Елена Андреевна Ган

Елена Андреевна Ган (в девичестве Фадеева; 11 (23) января 1814 — 24 июня (6 июля) 1842) — русская писательница, псевдоним Зенеида Р-ва. Мать Е. П. Блаватской и В. П. Желиховской.

Цитаты

	Отрадна мысль, что наши заботы, тревоги пролетают, как гул в безграничности пустыни, вздымая лишь несколько песчинок, пробуждая только слабый отголосок эха, и оставляет по себе едва заметное потрясение в воздухе, которое, разбегаясь в невидимых кругах, всё слабее, чем далее от точки ударения, исчезает… — вариант трюизма
	— «Джеллаледин», 1838

Е. Ф. Крендовский, портрет Е.А. Ган В обществах так любят танцоров с блестящими эполетами, что их не подвергают строгому разбору <…>. Но жёны военных, — о, это другое дело! <…> «Но что может так сильно расшевелить страсти женщин? Какое превосходство, какое отличие?» — <…> маленькое отступление или выступление из общего круга обыкновенностей; рельеф на гладкой стене общества. <…> «Что! капитанша или поручица — писательница!.. Да это вздор! этого нет и быть не может! — возразят мне многие и многие, — правда, писала Жанлис, так она была придворная, графиня! писала Сталь, так отец её был министром, — обе получили высокое образование, но кап…» <…> Все заранее знают об её прибытии, собирают об ней слухи, рассказывают вести бывалые и небывалые, — наконец, она прибыла, она здесь… Ах! как бы её увидеть! она, верно, носит на челе отпечаток гения; верно, только и говорит о поэзии да о литературе; высказывает мнения свои вроде импровизации, употребляет технические термины, носит с собою карандаш и бумагу для записывания счастливо мелькнувших идей!.. С подобным предубеждением собираются осмотреть прибывшую писательницу. Проходит неделя, две… <…> — Вы читали её сочиненья? — И пет! есть-таки мне время читать этот вздор. — Да что такое написала она? — Так себе — пустячки — верно, выкрадено из Revue Etrangère. — Ах, нет, машерочка, чистое подражание Марлинскому. <…> — Позвольте уж и мне попользоваться в четверг вашим обедом! восклицает воспеватель всех торжественных происшествий …ского уезда. — <…> Я давно желал встретиться с вей, посудить об её уме и талантах, задать некоторые вопросы, высказать откровенно моё мнение насчёт её творений — гм… думаю, она примет с благодарностию мои советы! <…> — Ах душонок! я слышала, что если найдёт на неё вдохновение, то где бы ни была она, на бале, в карете или на берегу реки, она тотчас начинает громко декламировать. — Ах, если б в четверг нашло на неё вдохновение!— восклицает наивная уездная барышня. — А знаете, ведь говорят, что все героини её романов списаны с неё самой. <…> — Ну как же это можно, помилуйте! ведь её героини не все в одной форме испечены! Эта деревенская девочка, та светская дама, одна восторженна, другая холоднее льду! <…> — Э… да вы забыли, — восклицает догадливый поэт, — что она не просто женщина, а женщина-писательница, то есть создание особенное, уродливая прихоть природы, или правильнее: выродок женского пола. Ведь родятся же люди с птичьей головой и козьими ногами, — почему ж не допустить, что она прикинется такой-то, спишет с себя портрет да и обернётся в другую форму. <…> Настал роковой четверг, бедная писательница едет, в невинности души своей, обедать, не подозревая, что её приглашали на показ как пляшущую обезьяну, как зме́я в фланелевом одеяле; что взоры женщин, всегда зоркие в анализировке качеств сестёр своих вооружились для встречи с нею сотнею умственных лорнетов, чтоб разобрать её по волоску от чепчика до башмака <…>. И потом, она ни с кем не может сойтися. Одни воображают, что она тотчас схватит их слепок и так-таки живьем передаст в журнал. Другим вечно мерещится на устах её сатанинская улыбка, в глазах сатирическая наблюдательность, предательское шпионство, — даже и там, где, право, всякое шпионство было б ковшиком, черпающим из воздуха воду, — всё в ней будто не так, как в других женщинах…

— «Суд света», 1840

	… у меня, как дети у капризных матерей, есть повести любимые и нелюбимые. [«Любинька»] длинна, я долго работала над нею, она надоела мне — пусть полежит, забудется, тогда я опять примусь, окончательно исправлю её и отпущу на волю.
	— письмо в редакцию «Отечественных записок», 1841

