Басни Ивана Хемницера

Иван Хемницер издал в 1779 и 1782 годах сборник своих и нескольких переводных стихотворных басен под названием «Басни и сказки N… N…». После его смерти друзья — Н. А. Львов и В. В. Капнист — отобрали в сохранившихся бумагах поэта ряд басен и вместе с ранее изданными опубликовали в 1799 году под названием «Басни и сказки И. И. Хемницера, в трёх частях». До середины XIX века книга выдержала 35 переизданий. Некоторые басни были впервые опубликованы лишь в 1873 году.

Цитаты

	Иному и в делах лужайка — океан.
	— «Великан и карлики», 1782

Два льва, соседи меж собой, Пошли друг на друга войной, За что, про что — никто не знает; Так им хотелось, говорят. А сверх того, когда лишь только захотят, — Как у людских царей, случается, бывает, — Найдут причину не одну, Чтоб завести войну. <…> Какую ж пользу лев тот прежний получил, Что на другого льва войною он ходил? Родных своих зверей, воюя, потерял, А этих для себя не впрок завоевал. Вот какова война: родное потеряй, А что завоевал, своим не называй.

— «Два льва соседи», [1873]

	Худой мир лучше доброй ссоры, Пословица старинна говорит; И каждый день нам тож примерами твердит, Как можно не вплетаться в споры; А если и дойдёт нечаянно до них, Не допуская вдаль, прервать с начала их, И лучше до суда, хотя ни с чем, мириться, Как дело выиграть и вовсе просудиться Иль, споря о гроше, всем домом разориться.
	— «Два соседа», 1779

	Собаки добрые с двора на двор не рыщут И от добра добра не ищут.
	— «Дворная собака», 1782

	Я видел дурака такого одного, Который всё гнался за тению своею, Чтобы поймать её. Да как? бегом за нею. За тенью он — тень от него. <…> «Ты счастья ищешь, а не знаешь, Что ты, гоняяся за ним, его теряешь. Послушайся меня, и ты его найдёшь: Остановись своим желаньем В исканьи счастия, доволен состояньем, В котором ты живёшь».
	— «Дурак и тень», [1799]

	«Вот эту б тысячу мне только докопить, А там уж стану я довольствуяся жить», — Сказал кащей, давно уж тысячи имея.
	— «Желание кащея», 1782

	Какую глупость ни затей, Как скоро лишь нова, чернь без ума от ней. Напрасно стал бы кто стараться Глупцов на разум наводить, — Ему же будут насмехаться. А лучше времени глупцов препоручить, Чтобы на путь прямой попали; Хоть сколько бы они противиться ни стали, Оно умеет их учить.
	— «Зелёный осёл», 1782

	… Чтоб помощь этому подать, Как лошадей ленивых Вон выпрячь из возов и впрячь коней ретивых. Повозку только лишь взвезут, Другую их взвезти опять перепрягут. Да что ж? Когда кормить обоз остановили, Всех на одну траву на тот же луг пустили. <…> вот житьё какое! Ретивому коню всегда работы вдвое, А тот же корм, какой ленивому дают.
	— «Ленивые и ретивые кони», [1799]

	Хозяин некакий стал лестницу мести; Да начал, не умея взяться, С ступеней нижних месть. Хоть с нижней сор сметёт, А с верхней сор опять на нижнюю спадёт. <…> На что бы походило, Когда б в правлении, в каком бы то ни было, Не с вышних степеней, а с нижних начинать Порядок наблюдать?
	— «Лестница», 1782

	«Что оступился я, — учёный заключал, — Причиною землетрясенье; А в яму скорое произвело стремленье С землёй и с ямою семи планет сношенье».
	— «Метафизический ученик» («Метафизик»), [1799]

Коня у мужика не стало, Так он корову оседлал; А сам о том не рассуждал, Что, говорят, седло корове не пристало; И, словом, на корову сел, Затем что он пешком идти не захотел. <…> Седок, имев в руках не хлыстик, а дубину, Корову понуждал как вялую скотину, Считая, что она от палки побежит. Корова пуще лишь пыхтит, Потеет и кряхтит. Седок удары утрояет, — Корова всё шагает, А рыси, хоть убей, Так нет у ней.

— «Мужик и корова», 1779

В <…> здании на камне заседала Одна премрачная из мух и размышляла, Так, как бы, например, учёный размышлял, Когда глубокую задачу раздробляет. А что у мух всегда вид пасмурный бывает И часто голова ногою подперта И бровь насуплена, тому причина та, Что много мухи разумеют И в глубину вещей стараются входить, А не вершки одни учёности схватить. <…> «Как это здание и отчего взялося. Случилось некогда, что собственно собой Здесь мелких камушков так много собралося, Что камень оттого составился большой, В котором оба мы находимся с тобой. Ведь это очень ясно мненье?» Такое мухи рассужденье, Как мухе, можно извинить; Но что о тех умах великих заключить, Которые весь свет случайным быть считают Со всем порядком тем, который в нём встречают, И лучше в нём судьбе слепой подвластны быть, Чем бога признавать, решились? Тех, кажется, никак не можно извинить, А только сожалеть об них, что повредились.

