Довлатов (Валерий Попов)

«Довлатов» — биография Валерия Попова 2010 года из серии «Жизнь замечательных людей».

Цитаты править

  •  

... многое в нашей жизни могло служить поводом для смеха. Например — очередь за мебельным гарнитуром сроком на двадцать лет. И люди мечтали записаться — более того, занимали очередь с вечера для того, чтобы в жестокой борьбе урвать шанс стать через двадцать лет владельцем вожделенного гарнитура. Для людей пожилых — а таких в очереди было немало — это была борьба уже не за выживание, а почти за бессмертие. Во всяком случае, этим они как бы гарантировали себе двадцать лет активной жизни. Ведь человеческое сознание не может себе представить, что гарнитур, которому отдано столько времени и сил, так и не удастся увидеть. Образ коммунизма, твёрдо обещанного, но потом как-то рассосавшегося, уже перестал нас возбуждать — может, поэтому веру хотя бы в гарнитур отнимать у людей было бесчеловечно. — введение

  •  

Жила целая страна — СССР. Сколько было бурных событий, особенно в последние годы, в которых участвовали миллионы людей… <…> Странное дело: ничего уже не помнишь, не ощущаешь… Что осталось-то в голове? Ответ — книги Довлатова! Лучше всего сохранившееся свидетельство нашей эпохи. Самое точное — и самое интересное. И если хотим вспомнить прожитую нами жизнь — берём его книги. Лучше ничего нет. Всё остальное стремительно тает, как дым. Он — остаётся. Как же это он сделал так, вопреки известной догме, что побеждают всегда сильные? Ан нет! Побеждают такие, как мы! Довлатов сделал[1] нас поколением. — введение; вариант распространённой мысли

  •  

… сперва мы сочиняем стихи, потом они диктуют нам жизнь. — глава первая

  •  

... великая заслуга Арьева — бурный, великолепный финиш Довлатова ещё при жизни и особенно после смерти… — глава вторая

  •  

Жизнь охраны. конечно же, была нелегка. При этом безумные попойки и пьяные разборки между солдатами случались крайне редко; в письмах Довлатов сам пишет, что вино поблизости не продают, а тащиться за ним на «большую землю» — далеко и небезопасно. В повести создан совсем другой образ «зоны», поистине адский <…>. Этот мир был создан Довлатовым с одной целью — противопоставить его автору, который мучительно пытается в этом аду сохранить в себе человека. И для того же вместо весёлого и доброго Додулата, который был ему верным другом и по-настоящему помогал, Довлатов делает «главным лицом» охраны алкаша и выродка Фиделя.
Подобные «метаморфозы» мучают, отнимают силы писателя, доводят до отчаяния — но если это кажется необходимым, то надо это делать, пускай из последних сил! И нести ответственность перед реальностью, которая потом оскорбляется и обвиняет тебя в злом умысле. — глава четвёртая

  •  

Светка могла бы разогнать его шутовскую пьяную свиту, с которой Довлатов возился, как Пастер со своими микробами. Во всяком случае — установить дистанцию. — глава пятая

  •  

Весь суровый лагерный опыт — это всего пять процентов требуемого текста, остальное все надо «дать из себя»! Главное из всего прожитого, пожалуй, — его авторитет «лагерника»; теперь ему никто не посмеет возразить — не так! И уж тем более — Светка. Иметь при адской предстоящей работе такого «свидетеля» за спиной — не выдержишь, не сделаешь. Единственным хозяином своего ада должен быть он. И потому — прощай, солдатская любовь! <…> голоса обиженных им рвут душу. Но его жестокость во многом была «производственной необходимостью» или даже «профессиональной болезнью» — от неё он, наверно, и лечился вином. — глава пятая

  •  

«Ремесло» посвящено лишь внешним препятствиям, несправедливостям и гонениям со стороны окружающей жизни — качество рассказов, с которыми происходят злоключения, как бы не рассматривается, они как бы априори совершенны — несовершенен лишь мир вокруг них. — глава седьмая

  •  

Если не знаешь что делать — делай себя. — глава седьмая

  •  

Кажется, Чаплин, бессмысленно проведя два часа с Махатмой Ганди, сказал, что большие люди, как планеты, не созданы для слишком близких встреч. — глава седьмая

  •  

Бороться с советской властью, что с сыростью: всё равно как-то наползает из тёмных углов и становится ещё хуже, чем до «попыток обновления». — глава одиннадцатая

  •  

… почему-то именно серия о «пламенных революционерах» оказывалась для многих трамплином для прыжка на Запад. Казалось бы — какая связь? Но… Гладилин выпустил книгу о Робеспьере — и подал документы. Аксёнов написал книгу о Красине — и тоже убыл. Ефимов тоже воспел кого-то пламенного — и оказался в Америке. Ну просто не книжная серия, а какой-то «ковер-самолет»! Наверно, пламенные чекисты поломали тут головы: «Почему так?» Да нипочему! Просто так! Должны же «пламенные революционеры» хоть на что-то годиться в наши дни? — глава одиннадцатая

  •  

[Многие] герои таллинской эпопеи <…> попали благодаря Довлатову в вечность в абсолютно неузнаваемом виде. Реальные события искажены в прозе Довлатова на девяносто процентов — если не на все сто. Много чего не было — да и не могло тогда быть… Однако мы теперь именно через довлатовские «очки» видим то время так, как нам велит он. <…> Всё это Довлатов нафантазировал из случайных разговоров коллег о весьма заурядных, нормальных событиях в служебных командировках. Случись все те безобразия — уволили бы всю редакцию! Тем-то литература и привлекает, что там доступно всё, о чём в реальной жизни крепко задумаешься — и побоишься, не сделаешь. Этой безграничностью эмоциональных возможностей Довлатов и дорог нам. Эх, так бы и мне! Если бы не… Все эти «бы» Довлатов смело убирает с дороги — герои его живут на пределе возможного и разрешённого и выходят за эти пределы. Такова писательская участь — всё время пробуешь на прочность сук, на котором сидишь, а потом уже и пилишь его — а иначе вроде бы и сидеть на нём не имеешь морального права. И подпилишь, и рухнешь, в конце концов. — глава двенадцатая

  •  

Главных неприятностей от наших властей ждать надо именно тогда, когда они готовятся к самым пышным своим торжествам. — глава четырнадцатая

  •  

Тяжело человеку свободному в разгороженном пространстве! Не пройти, не разбив лица! — глава шестнадцатая

  •  

Талант «выпивает» человека, весь сок достаётся шедеврам — а человек, обессиленный, падает и гибнет. — глава девятнадцатая

Примечания править

  1. Александр Генис, «Довлатов и окрестности» («Последнее советское поколение», 2), 1998.