Гектор Сервадак
«Экто́р Сервада́к» (фр. Hector Servadac) — ироничный фантастический роман Жюля Верна 1877 года.
Цитаты
правитьЧасть первая
править- Перевод: Н. М. Гнедина, 1956
… Бен-Зуф <…> был коренным жителем знаменитого Монмартрского холма <…>. Поэтому вполне естественно, что человек, имевший счастье родиться в таком исключительном месте, питает беспредельное восхищение к своему родному холму и считает, что нет в мире ничего равного ему по великолепию. И в глазах Бен-Зуфа Монмартр был единственной стоящей внимания горой во всей вселенной, а одноименный квартал — собранием всех чудес мира. Бен-Зуфу довелось странствовать по свету. И судя по его рассказам, в какую бы страну он ни приезжал, он видел только Монмартры, которые, пожалуй, были покрупней, но уж наверняка не так живописны, как настоящий Монмартр. А что ж, по-вашему, на Монмартре нет церкви, которая ни в чем не уступает Бургосскому собору? И каменоломен почище Пентелийских? И бассейна, от зависти к которому высохло бы Средиземное море? И мельницы, где не просто изготовляют муку, но и делают всемирно известные галеты? А башня Сольферино? Ведь она куда устойчивее, чем «падающая башня» в Пизе? А остатки лесов, которые вплоть до самого нашествия кельтов были вполне девственными? Что ж, по-вашему, Монмартр не гора, не настоящая гора, которую только завистники смеют уничижительно называть «холмом»? Нет, Бен-Зуф скорее дал бы себя четвертовать, чем признался бы, что высота Монмартрской «горы» меньше пяти тысяч метров! | |
… Ben-Zouf <…> était originaire de la célèbre butte de ce nom <…>. Or, lorsqu’on a eu le bonheur de naître dans ces conditions exceptionnelles, il est bien naturel qu’on éprouve pour sa butte natale une admiration sans réserve et qu’on ne voie rien de plus magnifique au monde. Aussi, aux yeux du brosseur, Montmartre était-elle la seule montagne sérieuse qu’il y eût dans l’univers, et, le quartier de ce nom, le regardait-il comme un composé de toutes les merveilles du globe. Ben-Zouf avait voyagé. A l’entendre, il n’avait jamais vu, en n’importe quel pays, que des Montmartres, plus grands peut-être, mais à coup sûr moins pittoresques. Montmartre, en effet, n’a-t-il pas une église qui vaut la cathédrale de Burgos, des carrières qui ne le cèdent point à celles de Pentélique, un bassin dont la Méditerranée serait jalouse, un moulin qui ne se contente pas de produire une vulgaire farine, mais des galettes renommées, une tour Solférino qui se tient plus droite que la tour de Pise, un reste de ces forêts qui étaient parfaitement vierges avant l’invasion des Celtes, et enfin une montagne, une véritable montagne, à laquelle des envieux seuls osaient donner l’humiliante qualification de « butte » ? On eût haché Ben-Zouf en morceaux plutôt que de lui faire avouer que cette montagne ne mesurait pas cinq mille mètres de hauteur ! |
«Если у вас есть хоть малейшая склонность к философии и здоровый желудок, вы нигде не пропадёте», — любил говорить Гектор Сервадак. | |
« Avec un peu de philosophie et un bon estomac, répétait volontiers Hector Servadac, on est bien partout ! » |
— Проклятье! — восклицал [Сервадак]. — И зачем только я выбрал такую строфу, где приходится за волосы притаскивать одни и те же рифмы, точно дезертиров на поле боя! Ну нет, тысяча чертей, я не сдамся! Никто не посмеет сказать, что французский офицер отступил перед рифмой! Стихотворение — это батальон! Первая рота выступила! (Он подразумевал первую строфу.) Ну-ка, следующие, стройся! — глава III | |
« Eh, mordioux ! s’écriait-il, pourquoi ai-je été choisir cette forme de quatrain, qui m’oblige à ramener les mêmes rimes comme des fuyards pendant la bataille ? De par tous les diables ! je lutterai ! Il ne sera pas dit qu’un officier français aura reculé devant des rimes. Une pièce de vers, c’est comme un bataillon ! La première compagnie a déjà donné ! — Il voulait dire le premier quatrain. — En avant les autres ! » |
Глава IV, к которой читатель волен добавить любое количество вопросительных и восклицательных знаков | |
Chapitre IV Qui permet au lecteur de multiplier à l’infini les points d’exclamation et d’interrogation ! |
По утверждению [Сервадака], быть убитым пушечным ядром — сущие пустяки, раз уж вы досконально знаете, по каким правилам баллистики и по какой траектории летело ядро, угодившее вам прямо в грудь. — глава VI | |
