Неучу, который покупал много книг
«Неучу, который покупал много книг» (др.-греч. Πρὸς τὸν ἀπαίδευτον καὶ πολλὰ βιβλία ὠνούμενον) — сатира Лукиана на некоего сирийца. Написана между 166 и 180 годами, содержит ценные сведения об античной книжной культуре[1].
Цитаты
править1. Право, твоё нынешнее поведение прямо противоположно цели твоих желаний: ты думаешь прослыть человеком, который кое-что смыслит в науках, старательно скупая самые лучшие книги. Но выходит у тебя как раз обратное, и эти покупки лишь изобличают твоё невежество. |
2. Допустим даже, я научу тебя отличать книги, с таким великолепием и со всяческой тщательностью изготовленные переписчиками самого Каллина или славного Аттика, — что за польза тебе, странный человек, приобрести такую рукопись, когда ты и красоты её не понимаешь и не сумеешь никогда её использовать, как слепец не сможет насладиться зрелищем прекрасного юношеского тела? |
4. Владей ты даже собранием всех произведений Демосфена, написанных собственной рукой оратора, владей ты сочинением Фукидида, которое тоже оказалось у Демосфена прекрасно переписанным восемь раз, наконец обладай ты книгами, которые Сулла отправил из Азии в Италию[4][1], — какую получил бы ты от этого прибыль для своего развития, хотя бы ты подложил их под себя и лёг на них спать или, склеив вместе, завернулся в них да так и разгуливал? |
7. … пусть кто-нибудь возьмёт и прочтёт тебе вторую песнь Илиады. <…> В ней выведен поэтом один вития, презабавный человек, с исковерканным и изувеченным телом. Так вот, если бы он, этот самый Терсит, с его телосложением, взял доспехи Ахилла, — что же, стал бы разом и прекрасен, и силён? Терсит перепрыгнул бы через поток, замутил бы его струи кровью убитых фригийцев, сразил бы Гектора, <…> он, которому и древко копья нести на плечах было не под силу? Пожалуй, ты не станешь этого утверждать. Напротив, ещё и насмешки заслужил бы Терсит, ковыляя под щитом, падая под его тяжестью носом вниз, запрокидывая по временам голову и показывая из-под шлема свои замечательные косые глаза, и панцирь возлагая на свой горбатый хребет, и волоча по земле поножи — словом, покрывая позором обоих: и мастера[1], создавшего доспехи, и хозяина их. Ты не видишь, что то же самое, конечно, происходит и с тобой, когда ты держишь в руках прекраснейшую книгу, облеченную в пурпурную кожу, с золотой застёжкой, а читаешь её, позорно коверкая слова[5][1], так что люди образованные потешаются над тобой, состоящие же при тебе льстецы славословят, а про себя, отвернувшись, также смеются немало. |
8. Некий тарентинец, Евангел по имени, человек в Таренте небезызвестный, возымел желание одержать победу на Пифийских играх. <…> что он легко одержал бы верх в игре на лире и в пении — в этом его убедили негодные людишки, которыми он себя окружил <…>. |
11. Когда фракиянки растерзали Орфея, то, говорят, голова певца, брошенная вместе с лирой в Эбр, была вынесена потоком в Чёрный залив. Плыла эта голова, лёжа на лире, и пела некий Плач по Орфею, так гласит предание, и лира сама вторила ей, когда ветры, налетая, трогали струны; и с этой песнью были они принесены волнами к Лесбосу. Тамошние жители подняли приплывшее, голову схоронили как раз на том месте, где ныне стоит у них храм Вакха, а лиру положили в святилище Аполлона, в дар богу, и долго её там сберегали. |
13. … думаю, сейчас ещё здравствует человек, который купил светильник стоика Эпиктета — простой глиняный светильник — за три тысячи драхм. Ибо и он, полагаю, надеялся, что если будет по ночам читать при этом светильнике, тотчас же, конечно, и мудрость Эпиктета предстанет ему во сне, и подобен он сделается этому старцу. |
16. Действительно, какие надежды ты сам возлагаешь на свои книги, развёртывая их то и дело, склеивая и обрезая их, и умащая шафраном или кедром[6][3], и кожей их одевая, и застёжки приделывая, как будто ты и впрямь собираешься что-то из них извлечь? О, конечно, ты уже гораздо совершеннее стал благодаря своим покупкам, ты, который так владеешь речью… или, лучше сказать, самих рыб безгласнее оказываешься! А живешь ты так, что и говорить об этом нехорошо, и ненависть дикую, по слухам, во всех возбуждаешь своими гнусностями. И если таких людей вырабатывают книги, то бегом бежать надлежало бы от них как можно дальше. |
21. … даже Пирр Эпирский, во всех отношениях достойный удивления человек, был, говорят, однажды подобным же образом развращён льстецами до того, что поверил в своё сходство со знаменитым Александром! И всё-таки, говоря словами музыкантов, две полные гаммы отделяли их друг от друга! <…> Однако этим сравнением я оскорбил Пирра, уподобив тебя в этом отношении ему. |
22. Впрочем, к чему вся эта болтовня? Ведь наперёд ясна была причина твоего книжного рвения, хотя я по невнимательности раньше её не замечал: да, ты уверен, конечно, что мудро придумал все это, и немалые возлагаешь надежды на тот случай, если узнает об этом император[1], человек учёный и высоко ценящий образование. Если бы дошли до него о тебе известия, как ты покупаешь книги и составляешь большое собрание их, — тотчас же, по твоим соображениям, ты получишь от него всё, что угодно. |
28. Но я знаю: все мои слова — напрасная болтовня, и, по пословице, я стараюсь с эфиопа черноту согнать. <…> |
Перевод
правитьН. П. Баранов, 1935
Примечания
править- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 И. Нахов. Комментарии // Лукиан. Избранная проза. — М.: Правда, 1991. — С. 662-3.
- ↑ Свидетельство, что древние читали не «про себя», глазами, а вслух, чтобы насладиться звучанием.
- ↑ 1 2 Примечания // Лукиан. Сочинения. В 2 томах. Т. 1 / Под ред. А. И. Зайцева. — СПб.: Алетейя, 2001. — С. 522.
- ↑ Сулла, захватив в 86 г. до н. э. Афины и Малоазийскую область, вывез оттуда множество предметов искусства и книжные собрания.
- ↑ С сирийским акцентом.
- ↑ Пергаментные листы книг исписывались только с одной стороны, а обратную натирали против вредителей.