Альфред ван Вогт

Альфред Элтон Ван Вогт (англ. Alfred Elton van Vogt; 26 апреля 1912 — 26 января 2000) — американский писатель-фантаст.

Статьи о произведениях

• см. Категория:Произведения Альфреда ван Вогта

Цитаты

Альфред Ван Вогт и его жена Лидия

<В детстве> я был как корабль без якоря, уносимый куда-то штормом во тьму. Постоянно искал тихую гавань, а вместо этого снова и снова нёсся навстречу новым неожиданностям. — его отец работал адвокатом и по делам службы вместе с семьёй много раз менял место жительства

Когда я приступаю к работе, мои первоначальные задумки бывают временами настолько неопределёнными, что кажется просто невероятным, как из столь тщедушного исходного фантома в конечном счёте получается законченное произведение… У меня сложилась привычка включать в ту историю, над которой я работаю, все бродящие у меня в голове в данный момент мысли. Частенько бывало, что они, казалось бы, никак не к месту, но, поразмыслив, я всегда находил тот угол, под которым их можно было использовать…

Вы вступаете в сказочную страну неисчислимых чудес. Справа — обширный и глубокий океан вымысла, зеркало которого испещрено многочисленными островками причудливых наслаждений. Слева — джунгли из столь хитроумно сплетённых заговоров и интриг, что за последние годы никто так и не смог по-настоящему сквозь них продраться. Едва ли стоит самому прокладывать путь через эту чащобу или, подняв паруса, без опытного пилота пускаться в плавание по коварным водам. Отважным людям неплохо заплатили за то, чтобы они раздобыли драгоценные камни, скрытые в пустынях. Наберитесь терпения. Найденные сокровища непременно появятся на книжном рынке, сверкая привлекательной обложкой, и обойдутся вам намного дешевле, чем самому организовывать поход на ними. — перевод: Ю. Семёнычев, 1992

«Умирающий свет» — прекрасный роман, насыщенное и богатое полотно... Восторг и волнение, рождённые прикосновением к чужому миру, остаются с вами даже после того, как вы перевернёте последнюю страницу.

О ван Вогте

	«Бальзак фантастической литературы»; «монстровед»; «мэтр парадокса», «играючи манипулирующий Пространством и Временем», «изучающий поведение Материи, как если бы речь шла о человеческом существе»
	— примеры «титулов» ван Вогта, приводимых издателями и критиками на обложках его книг

	За первые годы литературной карьеры <произведения> ван Вогта <…> укрепили его репутацию как мастера «глубокомысленной» (однако, иногда доходящей до иррациональной невнятицы) «космической оперы», сочетающей богатство сюжета с «зацикленностью» на определённых идеях (в частности — сверхчеловека и «сверхчеловеческой» логики).
	— Вл. Гаков, «Энциклопедия фантастики. Кто есть кто», 1995

Ван Вогт вспоминал ещё о двух предельно конкретных травмах детства, повлиявших, как ему казалось, на будущее творчество. Во-первых, не смог защитить младшего брата, которого поколотили старшеклассники: сунулся, а ему самому наваляли… А во-вторых, в двенадцатилетнем возрасте был высмеян учителем, уличившим «взрослого парня» в чтении детских сказок! Теперь ясно, откуда у взрослого писателя и «нетрадиционного мыслителя» взялись все эти идеи об «эволюции каждого человека в сверхчеловека», о «духовном прорыве» к неаристотелевой логике, эти комплексы на грани паранойи («Монстры вокруг нас»). Даже о той же абсолютной монархии, которая представлялась писателю Ван Вогту вершиной социальной эволюции… Короче, живи он тогда в Вене, один тамошний седобородый доктор, конечно, довольно потёр бы руки: «А что я говорил!».

— Вл. Гаков, «Русский меннонит в американской НФ», 2012

Деймон Найт

	Что поражает меня в произведениях ван Вогта (большинство из которых описывают будущее), так это регулярность, с которой почти во всех из них формы правления связаны с абсолютной монархией; и монархи в этих историях неизменно изображаются сочувственно. <...> Абсолютная монархия была формой правления, которая везде развивалась для удовлетворения феодальных экономических условий, и которая отмерла вместе с феодализмом. Современные попытки ввести подобную систему в более развитых культурах, как было убедительно доказано, ведут к провалу. Монархия мертва и никогда не сможет возродиться до тех пор, пока экономические условия, которые произвели её, не повторятся. То, что ван Вогт, как частное лицо, желает, чтобы было так, не преступление; но невежество автора — вот что преступление.
	It strikes me as singular that in van Vogt’s stories, nearly all of which deal with the future, the form of government which occurs most often is the absolute monarchy; and further, that the monarchs in these stories are invariably depicted sympathetically. <…> The absolute monarchy was a form of government which evolved to meet feudal economic conditions everywhere, and which has died everywhere with feudalism. Modern attempts to impose a similar system on higher cultures have just been proven, very decisively, to be failures. Monarchy is dead, and it can never revive until the economic conditions which produced it recur. It is no crime for van Vogt as a private citizen to wish that this were not so; but ignorance, for an author, is a crime.
	— «Космический халтурщик: А. Э. ван Вогт», 1956

