и показал соседу; он же сказал: «Съешьте его немедля, покуда хозяин не увидел, ибо ежели увидит, придётся <…> за курицу». Ибо здесь такой обычай: что хозяин подаст на стол, за то и плати, а назад возвернуть нельзя. <…> И я тотчас проглотил яйцо вместе с цыплёнком; а уж после вспомнил про Венерин день[1] и сказал соседу: «Вы меня ввели в смертный грех, ибо я съел мясо в шестой день седмицы». А он сказал, что это отнюдь не смертный грех, и вообще не грех, ибо цыплёнок считается яйцом, покуда не вылупится. И сказал, что точно так же и в сыре иногда заводятся черви, а равно и в вишнях, в горохе и в бобах, однако их едят в шестой день седмицы, как и в канун апостольских праздников. А плуты хозяева именуют их мясом, чтоб слупить побольше денег. Ушедши из харчевни, предался я размышлению об сём вопросе. И вот вам истинный бог, магистр Ортуин, я весьма обеспокоен и не знаю, как быть. Всеконечно испросил бы я совета у которого-нибудь из куриалов, когда бы не знал, что у них нет совести. Опасаюсь, что сии цыплята в яйцах суть мясо: ибо материя уже возникла и воплотилась во членах и телесах оной твари и обрела живую душу. Иное дело черви в сыре и всем прочем: ведь черви сопричисляются к рыбам[1], как слышал я от одного лекаря, весьма сведущего в физике. И вот благорассудно прошу ответить на мой вопрос. Ибо если полагаете, что сне смертный грех, то хочу получить здесь отпущение, прежде чем возвернуться в Германию. — 26. Генрих Швахумель (Henricus Schaffsmulius)…

  •  

Книгу его, именуемую «Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических», привезли мне, <…> есть среди официалов курии ярый приверженец Иоанна Рейхлина[1]. Он извлёк некие положения из сей книги Пфефферкорновой и тщится доказать, что в положениях оных частью усматриваются еретические мнения, частью же — оскорбление величества[К 9]. <…>
Положение первое
Рейхлинист утверждает, что Иоанн Пфефферкорн в своей книге «Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических», в письме к его святейшеству папе Льву и проч. кощунствует над Первосвященником и повинен в оскорблении величества, ибо называет Папу «Вашей Святостью», будто он женщина (подобно тому как писано, что единожды папой была женщина[1], ибо пишет: «Ваша святость — наместники божии на земле и служители». Равно содержится здесь и ересь: ибо Пфефферкорн намекает, хоть и не откровенно, но подразумевательно, что вся церковь заблуждается, сделав женщину папой, каковое заблуждение есть величайшее. А кто говорит, что церковь заблуждается, тот необходимо впадает в ересь; следовательно…
На сие возражаю, что Иоанн Пфефферкорн, коий не силён в грамматике и не знает латыни, подумал, что «папа» женского рода, вроде как «муза» <…>. Из сего явствует, что Иоанн Пфефферкорн выступает в своём трактате как богослов, богословы же пренебрегают грамматикой, поелику она до них не касается. <…>
Положение третье
Рейхлинист утверждает: тот, кто говорит, что поддерживает церковь, — еретик. Иоанн Пфефферкорн утверждает, что поддерживает церковь. Следовательно, он еретик. Доказываю большую посылку: кто говорит, что поддерживает церковь, подразумевает, что вся церковь заблуждается и если он её не поддержит, падёт и разрушится. Опричь того, сей человек может быть сочтен антипапой, поскольку желает стать папой и супротивником того папы, какой избран всею церковью. Ибо поддерживать церковь есть должность папы; Пфефферкорн же дерзает взять сие на себя; следовательно, он антипапа и еретик, утверждающий, что папа заблуждается и не есть добрый пастырь. Меньшая же посылка явствует из того места в книге Иоанна Пфефферкорна, где писано, что он «нижестоящий член церкви». Однако нижестоящий член тела есть нога, ибо стоит на земле, ноги же поддерживают тело, и не будь ног, тело поверглось бы наземь, следовательно, Пфефферкорн полагает, что церковь утверждена на нём и он поддерживает церковь. <…>
Положение пятое
Рейхлинист утверждает: Пфефферкорн превознёс себя превыше Христа, ибо в упомянутой книге говорит: «Рейхлин предал меня, как Иуда Христа, и много хуже», что означает: «Гнуснее предать Пфефферкорна, нежели Христа», или же: «Христос более заслужил страдания, нежели Пфефферкорн». Однако подобные утверждения суть явная и очевидная ересь.
Возражаю: когда Пфефферкорн говорит, что его предали хуже Христа, то разумеет под сим, что Рейхлин предал его императору, Христос же был предан только книжникам и синедриону, кои ниже императора. Ибо, по-видимому, хуже, то есть грозней, когда кого предают императору, а не синедриону и книжникам, каковые не имели столь великой власти. — 28. Бернард Хвастуниц (Bernhardus Gelff)…

