Автоэволюция

Автоэволюция (от греч. αὐτός — сам) — эволюция, которая протекает не по исходным природным законам, а направляется самим объектом эволюции. По отношению к человеку её рассматривают трансгуманизм и постгуманизм. Термин ввёл, вероятно, Станислав Лем.

Цитаты

Станислав Лем

	В среде с очень бурными возмущениями — возмущениями, которые превышают возможности общественного регулирования — Разум может проявляться не в экспансивной форме, то есть не в форме стремления покорить среду, а в форме подчинения среде. Я имею в виду, что «биологическая» технология может сформироваться раньше «физической»: существа в таком мире преобразуют себя для того, чтобы иметь возможность жить в окружающей их среде, в противоположность людям, которые преобразуют среду себе на пользу. — Но это не разумная деятельность, это не Разум! — слышится возражение. — Точно так ведёт себя каждый биологический вид в процессе эволюции... Биологический вид не ведает, что творит, отвечу я своим оппонентам. Не он собою руководит: его ведёт Эволюция, швыряющая гекатомбы особей на решето естественного Отбора. Я же имею в виду осознанную деятельность: запланированную и управляемую автоэволюцию, как бы «приспособительное отступление». В нашем понимании это не похоже на разумную деятельность, поскольку девиз человека — героическая атака на окружающую его материю. Но в этом-то именно и состоит проявление нашего антропоцентризма. Чем больше разнятся условия жизни, господствующие в обитаемых мирах, тем большими должны быть для этих миров различия в их Разумах. — подобные идеи ранее развивались в т.ч., изредка, в фантастике («биологическая» цивилизация, пантропия)
	оригинал см. в статье
	— «Сумма технологии» (гл. III), 1963

	Человек не может изменять мир, не изменяя самого себя. Можно делать первые шаги на каком-то пути и прикидываться, будто не знаешь, куда он ведёт. Но это — не наилучшая из мыслимых стратегий. <…> Каков бы ни был результат автоэволюции, он означает, что человеку придётся исчезнуть с поверхности Земли; его образ в глазах «преемника» был бы мёртвым палеонтологическим названием — таким, каким для нас является австралопитек или неандерталец. Для почти бессмертного существа, которому его собственное тело подчиняется так же, как и среда, в которой он живёт, не существовало бы большинства извечных человеческих проблем. Биотехнический переворот тем самым уничтожил бы не только вид Homo sapiens, но и его духовное наследие. Если такой переворот не фантасмагория, то связанные с ним перспективы кажутся лишь издёвкой: вместо того чтобы решить свои проблемы, вместо того чтобы найти ответ на терзающие его столетиями вопросы, человек попросту укрывается от них в материальном совершенстве. Чем это не позорное бегство, чем не пренебрежение ответственностью, если с помощью технологии homo, подобно насекомому, совершает метаморфозу в этакого deus ex machina!
	Człowiek nie może zmieniać świata, nie zmieniając samego siebie. Można stawiać pierwsze kroki na jakiejś drodze i udawać, że nie wie się, dokąd ona prowadzi. Ale to nie jest najlepsza ze wszystkich możliwych strategii. <…> Bez względu na to, jaki byłby rezultat autoewolucyjnego działania, oznacza on, że człowiek ma zniknąć z powierzchni Ziemi; obraz jego w oczach „następcy” byłby martwą nazwą zoologiczną, jaką jest dla nas Australopithecus czy Neandertalczyk. Dla istoty prawie — nieśmiertelnej, której własne ciało podlega tak samo, jak otoczenie, nie istniałaby większość odwiecznych problemów ludzkich; przewrót więc biotechnologiczny jest nie tylko zgładzeniem gatunku Homo Sapiens, ale i zabójstwem jego duchowej puścizny. Jeśli nie jest fantasmagorią, perspektywa taka wydaje się tylko szyderstwem: zamiast rozwiązać swe problemy, zamiast znaleźć odpowiedzi na dręczące od wieków pytania, człowiek ma schronić się przed nimi w materialnej doskonałości; cóż to za haniebna ucieczka, co za porzucenie odpowiedzialności, kiedy przy pomocy technologii homo przepoczwarzą się w owego deus ex machina!
	— «Сумма технологии» (гл. VIII)