	В общем, ван Вогт, как мне кажется, последовательно терпит неудачу как писатель, в следующих элементарных случаях: 1. Его сюжеты не выносят экспертизы. 2. Подбор слов и синтаксис предложений бесчувственны и осуществляются им на ощупь. 3. Он не в состоянии ни визуализировать сцены, ни сделать персонажа реальным. Мне кажется, дело в том, что репутация ван Вогта зиждется, в основном, на том, что он не говорит, чем на том, что он говорит. Его привычкой является введение чудовища, приспособления, внеземной культуры просто называя их, без каких-либо объяснений их природы. Из этого можно легко заключить, что ван Вогт — хороший и глубокий писатель, по двум причинам: во-первых, потому что он, принимая что-то за само собой разумеющееся, вероятно, заставляет легкомысленного читателя сделать то же самое; и, во-вторых, потому, что такой авторский приём используют много хороших писателей, которые позже бегло объясняют опущенные детали, как неотъемлемую часть действия. Но тот факт, что ван Вогт не делает ничего подобного, не может легко избежать критики. Посредством этого и с помощью своего писательского стиля, который дискуссионен и за которым трудно следовать, ван Вогт затемняет сюжет до такой степени, что, когда он, в конце концов, полностью разваливается, это остаётся незамеченным.
	In general, van Vogt seems to me to fail consistently as a writer in these elementary ways: 1. His plots do not bear examination. 2. His choice of words and his sentence-structure are fumbling and insensitive. 3. He is unable either to visualize a scene or to make a character seem real. It seems to me, as a matter of fact, that van Vogt’s reputation rests largely on what he does not say rather than on what he says. It is his habit to introduce a monster, or a gadget, or an extraterrestrial culture, simply by naming it, without any explanation of its nature. It is easy to conclude from this that van Vogt is a good and a profound writer, for two reasons: first, because van Vogt’s taking the thing for granted is likely to induce a casual reader to do the same; and second, because this auctorial device is used by many good writers who later supply the omitted explanations obliquely, as integral parts of the action. The fact that van Vogt does nothing of the sort may easily escape notice. By this means, and by means of his writing style, which is discursive and hard to follow, van Vogt also obscures his plot to such an extent that when it falls to pieces at the end, as it frequently does, the event passes without remark.
	— там же

	Вообще, мир, в котором бродит ван Вогт, странен. В этом тёмном и мрачном мире средневековые правители летают на ракетных кораблях, супермены рассчитывают на ловкость пальцев, лидеры левых являются также и лидерами правых, а каждый герой обладает 32-калиберной невероятностью в заднем кармане брюк. В отсутствие Хайнлайна, Хаббарда, де Кампа и других ушедших из Astounding'а предвоенных писателей, ван Вогт выглядит гигантом. Однако он вовсе не гигант, а пигмей, который научился работать на пишущей машинке-переростке.
	Altogether, it is a strange world that van Vogt wanders in. In that dark and murky world, medieval rulers ride rocket-ships; supermen count on their fingers; the leader of the Left is also the leader of the Right; and every hero packs a .32 caliber improbability in his hip pocket. In the absence of Heinlein, Hubbard, de Camp and the rest of Astounding’s vanished prewar writers, van Vogt stands like a giant. But he is no giant; he is a pygmy who has learned to operate an overgrown typewriter.
	— там же