À l’entendre, être tué par un boulet de canon n’était rien, du moment que l’on savait en vertu de quelles lois de balistique et par quelle trajectoire il vous arrivait en pleine poitrine. |
Поистине, явления, которыми сопровождался потоп в период вторичной формации Земли, когда вода на первозданной планете, испарявшаяся от её внутреннего тепла, поднималась в парообразном состоянии в пространство, а затем сплошным потоком лилась обратно… — глава VII; парафраз правдоподобной теории | |
Certes, à la seconde période de formation, lorsque les premières eaux, volatilisées par la chaleur interne, s’élevaient en vapeurs dans l’espace pour retomber en torrents sur la terre, les phénomènes de l’époque diluvienne… |
Бен-Зуф встал навытяжку на дистанции в пятнадцать шагов, выпучив глаза, «согласно уставу и насколько это позволяет телосложение», как говорят сержанты, обучая рядовых… — глава XVIII | |
Ben-Zouf resta d’abord immobile, les yeux fixés à quinze pas, « autant que la conformation de l’homme le permet », comme disent les sergents instructeurs… |
— Вот так штука! — удивился Бен-Зуф. — Эта скотина говорит на всех языках! | |
« Ah çà ! Il sait donc toutes les langues, cet animal ? dit Ben-Zouf. |
— М-да, — говорил Бен-Зуф, — то-то был бы прогресс, кабы в нашем старом мире вместо парового отопления завели в каждом доме по даровому вулканчику! — глава XXI | |
« Hein ! disait Ben-Zouf, quel progrès, si, dans l’ancien monde, chaque maison avait pour calorifère un petit volcan qui ne coûterait pas un centime d’entretien ! » |
Тогда-то Хаккабута и одолели мучительные сомнения. <…> Неужто никогда больше он не увидит своё отечество, свою добрую старую Германию? Неужто ему не суждено больше обсчитывать простаков покупателей на триполитанском и тунисском побережьях? Ведь ему грозит разорение! <…> | |
Qu’allait-il donc devenir, ce malheureux Hakhabut, si, en fin de compte, tout ce qu’il refusait de croire était vrai ? <…> Il ne reverrait plus jamais sa bonne patrie allemande ! Il ne trafiquerait plus avec ses faciles dupes de Tripoli et de Tunis ? Mais c’était sa ruine ! <…> |
Глава V
править— В путь! Что бы ни случилось, пусть даже вся земная и небесная механика перевернулась вверх дном, я обязан явиться первым на место дуэли и оказать графу Тимашеву честь… | |
« En route ! dit-il à son ordonnance. Quel que soit l’événement qui s’est accompli, et quand bien même toute la mécanique terrestre et céleste serait sens dessus dessous, il faut que j’arrive le premier sur le terrain pour faire au comte Timascheff l’honneur… |
— С нами что-то случилось; мало того, случилось такое, чего ни с кем ещё не приключалось. А может, как раз на алжирском побережье такое и бывает? | |
— Tout ça n’est pas naturel ! Il nous est arrivé quelque chose, mais là, quelque chose qui n’est arrivé à personne encore ! Est-ce que c’est particulier à la côte d’Algérie ce qui se passe ? |
— И что в январе месяце солнце бьёт мне прямо в лицо? | |
— Et qu’au mois de janvier, le soleil vient me frapper perpendiculairement de ses rayons ! |
Дневное светило, как только оказалось в восточной части горизонта, сразу же скрылось с глаз, точно ядро, пущенное в море. | |
L’astre radieux, arrivé sur l’horizon de l’est, y tomba brusquement, comme fait un boulet dans la mer. |
Глава XIII
править— Если позволите, я съем вашего слона, — сказал бригадир Мэрфи, решив, наконец, после двухдневных колебаний сделать этот, столь основательно обдуманный ход. | |
« Je prendrai votre fou si vous voulez bien le permettre, dit le brigadier Murphy, qui, après deux jours d’hésitation, se décida enfin à jouer ce coup, longuement médité. |
… всегда сохраняли невозмутимость, весьма гордились своим британским происхождением и с младенческих лет усвоили презрение ко всему не английскому, полагая, что англосакс вылеплен из особого теста, секрет коего и доныне ещё не удаётся открыть с помощью самого тщательного химического анализа. Пожалуй, оба офицера принадлежали к породе людей-автоматов, но автоматов усовершенствованных, из тех, что превосходно справляются со своими обязанностями, пугая ворон на вверенном их попечению огороде. Такие англичане везде чувствуют себя как дома, даже когда судьба занесёт их за тысячи лье от родины; они — прирождённые колонизаторы и наверное обратят в свою колонию Луну, едва только смогут водрузить на ней британский флаг. | |