	Генетический отбор по анатомическим признакам кажется вполне безопасным для культуры, в остальном же — весьма привлекательным; почему бы не сделать нормой физическую красоту? Но это лишь начало пути, снабженного указателем с надписью: «Разум на службе влечений». Уже и сейчас материализованные творения разума в своем большинстве потворствуют бездумному сибаритству. Мудро устроенный телевизор тиражирует всякую чушь; чудесные средства передвижения позволяют недоумкам под видом туризма наклюкаться не в своей родной забегаловке, а рядом с собором святого Петра. И вторжение техники в человеческие тела наверняка свелось бы к тому, чтобы до предела расширить гамму чувственных наслаждений и кроме секса, наркотиков, кулинарных изысков испробовать новые, ещё неизведанные разновидности чувственных возбудителей и переживаний. Коль скоро у нас есть «центр наслаждения», что нам мешает подключить к нему синтетические органы ощущений, позволяющие испытывать мистические и немистические оргазмы или «многопредельный экстаз»? Такая автоэволюция ведёт к необратимому замыканию человека внутри культуры, делает его пленником жизненных привычек, отрезает от мира за пределами планеты — и кажется самой приятной формой духовного самоубийства.
	Oczywiście genetyczna selekcja na cechy czysto anatomiczne wydaje się czymś błahym pod względem mocy przemian kulturotwórczych, a jednocześnie czymś, pożądanym dla estetycznych powodów (jako szansa upowszechnienia fizycznej urody). Mówię jednak o początkach drogi, którą można by opatrzyć informacyjną tablicą „rozum na służbie popędów”. A to dlatego, ponieważ olbrzymia większość materializowanych produktów rozumu jest inwestowana w prace typowo sybarytyczne. Mądrze skonstruowany telewizor upowszechnia intelektualną brednię, wspaniałe techniki komunikacyjne służą temu, żeby, zamiast upić się na swoim podwórku, przebrany za turystę debil mógł to samo uczynić w pobliżu bazyliki Świętego Piotra. Gdyby ta tendencja miała doprowadzić do inwazji technicznych środków w ludzkie ciała, chodziłoby zapewne o to, żeby gama doznań rozkosznych uległa maksymalnemu poszerzeniu, a może nawet o to, by poza seksem, narkotykiem, szczęściem kulinarnym — stały się dostępne inne, całkowicie nie znane jeszcze rodzaje zmysłowych podniet i spełnień. Skoro mamy w mózgu „ośrodek rozkoszy”, cóż broniłoby nam podłączenia do niego syntetycznych zmysłowych organów, pozwalających zdobywać orgazmy mistyczne i niemistyczne w praktykach specjalnie zaplanowanych i wymyślonych jako wyzwalacz wielozakresowej ekstazy? Tak urzeczywistniana autoewolucja stanowi definitywne zamknięcie się w kulturze, w obyczaju, odcięcie od świata pozaplanetarnego i wydaje się wyjątkowo miłą formą umysłowego samobójstwa.
	— «Глас Господа», 1968

	… для этики нет иного объекта, кроме созданного в процессе эволюции человека, ведь автоэволюционные перспективы подрывают самые основы этики.
	— «Фантастика и футурология», книга 1 (Системная этика), 1972

	Дело в том, что нет Разума, коль скоро есть разумы различной мощности, — и чтобы выйти на новый путь, <…> человеку разумному придётся либо расстаться с человеком природным, либо отречься от своего разума. Последней притчей будет сказка, в которой странник находит на распутье камень с надписью: «Налево пойдёшь — головы не снесёшь, направо пойдёшь — пропадёшь, а назад пути нет». <…> Если вы пойдёте по первому пути, горизонт вашей мысли не вместит всех знаний, необходимых для языкового творения. Конечно, барьер этот не абсолютен. Вы можете его обойти при помощи высшего Разума, <…> [который] смог бы дать вам плоды этих знаний. Но только плоды — а не самые знания, поскольку ваш ум не вместит их. Так что вы, как ребёнок, будете отданы под опеку; вот только ребёнок, вырастая, становится взрослым, а вы уже не повзрослеете никогда. Как только высший Разум дарует вам то, чего вы постичь не сможете, он угасит ваш собственный разум. Именно об этом предупреждает надпись из сказки: выбрав эту дорогу, вы не сбережёте голов. Если вы пойдёте по другому пути, не соглашаясь отречься от Разума, вам придётся отказаться от себя, — а не только совершенствовать мозг, поскольку его горизонт невозможно раздвинуть достаточно широко. Тут Эволюция сыграла с вами мрачную шутку: её разумный опытный образец был создан на пределе конструктивных возможностей. Вас ограничивает строительный материал, — а также все принятые в процессе антропогенеза решения кода. Итак, вы взойдёте разумом выше, согласившись отречься от себя. Человек разумный откажется от человека природного — то есть, как и остерегала нас сказка, homo naturalis погибнет. Можете ли вы не трогаться с места, упорно оставаясь на распутье? Но тогда не избежать вам стагнации, а стагнация для вас — плохое убежище! Сверх того, вы сочтёте себя узниками, очутитесь в неволе; ибо неволя не задана самим фактом существования ограничений: нужно её увидеть, заметить на себе кандалы, ощутить их тяжесть, чтобы действительно стать невольником. Итак, либо вы вступите в стадию экспансии Разума, покинув свои тела, либо окажетесь слепыми при зрячих поводырях, либо, наконец, застынете в бесплодной угнетённости духа. Перспектива не слишком манящая. Но она ведь вас не удержит. Вас ничто не удержит. Сегодня отчуждённый Разум представляется вам такой же трагедией, как и расставание с телом; это — отказ от всего, чем человек обладает, а не только от телесной человекообразности. Такое решение, вероятно, будет для вас катастрофой, самой ужасной из всех, абсолютным концом, крахом всего человеческого, ведь эта линька обратит в прах и тлен наследие двадцати тысячелетий вашей истории — всё, что завоевал Прометей в борьбе с Калибаном. Не знаю, утешит ли это вас... но постепенность перемен лишит их монументально-трагического и вместе с тем отталкивающего и грозного смысла, который просвечивает в моих словах. Всё совершится куда прозаичнее... и отчасти уже совершается: уже мертвеют целые области традиции, она уже отслаивается, отмирает, и именно это приводит вас в такое смятение; так что, если вы проявите сдержанность (добродетель, вам не присущую), сказка сбудется так незаметно, что вы не погрузитесь в слишком глубокий траур по самим себе. <…> Вам уже не удастся ни погибнуть, ни победить на старый манер. Думаю, вы всё же вступите в эру метаморфозы, решитесь отбросить всю свою историю, всё наследие, всё, что ещё осталось у вас от природной человеческой сущности, образ которой, переогромленный в высокую трагедийность, сфокусирован в зеркалах ваших вер, — и переступите этот порог, ибо иного выхода нет; и в том, что ныне кажется вам просто прыжком в бездну, увидите если не красоту, то вызов, и это не будет изменой себе — коль скоро, отринув человека, человек уцелеет.
	оригинал см. в статье
	— «Голем XIV», 1973