Он понял, что в жизни человека существенность, так унижаемая поэтами, одна существенна, следственно, одна может быть источником всего прекрасного, возвышенного, как и всего дурного; он понял, что эта существенность есть корень нашего бытия, корень нередко грязный, всегда некрасивый, но дающий соки и силу лучшим цветам мира — мыслям и чувствам человека; и что от нас зависит облагородить происхождение растения, стараясь, чтоб цветы его не были пустоцветом, чтоб, пройдя пору цветения, они не разлетелись напрасно по ветру, а дозрели бы в плод пользы и добра.

— «Любинька», 1842

О Ган

Её «Утбалла», «Джеллаледин» и «Медальон» бесспорно — одни из лучших повестей, какие были в то время написаны в Европе: они обещали русской словесности талант истинно писательский, равный по оригинальности таланту Жоржа Занда, но ещё более приятный и несравненно более прочный. <…> Эти забытые вещи перебьют дорогу многому из того, что другие могут вновь выдумать. Что вы теперь помните из сочинений Зенеиды Р-вой? Возьмите книгу и прочитайте вторично, посмотрите, как это ново, как свежо, как благоухает тёплою весною сердца, как всегда будет свежо, ново и благоуханно, потому что эти страницы, полные тоски страдания, огненных, но неопределённых желаний, вырвались из блестящих далёких облак юной мечты, упали на землю с дождём безотчётных слёз, с громовыми ударами молодого сердца, созданного для благородных страстей, стремившихся к высокому, к прекрасному, к отвлечённому, к тому, чего не существует на земле, — блаженству ангелов, — к счастию, которое постигают одни только женщины, которым они вечно стараются овладеть и которое вечно от них ускользает.

— Осип Сенковский, рецензия на «Сочинения Зенеиды Р-вой», сентябрь 1843

	… Сенковский покровительствовал этой молодой писательнице не из одного восхищения перед её талантом. Полемика её друзей и родственников, поднявшаяся в своё время вокруг статьи Старчевского «Роман одной забытой романистки», с совершенной несомненностью подтверждает наличие (по крайней мере, со стороны Сенковского) — не только литературных отношений.
	— Вениамин Каверин, «Барон Брамбеус», 1929, 1966

Виссарион Белинский

В повестях г-жи Ган заметен недостаток такта действительности, умения схватывать и изображать с ощутительною точностию и определённостию самые обыкновенные явления ежедневности. Но этот недостаток вознаграждается внутренним содержанием, присутствием живых, общественных интересов, идеальным взглядом на достоинство жизни, человека и женщины в особенности, полнотою чувства, электрически сообщающегося душе читателя. <…> Очевидно, что сюжет для г-жи Ган имеет значение оперного либретто, на которое она потом пишет музыку своих ощущений и мыслей.

— «Русская литература в 1841 году», декабрь

	… «Напрасный дар», сверкающий искрами высокого таланта, хотя и не выдержанный в целом, восхитил только немногих: такова участь всех произведений, в которых, при блесках яркого вдохновения, есть что-то недоговоренное, как бы неравное самому себе. В таком случае, чем сильнее и выше взмах, тем недоступнее для всех и каждого внутреннее значение произведения…
	— «Русская литература в 1842 году», декабрь

В этих четырёх довольно толстых и плотно напечатанных томах собрано всё, что было написано даровитою Зенеидою Р-вою, и издано по её собственноручным рукописям без поправок и своевольных изменений людей, которые, не имея силы возвыситься до постижения таланта знаменитой писательницы, имели столько самонадеянности, что осмелились поправлять её. Между русскими писательницами нет ни одной, которая достигла бы такой высоты творчества и идеи и которая в то же время до такой степени отразила бы, в своих сочинениях, все недостатки, свойственные русским женщинам-писательницам, как покойная Зенеида Р-ва. Кто понимает, что сильные таланты всегда выражаются в крайностях — почему они в высшей степени обнаруживают и достоинства и недостатки своей эпохи и своего общества, — кто понимает, что только гении свободны от последних и владеют первыми, тот не найдёт никакого противоречия в нашем суждении о таланте Зенеиды Р-вой.

— Виссарион Белинский, рецензия на «Сочинения Зенеиды Р-вой», сентябрь 1843

• см. статью о «Сочинениях»