  •  

Тут у нас ничего нет нового, разве только вот поэт Иоахим Вадиан, из рейхлинистов, стал ректором университета. Да истребит господь всё скопище поэтов и законников, «не оставив мочащегося к стене»[1]. <…> И рейхлинисты здесь столь множественны, как ни в одном более университете <…>. Писано в Вене. — 30. Валтасар Виниус (Balthasar Schlauch)…

  •  

…будет нам верх и одоление, и мы искореним поэзию по всей Германии. И заткнём рты законникам, дабы не шли супротив богословов: ибо возымеют страх, что к ним пришлют инквизитора и сожгут их как еретиков, что ныне, уповаю, с помощью божией, постигнет Иоанна Рейхлина, коего нам дано судить. <…> Писано при римской курии. — 32. Генрих Ситотрясий (Henrichus Cribelinioniacius)…

  •  

Должны магистры наши постановить, дабы ни один законник или поэт ничего не сочинял богословского и не вводил в священное богословие новую сию латынь, подобно как Иоанн Рейхлин и, слышал я, ещё некто, прозываемый Пословиц Эразмовый, ибо не имеют в сём основательных познаний и, полагаю, ни разу не соучаствовали в открытых диспутах и не составляли силлогизмы, как следовает. — 33. Пётр Тупп (Petrus Lapp)…

  •  

Побывал здесь один человек, посетивший Кёльн и северные земли германские, и привёз для вручения письмена из разных мест, в коих сказано, что выпустили вы в печатном виде книжку, имеющую сию или оную титлу: «Письма темных людей магистру Ортуину Грацию», в которой книжке, или сборнике, как растолковал мне сей человек, содержатся все письмеца, писанные вашими друзьями и знакомцами с братской любовью, где поместили вы мое также письмо, и я превесьма удивлён, что удостоился таковой чести и присносущной славы. За что приношу вам всеконечную свою благодарность. А ещё сообщаю, что предался доскональному изучению поэтического искусства, и посему слог мой уже не тот, что прежде[К 10]. Пребывайте в вековечном здравии. Писано из Рима. — 36. Иоанн Арнольди (Iohannes Arnoldi)…

  •  

А прежде (уж не прогневайтесь) вы отнюдь не желали учиться и не единожды я вас сёк за то <…> и часто повторял вам стих:
«Дурак ты из дураков, если не знаешь таких пустяков».
Ныне же вы меня самого можете поучить… — 41. Симон Хрякохрюкий (Simon Pocoporius)…

  •  

Вы говорили мне: «О Пётр, когда будете в Риме, поглядите, есть ли там какие новые книги, и пришлите мне». Вот я и посылаю вам новую книгу, здесь напечатанную. И поелику вы поэт, мыслю, что через неё много сможете усовершенствоваться, ибо мне сказал в суде один нотарий, как видно, весьма изощренный в таковом искусстве, что книга сия есть источник поэзии, а автор её, именуемый Гомер, отец всех поэтов; и сказал он также, что есть ещё другой Гомер, на греческом языке. Я же сказал: «На что мне греческий язык? Латинский гораздо лучше, ибо хочу послать книгу в Германию магистру Ортуину, коему греческая околесица без надобности». — 44. Пётр Вормский (Petrus de Wormatia)…

  •  

Обучаться поэзии считалось в те времена великим паскудством. Ежели за исповедью кто каялся, что тайно слушал лекции какого-нибудь бакалавра о Вергилии, священник налагал суровое покаяние, дабы постился всякую пятницу[К 11] или же читал каждодневно семь покаянных псалмов. — 46. Конрад Сратенфоц (Cunradus Unckebunck)…