— «Муха и паук», [1873]

На простяков всегда обманщики бывали Равно в старинные и в наши времена. Ухватка только не одна, Какую обмануть народ употребляли; А первых на обман жрецов, Бывало, в старину считали. От наших нынешних попов Обманов столько нет: умняе люди стали. А чтоб обманывать народ, Жрецов был первый способ тот, Что разных идолов народу вымышляли: Везде, где ни был жрец, и идолы бывали. <…> Сперва народу дан один лишь идол был; Потом уж идол народил Ещё, да и ещё, и столько прибывало, Что наконец числа не стало. Как это разуметь, что идол мог родить? Об этом надобно самих жрецов спросить. Такие ли ещё их чудеса бывали!

— «Народ и идолы», [1873]

	Пёс видит, что у львов коварна жизнь идёт: Ни дружбы меж собой, ни правды львы не знают, Друг друга с виду льстят, а внутренно терзают. <…> Нет, наказание достаться жить ко львам, Где каждый час один другого рад убить, А вся причина та (когда у львов спросить): Лев всякий хочет львищем быть.
	— «Пёс и львы», [1873]

	Где сборы, Там и воры; И дело это таково: Чем больше сборщиков, тем больше воровство.
	— «Побор львиный», [1799]

	Какой-то вздумал лев указ публиковать, Что звери могут все вперёд, без опасенья, Кто только смог с кого, душить и обдирать. Что лучше быть могло такого позволенья Для тех, которые дерут и без того?
	— «Привилегия», [1799]

	Искусством чувств не дашь, когда природных нет.
	— «Резчик и статуя», [1799]

Вдруг спор между слепцов зашел: Вожатым каждый быть хотел; И спор ещё другой о палке затевают: Какого дерева почесть её — не знают. Кто говорит, Что палка та кленова; Другой твердит: Дубова. <…> Из спора в спор слепцы, потом до бранных слов Уже доходит меж слепцов, А там и в драку меж собою, И палкою друг друга тою, Котора им дана была, чтоб их водить, Немилосердо бить. Но всё не думают друг другу уступить, Хоть умереть, готовы драться, А в споре не поддаться. И до того не унялись, Пока насмерть передрались. Вот так слепцам во вред служило, Что в пользу их дано им было. А этаких слепцов, От ересей и спорных слов, Которые они рассеяли в, законы, На свете не одни погибли миллионы.

— «Слепцы», 1782

	О людях многие по виду заключают: Кто наряжен богато и пригож, Того и умным почитают.
	— «Соловей и чиж», 1782

	Осёл ленивый скот, об этом всякий знает, Так понукать его не много помогает.
	— «Стадник», 1782

	Дурак уж верно сыщет средство Счастливым в свете быть.
	— «Умирающий отец», 1779

	Сатирой тронь дурных писцов — Не оберёшься бранных слов.
	— «Черви», 1780

О баснях

	… басни его наги, как истина, пренебрегшая хитрости искусства, коего союз ей нужен, когда она не столько поражать, сколько увлекать хочет, не столько покорять, сколько вкрадываться в сердца людей, пугающихся наготы и скоро скучающих тем, что их непостоянно забавляет. Согласимся, что если нравственная цель басни и постигнута им, то не прокладывал он к ней следов пиитических…
	— Пётр Вяземский, «Известие о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитриева», 1821

Виссарион Белинский

Явился талантливый Хемницер и написал своего превосходного «Метафизика», который и доныне и всегда будет превосходен, как ловко написанная эпиграмма; но мы не знаем, можно ли одною эпиграммою, хотя бы и отличною, составить себе бессмертие. Кроме «Метафизика», Хемницер написал ещё басни две или три, отличающиеся хорошим, по-тогдашнему, языком и какою-то наивною игривостию ума; потом сочинил ещё басни две или три, примечательные теми же достоинствами, но уже с грехом пополам; потом ещё десятка два или три басен, в которых, кроме дурного языка и отсутствия таланта, ничего не имеется. Недавно Хемницер как-то попал в моду; его стали издавать в Москве и в Петербурге. Разумеется, порядочных изданий было по одному в обеих столицах <…>. Но как бы то ни было, а Хемницер всё-таки удержится в истории нашей литературы, и дети никогда не перестанут смеяться от его «Метафизика». Уж за одно то большая ему честь, что с него началась русская басня.

— «Басни Ивана Крылова. <…> Сороковая тысяча», 14 мая 1840

	Хемницер написал пять-шесть басен, отличающихся неподдельным талантом, остроумием, простодушием и народностью; потом он написал около сотни самых обыкновенных басен, из которых большая часть очень плохи…
	— «Басни и сказки И. И. Хемницера», ноябрь 1841

	… он был первым баснописцем русским (ибо притчи Сумарокова едва ли заслуживают упоминовения), и между его баснями есть несколько истинно прекрасных и по языку, и по стиху, и по наивному остроумию.
	— «Сочинения Александра Пушкина», статья первая, 1843

	В баснях Хемницера <…> сатира уже реже переходит в преувеличение и карикатуру, становится более натуральною по мере того, как становится более поэтическою. — по сравнению с предшествующей литературой
	— «Взгляд на русскую литературу 1847 года», декабрь

Литература

И. И. Хемницер. Полное собрание стихотворений / составление Л. Е. Бобровой, подготовка текстов и примечания Л. Е. Бобровой и В. Э. Вацуро. — М.—Л.: Советский писатель, 1963.