… toujours flegmatiques, très-fiers d’être Anglais et restés ennemis de tout ce qui n’était pas Anglais par fierté naturelle, ils admettaient volontiers que l’Anglo-Saxon est pétri d’un limon spécial, qui a échappé jusqu’ici à toute analyse chimique. C’étaient peut-être deux mannequins que ces officiers, mais de ces mannequins dont les oiseaux ont peur et qui défendent merveilleusement le champ confié à leur garde. Ces Anglais-là se sentent toujours chez eux, même lorsque la destinée les envoie à quelques milliers de lieues de leur pays, et, très-aptes à coloniser, ils coloniseront la lune, — le jour où ils pourront y planter le pavillon britannique. |
— День теперь длится всего шесть часов, так будет ли нам положено получать пищу четыре раза в день или только два раза? | |
—Maintenant que les journées ne durent plus que six heures, est-ce que nous n’aurons plus droit qu’à deux repas au lieu de quatre ? » |
Вообще, англичанин нигде не скучает, кроме как в собственной стране, и то, вероятно, потому, что там этого требует cant, иначе говоря — манера держаться. | |
Un Anglais, d’ailleurs, ne s’ennuie jamais, à moins que ce ne soit dans son pays, — et encore n’est-ce que pour se conformer aux exigences de ce qu’il nomme le « cant » |
— Не угодно ли бокал портвейна, майор? | |
— Un verre de porto, major Oliphant ? |
Едва смолк грохот английского орудия, с моря донёсся гул ответного залпа. <…> | |
— À cette détonation de la pièce anglaise, sembla répondre une faible détonation qui venait du large. <…> |
Нужно, однако, заметить, что сейчас при уменьшившейся плотности воздуха, выделившиеся из пушечного жерла газы вызвали более слабое сотрясение, чем шесть недель тому назад, отчего и выстрел прогремел не столь оглушительно, как обычно. Офицеры остались недовольны. Скалистые ущелья больше не откликались многозвучным эхом, превращая сухой треск выстрела в раскаты грома. Не слышно было того мощного гула, который прежде в неразреженном воздухе разносился далеко кругом. Разумеется, самолюбие английских офицеров, готовившихся достойным образом отметить юбилей королевского дома, было несколько уязвлено. | |
Il convient aussi de faire observer que, dans cette occasion, les couches d’air, moins denses, s’ébranlèrent avec moins de fracas sous la poussée des gaz vomis parle canon, et que, conséquemment, les détonations ne furent pas aussi bruyantes qu’elles l’eussent été il y a six semaines, — ce qui ne laissa pas de causer un certain déplaisir aux deux officiers. Plus de ces éclatantes répercussions que renvoyaient les cavités rocheuses et qui transformaient le bruit sec des décharges enroulements de tonnerre. Plus de ces grondements majestueux que l’élasticité de l’air propageait à de grandes distances. On comprend donc que, dans ces conditions, l’amour-propre de deux Anglais, en train de fêter un anniversaire royal, fût compromis dans une certaine mesure. |
Глава XIV
править— С кем имеем честь? — произнёс бригадир Мэрфи, повернувшись к капитану Сервадаку ровно настолько, насколько это позволяло его достоинство. | |
— À qui avons-nous l’honneur de parler ? demanda le brigadier Murphy, en se développant de manière à ne pas perdre un pouce de sa taille. |
— … мы взяли курс на восток согласно старым картам и сделали попытку установить, что осталось от алжирской колонии… Но она исчезла бесследно. | |
— … et, nous dirigeant vers l’ancien est, nous cherchâmes à reconnaître ce qui restait de la colonie algérienne… Il n’en restait rien. |
— И этот британский остров, — поспешил добавить Сервадак, — вместе с его главным городом, гаванью, крепостью, солдатами, офицерами и губернатором провалился в бездну, как и Алжир. | |
« Et cette île anglaise, se hâta d’ajouter le capitaine Servadac, Malte avec sa ville, sa Goulette, ses forts, ses soldats, ses officiers et son gouverneur, est allée, elle aussi, rejoindre l’Algérie dans l’abîme. » |
— Англия погибла?! | |
— Plus d’Angleterre ! |
Часть вторая
править- Перевод: М. В. Вахтерова (Петровская), 1956
Маленький человечек отличался, по-видимому, болезненной нервностью. Его можно было сравнить с катушкой Румкорфа, на которую вместо проволоки намотали бы нерв в несколько сотен метров длиною, заменив электрический ток нервным током такого же напряжения. — глава I | |