  •  

Спрашиваете, как я полагаю, сохранит ли Иоанн Пфефферкорн приверженность ко християнской вере? Ответствую, что видит бог, не знаю, как и сказать, ибо дело сие весьма шаткое. Сами ведаете, что сделалось однажды в Кёльнском Святом Андрее. Был в храме сём один настоятель, окрещённый жидовин, каковой долговременно оставался в лоне християнства и вел жизнь самую праведную. Однако, уже будучи на смертном одре, велел принести зайца и собаку и пустить их бежать: собака тотчас схватила зайца. Засим велел он пустить кошку и мышь: и кошка схватила мышь. И тогда сказал он всем, бывшим вокруг: «Видите, как привержены сии твари ко своему естеству? Подобно же и иудей всегда останется привержен ко своей вере, а посему ныне желаю умереть, как подобает доброму иудею», — и с тем умер. А жители Кёльна для памяти о сём случае отлили из меди сих тварей, коих и доныне можно видеть на стене против кладбища. И подобное же слышал я о другом человеке, каковой, тоже будучи на смертном одре, велел принести большой камень, положить в горшок с водой, поставить на огонь и варить; и стоял тот горшок на огне целых три дня; а засим спросил он, сварился ли камень, и ему ответили, что нет, ибо камень никак не может свариться. Он же сказал: «Как не может никогда камень свариться на огне, так не может иудей стать добрым християнином. Делают же сие ради выгоды, или же страха, или дабы кого-нибудь предать. А посему желаю ныне умереть в лоне веры иудейской». — 47. Бенедикт Шотландец (Benedictus de Scocia)…

  •  

Почтеннейший магистр, в ужас повергла меня молва, досюда достигшая, и власы мои встали дыбом. А молва сия таковая: едва ли не все школяры и клирики, из Кёльна прибывающие, рассказывают, что слышали, будто бы братья проповедники, дабы не имел Иоанн Рейхлин над ними одоления в деле веры, вознамерились сами проповедовать новую веру. И один сказал, что ежели папа их осудит, они, очень возможно, отправятся в Богемию, и будут там укреплять еретиков в веровании супротив церкви и папы, и тем отмстят за обиду. Ах, милостивый господин Ортуин, отсоветуйте им делать так: ибо воспроизойдёт через то ересь неслыханная. — 57. Гален Падеборнский (Galienus Padebornensis)…

 

Venerabilis Magister, terribilis fuit mihi valde una loquela que pervenit ad me faciens mihi surgere Crines superius. Est autem talis: Omnes fere studentes et clerici qui veniunt ex Colonia, dicunt quod est murmur, quod fratres predicatores antequam volunt quod lohannes Reuchlin debet eos vincere in causa fidei, ipsi volunt potius predicare unam aliam fidem. Et dixit quidam quod est possibile quod quando Papa facit sententiam contra eos, quod ibunt in Bohemiam et hortabunt hereticos ad credendum contra Ecclesiam et Papam, et sic vindicabunt iniuriam. O bone domine Ortvine, consulatis eis quod non faciunt: quia esset magna heresis.