	Что было бы действительно интересно, и гораздо труднее, так это попытаться выяснить, почему эти примитивные потуги столь популярны. Это не может осуществляться в вакууме — критику придётся изучить опубликованные мнения на произведения, поговорить с читателями, возможно, даже интервьюировать автора. Я оставил подобную работу несделанной, когда писал свои эссе о произведениях ван Вогта в сороковых годах. Ван Вогт открыл для себя, впервые, насколько я знаю, такую практику: в тот период при написании своих историй он чередовал периоды сна и бодрствования каждые девяносто минут и делал заметки. Этим и объясняется достаточно многое о его произведениях, и то, что действительно бесполезно нападать на них в соответствии с условными стандартами. Если в произведении есть фантастическая непротиворечивость, которая сильно влияет на читателей, то, вероятно, не имеет значения, если им не хватает обычной непротиворечивости. Таким образом, меня беспокоит то, что кажется мне тенденцией рассматривать SF-произведения, как если бы они были эссе другого рода — как будто только содержание имеет значение. Когда делается так, всё, что оживляет произведение, утекает сквозь пальцы критика. На самом деле, во многих случаях ошибочно ставить содержание на первое место, т.к. то, что выглядит содержанием может оказаться тем, что автор использует лишь для усиления художественного эффекта, чтобы заполнить дыры в повествовании.
	What would be really interesting, and much more difficult, would be to try to find out why these crude efforts are so popular. That could not be done in a vacuum — the critic would have to examine published responses to the work, talk to readers, perhaps even interview the author. I left a similar job undone when I wrote my essay on van Vogt in the forties. Van Vogt has just revealed, for the first time as far as I know, that during this period he made a practice of dreaming about his stories and waking himself up every ninety minutes to take notes. This explains a good deal about the stories, and suggests that it is really useless to attack them by conventional standards. If the stories have a dream consistency which affects readers powerfully, it is probably irrelevant that they lack ordinary consistency. Thus I am bothered by what seems to me a tendency to treat SF stories as if they were another kind of essay — as if only the content mattered. When this is done, everything that is alive in the story slips through the critic's fingers. In fact, in a lot of cases it's a mistake even to take the content as primary — what looks like content may be something the author whipped up on the spur of the moment to fill a hole in the story.
	— статья, 1974

Станислав Лем

	Я думаю, что определённые сочетания и расположения слов могут иметь почти гипнотическую силу; именно такие возможности иногда демонстрировал Ван Вогт. Им он обязан своей известностью, а не длинным и скучным романам, в которых проблески гипнотического очарования случаются очень редко и длятся краткие мгновения.
	— «Фантастика и футурология», книга 1 (V. Социология научной фантастики)

Так как о Ван Вогте я уже много чего плохого сказал, считаю уместным следующее объяснение: если бы он просто был всего лишь графоманом, то вообще не заслуживал бы никакого внимания. Однако у него лишь иногда случаются графоманские заскоки. Это проявляется в форме взывающего к состраданию композиционного паралича, который опрокидывает повествование в частый у Ван Вогта сюжетный хаос, а также в форме интеллектуальной тривиальности, которая препятствует свободному выражению мысли и превращает буквально в руины его произведения, особенно повести и романы. Но Ван Вогт написал ряд великолепных коротких рассказов, и даже в более крупных произведениях, например, в <…> повести «The Voyage of the Space Beagle», можно найти поразительные страницы. <…> Просто у этого писателя бывают минуты вдохновения, благодаря которым он может вдохнуть жизнь в сплетения на удивление странных комбинаций и перенести читателя в фантастический мир своего воображения. <…> Ван Вогт как раз из тех, кто иногда умеет очаровать читателя.

— «Фантастика и футурология», книга 1 (V. Социология научной фантастики)

Из-за отсутствия системы селекции, побеждающей китч и способствующей продвижению ценностей, произведения Дика иногда приравниваются к творчеству Ван Вогта. Романы обоих авторов, несомненно, имеют общие черты, а именно: 1) они построены из китчевых элементов и 2) их строение полно противоречий. Это противоречия внешней природы — когда созданный в произведении мир является контрэмпирическим, т.е. вступает в противоречие с научным знанием, а также внутренней природы — когда действие романа развивается таким образом, что становится системой, опровергающей саму себя.

— «Science fiction: безнадёжный случай с исключениями», 6, 1972

Как доказали Найт и Блиш, фантасмогорическая акробатика Ван Вогта не служит никакому общему смыслу. Ван Вогт не разрешает заданных им самим загадок; не делает выводов из того, о чём шла речь ранее — он только поспешно фиксирует мысли, чтобы на них хаотически нагромождать очередные. Таким образом, Ван Вогт не гипнотизирует внимательного читателя, он его только усыпляет; этот сон — результат нарастающей скуки, а не покоряющего магнетизма. Единственная проблема, которую представляет проза Ван Вогта, это её рыночный успех, который интеллигентного читателя, каковым является Найт, одновременно раздражает и оскорбляет. Как может пользоваться огромной популярностью произведение, бессмысленность которого так однозначно доказал Найт? Однако в этом нет никакой глубокой тайны. Китчевая чепуха успешно удерживается на плаву, потому что на неё существует большой спрос. Поклонники Ван Вогта не забивают себе голову неопровержимой аргументацией Найта. Вероятнее всего они ничего о ней не знают и наверняка ничего и не хотят о ней знать. Они получают от Ван Вогта целую вселенную вместе с её жителями, войнами, империями, отлично организованную, при этом в своей тотальной бессмысленности незамедлительно объясняемую, закрывая при этом глаза на то, что им насаждается оглупляющая ложь. Пожалуй, больше на эту тему сказать нечего.

— «Science fiction: безнадёжный случай с исключениями», 6