Ce petit homme devait être extraordinairement nerveux. On aurait pu le comparer à l’une de ces bobines Rhumkorff, dont le fil enroulé eût été un nerf long de plusieurs hectomètres, et dans laquelle le courant nerveux aurait remplacé le courant électrique avec une intensité non moins grande. |
— Этакие жилистые старички очень живучи! Мне случалось видеть ещё более тощих и высохших, чем он; их привозили издалека. | |
« Ces petits hommes-là, c’est tout nerfs ! J’en ai vu de plus secs que lui, et qui étaient revenus de plus loin ! |
Если же применить теорию Тиндаля о том, что тепло есть не что иное, как вид движения, то скорость Земли при внезапном её нарушении механически превратилась бы в тепло, и тогда под воздействием температуры, доходящей до миллионов градусов, Земля испарилась бы в несколько секунд. — глава III | |
Et même, par application de la théorie de Tyndall, que la chaleur n’est qu’un mode du mouvement, la vitesse du globe, subitement interrompue, se transformerait mécaniquement en chaleur. La terre, alors, sous l’action d’une température portée à des millions de degrés, se volatiliserait en quelques secondes. |
— … галлийский год длится два года. <…> | |
— … l’année gallienne doit durer deux ans. |
— В математике не бывает передышек, <…> не должно быть передышек! — глава V | |
— On ne respire pas en mathématiques, <…> on ne respire pas ! |
— Ваш учёный дни и ночи торчит у себя в обсерватории, верно? — спросил денщик тоном человека, зрело обдумавшего свой вопрос. <…> — И круглые сутки <…> его чёртова труба целится в Юпитера, который вот-вот нас проглотит. Так ведь? | |
— Votre savant passe tout son temps dans son observatoire, n’est-ce pas ? dit l’ordonnance du ton d’un homme qui a profondément réfléchi. <…> — Et, jour et nuit <…> son infernale lunette est braquée sur ce M. Jupiter qui veut nous avaler ? |
— Но повторяю вам, мы теперь не на земном шаре, и через два месяца самое большее комета снова встретится с Землёй! | |
— Mais je vous répète que nous ne sommes plus sur le globe terrestre, — et qu’avant deux mois la comète aura de nouveau rencontré la terre ! |
Под действием внутренних сил Галлия раскололась надвое. Огромный кусок, отделившись от неё, умчался в пространство, унося с собой англичан с Сеуты и Гибралтара! — глава XVII | |
Sous l’action d’une expansion intérieure, elle s’était dédoublée, ainsi qu’avait fait autrefois la Comète Gambart. Un énorme fragment, détaché d’elle-même, avait été lancé dans l’espace, et il emportait avec lui les Anglais de Ceuta et les Anglais de Gibraltar ! |
Вскоре над горизонтом показалось Солнце, и взошло оно гораздо быстрее, чем раньше. Причиной этого было раздвоение кометы <…>. Промежуток между двумя восходами Солнца сократился до шести часов вместо двенадцати. <…> | |
Le soleil revint promptement sur l’horizon, et d’autant plus promptement que le dédoublement avait tout d’abord produit ce résultat <…>. L’intervalle entre deux levers du soleil n’était plus que de six heures au lieu de douze. <…> |
Земля была обращена к Галлии тем полушарием, где находится европейский материк. В ярком свете утра легко было узнать очертания каждой страны. <…> | |
Et ils ne se trompaient pas. La terre tournait vers Gallia cette face où s’étalait le continent européen, en plein midi. La configuration de chaque pays était aisément reconnaissable. <…> |
Глава XX, которая, вопреки всем правилам, принятым в романах, отнюдь не завершается женитьбой героя | |
Chapitre XX Qui, contrairement à toutes les règles du roman, ne se termine pas par le mariage du héros |
О романе
править… с научной точки зрения — чудовищная бессмыслица. Но эта озорная и смелая шутка жизнерадостного писателя дала ему возможность наполнить книгу ценным познавательным астрономическим материалом и некоторыми политическими идеями своего времени. Писатель с мудрой усмешкой как бы вызывает читателя с первых же страниц, раньше, чем тот найдёт в конце расшифровку парадокса, на жаркий спор, предвидит и недоверчивые улыбки, и взрывы иронического смеха, и возгласы возмущения. Ему надо, чтобы читательская мысль бурлила, кипела, изумлялась, негодовала, а не текла спокойно в русле привычных представлений.[1][2] | |
— С. Полтавский, 1954 |