  •  

Сказывают, что знает об вас всякий, кто досягнул хотя преполовения учёности, и не в одном Кёльне, а и за Эльбой и Рейном, равно как по всей Италии и Франции. Кёльнцы же особливое имеют к вам уважение за несравненную учёность, с каковой сочиняете во имя християнской веры супротив какого-то доктора и светского поэта Иоанна Рейхлина. И завсегда, на вас глядючи, ликуют, когда идёте по улице, и даже указуют на вас пальцами и говорят: «Вот магистр Ортуин, воздвигший великое гонение на поэтов». А знай они, что доводитесь вы мне племянником, не сумлеваюсь, — ещё того пуще стали бы на вас указывать пальцами. Ибо я довольно прославлен и упражняюсь в своём искусстве при великом стечении народу, и мне такие же оказуют почести, и когда иду по улице, указывают на меня пальцами, как на вас в Кёльне. И мне зело отрадно, что люди так полагают об нас с вами. А ещё слыхал я, есть в Кёльне некие мужи, други ваши, с коими вместях сочиняете супротив доктора Рейхлина, а именно: Яков Гохштратен, кёльнский инквизитор, и магистр Арнольд Тонгрский, начальствующий в бурсе святого Лаврентия, и все полагают, что вы трое несёте истинный свет веры католической. И полагают вас тремя великими подсвечниками, или же светильниками. А некоторые присовокупляют ещё четвёртый яко бы светильник, или же лампаду, не столь ярко светящую, — доктора Иоанна Пфефферкорна. И не сумлеваюсь, что ежели бы вас четверых с вашей мудростью привязать покрепче к столбу да подвалить добрую кучу сухих дровишек, получился бы славный светоч миру, пожалуй, даже поярче того, какой воссиял в Берне. Однако, излюбленный племяш, сие я, конечно дело, пишу шутейно. Но, окромя шуток, пребываю в надёже, что вы четверо поистине станете светочем мира: ведь нельзя же, чтоб столь превеликая мудрость, какую во себе емлете, так и осталась в дерьме. И ещё мне сказывали, что недавно ночным делом вы заворотили подол одной ветхой старухе, что торгует горшками у фонтана в Кёльне, она же громко вопила, отчего в окнах зажглись огни, люди выглянули из домов и увидели вас. Ей-ей, похваления достойны столь распрекрасные дела ваши, каковые родственны и моему заплечных дел мастерству, и не чужды вам, богословам. <…> А ещё попросил бы я вас, излюбленный племяш, постараться изо всей силы-возможности, чтоб слава ваша прошла по всему белу свету. Но знаю, что никак не можно мне вам советовать. Ведь вы и сами распрекрасно всё знаете, и многое унаследили, ей-пра, от пра, и пра-пра, и пра-пра-прародителев, особливо же от матери своей, излюбленной моей сестры, каковая едва прослышала, что выблядки завсегда бывают счастливее законных детей, сейчас побежала к священнику и дала ему, дабы родить такого преславного мужа, каков вы есть. — 62. Мастер Граций искоренитель плевел, то бишь: вешатель воров, четвертователь предателей, бичевателъ подложников и облыжников, сожигатель еретиков и многая прочая, сыну сестры своей, магистру Ортуину… (Magister Gratius Zisanię Extirpator hoc est farum suspensor proditorum quadruplicator falsariorum et calumniatorum virgator hęreticorum combustor et multa alia Magistro Ortvino avunculo materno…)

Перевод править

В. А. Хинкис, 1971

О книге править

  •  

Если задаться вопросом, кто у нас в Европе был автором, положившим начало тому шутовскому и дерзкому стилю, в котором писали Стерн, Свифт и Рабле, то представляется несомненным, что первыми отличились на этом опасном поприще два немца <…> Рейхлин и Гуттен. Они опубликовали «Письма тёмных людей» <…>.
Италия была удивлена, что Германия оспаривает у неё первенство в острословии, так же как в теологии. В «Письмах тёмных людей» осмеивается то же самое, что впоследствии вышутил Рабле, но немецкие насмешки имели более серьёзный эффект, чем французская весёлость. Они настроили умы сбросить иго Рима и подготовили великий переворот, расколовший церковь.

  Вольтер, «„Жизнь и мнения Тристрама Шенди“» Стерна в переводе с английского г. Френе», 1777
  •  

Остро сатирическим является самый язык «Писем», представляющий собою утрированную форму испорченного многочисленными варваризмами латинского языка средневековой схоластики. <…>
О положительном идеале авторов «Писем» можно судить лишь по отдельным местам, где в текст вводится высказывание какого-либо гуманиста, с которым «автор» данного письма <…> спорит.
<…> Гуттен и его товарищи предусматривали такой путь проведения реформации, который не был связан с развитием активности более или менее широких масс. В «Письмах тёмных людей» <…> вся надежда возлагается на узкий круг образованных людей, которые преобразуют духовную жизнь Германии и тем самым подготовят её освобождение от влияния и вымогательств папского Рима.[3]