	Каждый хотел бы, чтобы у него был красивый и умный ребёнок. Но никто не желает, чтобы его ребёнком была умная и прекрасная цифровая машина, пусть даже она будет во сто раз умнее и здоровее живого ребёнка. Между тем программа автоэволюции — это скользкая покатая плоскость без ограничителей, ведущая в пропасть абсурда. Первая стадия этой программы очень скромна <…>. Небелковый организм не боится высоких температур, радиоактивного излучения, космических перегрузок; бескровный организм, в котором снабжение кислородом совершается просто путем обмена электронов, без примитивного посредничества кровообращения, несравненно менее хрупок и смертен; и вот, начав однажды переделывать себя, разумная раса преодолеет ограничения, которые на неё наложила её планетная колыбель. Дальнейшие шаги ведут к появлению существа, устроенного, быть может, куда гармоничнее, гораздо лучше переносящего удары и беды, <…> гораздо более всестороннего, разумного, ловкого, долговечного, а в пределе — даже бессмертного <…>, — с одной-единственной оговоркой: на человека оно будет похоже не больше, чем цифровая машина или трактор. <…> Если уж мы переделываем не самих себя, а потомство, не проще ли и не лучше ли сразу усыновить цифровую машину, а то и целый вычислительный центр? Ведь раскладка процесса оптимизации на целый ряд поколений — обыкновеннейший камуфляж, программа видового самоубийства в рассрочку; так чем же рассроченная самоликвидация лучше немедленной? Лишь тот, кто согласен усыновить вычислительный центр на ногах (или на воздушной подушке), может без опасений и оговорок приступить к переделке собственного потомства ради создания совершенных правнуков. <…> Почему, спрашивается, нас должны заменить отдельные системные единицы, ведь ещё эффективнее был бы всепланетный кристаллический мозг, наш потомок, наследник и продолжатель! Ксиксокт в полемическом пылу утверждал, что поборники автоэволюции подобны убийце, который убивает жертву не сразу, а постепенно, малыми дозами яда, чтобы привыкнуть к зрелищу агонии. Его иронический лозунг «Генженеры всех стран, усыновляйте компьютеры!» серьёзно дискредитировал эту грандиозную программу. — частично — парафраз идей гл. VIII «Суммы технологии»
	оригинал см. в статье
	— «Осмотр на месте», 1981

Автоэволюция человека, как самопреобразование вида, представляется мне нежелательной <…>. Важно, чтобы изобретательность человека НЕ смогла «катапультировать» нас из нашей человеческой сути. <…> Генная инженерия сможет многое усовершенствовать в человеке, не уничтожая его человеческой сути, сконцентрированной в мозге. Наш вид не должен утратить своей преемственности в виде идентичности с историческими предками. Если бы мы уничтожили в себе эту идентичность, это было бы равнозначно уничтожению многовековой культурной традиции, созданной общими усилиями тысяч поколений, и на такую «оптимизацию» я бы не согласился, ведь ВЗАМЕН мы не могли бы получить ничего более, чем сытое довольство необычайно здоровых, не подверженных болезням животных. Неудовлетворённость собой, своими достижениями, негодование в случае любого вида измены и отречения от канонов нравственности, которые, правда, не до конца чётки и последовательны, но, тем не менее, как «нравственный закон внутри нас» существуют, — это не атрибуты человеческого, а само человеческое в своей в дальнейшем не подлежащей изменению сути.

— «От эргономики до этики», 1990