  Моисей Смирин, «Германия в первые десятилетия XVI в. и Ульрих фон Гуттен»
  •  

Если Рейхлину писали люди известные, блиставшие умом и культурой, то Ортуину Грацию, духовному вождю гонителей Рейхлина, пишут всё люди безвестные, живущие вчерашним днём, тупоголовые и поистине тёмные <…>.
Пугает их предпринятая гуманистами реформа университетского образования. <…> Учащаяся молодёжь теряет интерес к средневековым авторитетам, предпочитая им Вергилия, Плиния и других «новых авторов» (II, 46). Схоласты же, продолжающие по старинке аллегорически толковать античных поэтов (I, 28), имеют о них самое смутное представление. <…> А ведь идейные враги рейхлинистов претендовали на руководящую роль в духовной жизни страны, и претендовали в то время, когда культура Ренессанса повсюду одерживала одну победу за другой. Они кичились великой учёностью, но учёность их была ветхой и заплесневелой. <…>
Убожеству мыслей «тёмных людей» вполне соответствует убожество их эпистолярной манеры. <…> гуманисты большое значение придавали хорошему латинскому языку и совершенству литературного стиля. С этого для них, собственно, и начиналась настоящая культура. К тому же эпистолярная форма была у них в почёте. <…> Вдобавок ко всему крикливые обличители светской морали гуманистов ведут самый скотский образ жизни. О своих многочисленных грешках без всякого смущения рассказывают они Ортуину Грацию, то и дело ссылками на Библию оправдывая человеческие слабости.[4]

  Борис Пуришев, «Немецкий и нидерландский гуманизм»

Комментарии править

  1. В части изданий оригинала письма без нумерации.
  2. Имена клириков-корреспондентов большей частью значимые, с немецкими корнями и латинскими окончаниями[1].
  3. 29 марта 1514 года епископ Шпейерский, по поручению папы Льва X, рассмотрел «дело Рейхлина» и вынес определение, что отвечающее на нападки «Глазное зеркало» Рейхлина — сочинение не еретическое и что инквизитор Гоогстратен (в книге Гохштрат, Гохштратен), один из главных организаторов травли Рейхлина, должен уплатить значительные судебные издержки[1].
  4. Это звание в XVI веке носили как семеро высших чиновников папской курии, так и значительное число духовных лиц, занимавших весьма различное (часто довольно низкое) положение в церкви. К числу последних принадлежит и «автор» письма, тем смехотворнее звучит горделивое «милостью божией»[2].
  5. Словом «сестерций» обозначалась римская мелкая серебряная монета и, одновременно, мера глубины; Губошлёп считает это открытием грамматиков-гуманистов и путает значения[2].
  6. Доктор Мартин Грёнинг из Бремена перевёл «Глазное зеркало» Рейхлина на латынь и доказал, что перевод Гоогстратена, который тот представил в римскую курию в качестве доказательства еретических воззрений Рейхлина, полон ошибок и умышленных искажений[1].
  7. Стоит за фигурной скобкой до sacci in Turingia, т.е. начинает там каждую строку.
  8. Папской челяди. Гуттен часто применял термин в широком значении, включая и высших сановников католической церкви, и вообще духовных лиц[2].
  9. Следующие далее положения (артикулы), якобы собранные рейхлинистами, — пародия на подлинные «изобличающие артикулы», которые публиковались обскурантами: книгу Арнольда Тонгрского и «Защиту» Пфефферкорна, в которой был раздел, озаглавленный «Новые гнусные положения рейхлинистов, для меня и для прочих оскорбительные, а для церкви божией неприкрыто кощунственные, выбранные частично из проклятых „Писем тёмных людей“». Пфефферкорн, в частности, упорно обвинял Рейхлина в оскорблении величества и государственной измене[1].
  10. В первом письме (I, 10) Арнольди мало чем отличается от прочих «тёмных», а это в оригинале — худшее по слогу в книге[1].
  11. Поститься по пятницам было непременной обязанностью всех духовных лиц, к каковым причислялись и студенты. Таким образом, «суровое покаяние» — не более чем насмешка[1].

Примечания править

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 С. П. Маркиш. Примечания // Себастиан Брант. Эразм Роттердамский. Письма темных людей. Ульрих фон Гуттен. — М.: Художественная литература, 1971. — С. 730-751. — (Библиотека всемирной литературы).
  2. 1 2 3 М. Н. Цетлин. Примечания // Ульрих фон Гуттен. Диалоги. Публицистика. Письма. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1959. — (Научно-атеистическая библиотека).
  3. Ульрих фон Гуттен. Диалоги. Публицистика. Письма. — С. 17-18.
  4. Себастиан Брант. Эразм Роттердамский… — 1971. — С. 19-20.