Человек-растение

«Человек-растение» (фр. L'homme plante) — сочинение Жюльена Ламетри, впервые изданное анонимно в 1748 году.

Цитаты

Глава первая

Мы начинаем смутно распознавать единообразие природы, этими ещё слабыми лучами света мы обязаны изучению естественной истории. Но до какой степени простирается это единообразие? Следует остерегаться изображать природу в утрированном виде: она не настолько однообразна, чтобы не отступать часто от самых излюбленных своих законов <…>. Чтобы судить об аналогии между двумя основными царствами природы, надо сравнить составные части растений с составными частями человека и то, что я говорю о человеке, применить затем к животным. У человека, как и у растений, имеются главный корень и волосные корни. Область чресел и канал грудной полости составляют первый, молочные железы — вторые. И там и здесь одинаковое применение, одинаковые функции. Посредством этих корней пища разносится по всему пространству организованного тела. Но человек не является просто опрокинутым деревом, мозг которого представляет как бы корень, так как корень этот образуется из простого сплетения брюшных сосудов, представляющих первичные образования; по крайней мере последние формируются ранее, чем защищающие их покровы, которые составляют как бы кору человека.

Nous commençons à entrevoir l’uniformité de la nature : ces rayons de lumiere encore foibles sont dûs à l’étude de l’histoire naturelle ; mais jusqu’à quel point va cette uniformité ? Prenons garde d’outrer la nature, elle n’est pas si uniforme, qu’elle ne s’écarte souvent de ses loix les plus favorites <…>. Pour juger de l’analogie qui se trouve entre les deux principaux regnes, il faut comparer les parties des plantes avec celles de l’homme, & ce que je dis de l’homme, l’appliquer aux animaux. Il y a dans notre espece, comme dans les végétaux, une racine principale & des racines capillaires. Le réservoir des lombes & le canal thoracique, forment l’une, & les veines lactées sont les autres. Mêmes usages, mêmes fonctions par-tout. Par ces racines, la nourriture est portée dans toute l’étendue du corps organisé. L’homme n’est donc point un arbre renversé, dont le cerveau seroit la racine, puisqu’elle résulte du seul concours des vaisseaux abdominaux qui sont les premiers formés ; du moins le sont-ils avant les tégumens qui les couvrent, & forment l’écorce de l’homme.

Лёгкие — это наши листья, которые заменяют растениям эти внутренние органы, подобно тому как последние замещают собой отсутствующие у нас листья. Эти лёгкие растений имеют ветви для увеличения их общей протяжённости <…>. Есть ли у нас нужда в листьях и ветвях? Нет, нам совершенно достаточно сети наших сосудов и лёгочных пузырьков, находящейся в полном соответствии с объёмом нашего тела и с небольшими его размерами.

Les poumons sont nos feuilles. Elles suppléent à ce viscere dans les végétaux, comme il remplace chez nous les feuilles qui nous manquent. Si ces poumons des plantes ont des branches, c’est pour multiplier leur étendue <…>. Qu’avions-nous besoin de feuilles & de rameaux ? La quantité de nos vaisseaux & de nos vésicules pulmonaires, est si bien proportionnée à la masse de notre corps, à l’étroite circonférence qu’elle occupe, qu’elle nous suffit.

Разве сердце бьётся не у всех животных? <…> Теплота, это второе сердце природы, этот огонь земли и солнца, словно проникший в воображение воспевающих его поэтов, этот огонь, говорю я, так же как и у нас, приводит в движение соки в стволах деревьев, подобно нам покрывающихся испариной. Ибо в самом деле, какая иная причина могла бы вызвать прорастание, рост, цветение и размножение во Вселенной? Воздух, по-видимому, оказывает на растения такое же действие, какое правильно приписывают в человеке тому виду нежной жидкости нервов, существование которой может быть доказано многочисленными опытами.

Le cœur bat-il dans tous les animaux ? <…> La chaleur, cet autre cœur de la nature, ce feu de la terre & du soleil, qui semble avoir passé dans l’imagination des poëtes, qui l’ont peint ; ce feu, dis-je, fait également circuler les sucs dans les tuyaux des plantes, qui transpirent comme nous. Quelle autre cause en effet pourroit faire tout germer, croître, fleurir & multiplier dans l’univers ? L’air paroît produire dans les végétaux les mêmes effets qu’on attribue avec raison dans l’homme, à cette subtile liqueur des nerfs, dont l’existence est prouvée par mille expériences.

Если у цветов есть листья или лепестки, то мы можем рассматривать как таковые наши руки и ноги. Нектарник <…> подобен молочной железе у женского экземпляра нашей породы после наступления у него половой зрелости. <…> Матку девственницы или по крайней мере небеременной женщины или же, если угодно, яичник можно рассматривать как не оплодотворённый ещё зародыш. Столбик женщины — это влагалище; наружные женские половые органы и лобок вместе с выделяемым железами этих частей запахом соответствуют рыльцу пестика; матка, влагалище и наружные половые органы образуют пестик — название, которое современные ботаники дают всем женским частям растений. Я сравниваю околоплодник с маткой во время беременности, так как он служит для развития плода.

Si les fleurs ont leurs feuilles, ou pétales, nous pouvons regarder nos bras & nos jambes comme de pareilles parties. Le nectarium <…> est celui du lait dans la plante femelle de notre espece, lorsque la mâle le fait venir. <…> On peut regarder la matrice vierge, ou plutôt non grosse, ou, si l’on veut, l’ovaire, comme un germe qui n’est point encore fécondé. Le stylus de la femme est le vagin ; la vulve, le mont de Vénus avec l’odeur qu’exhalent les glandes de ces parties, répondent au Stigma : & ces choses, la matrice, le vagin & la vulve forment le Pistille ; nom que les botanistes modernes donnent à toutes les parties femelles des plantes. Je compare le péricarpe à la matrice dans l’état de grossesse, parce qu’elle sert à envelopper le fœtus. Nous avons notre graine comme les plantes, & elle est quelquefois fort abondante.

	Так как эякуляция происходит в момент выдыхания воздуха, она должна быть непродолжительной: слишком продолжительное наслаждение могло бы стать для нас могилой.
	Comme [l’éjaculation] se fait dans l’expiration, il falloit qu’elle fût courte : des plaisirs trop longs eussent été notre tombeau.

Амнион и хорион, пуповина, матка — всё это имеется в обоих царствах природы. Наконец, разве собственными усилиями человеческий плод выходит на свет из материнского узилища? Ведь и плод растений, или, выражаясь иначе, растительный эмбрион, падает на землю при малейшем движении, как только созреет: это — растительные роды. Если человек и не является созданием растительного царства, <…> то, во всяком случае, он — насекомое, пускающее свои корни в матке, подобно тому как это делает оплодотворённый зародыш растений в своей.

L’amnios, le chorion, le cordon ombilical, la matrice, &c. se trouvent dans les deux regnes. Le fœtus humain sort-il enfin par ses propres efforts de la prison maternelle ? Celui des plantes, ou, pour le dire néologiquement, la plante embrionnée, tombe au moindre mouvement, dès qu’elle est mûre : c’est l’accouchement végétal. Si l’homme n’est pas une production végétale <…> c’est du moins un insecte qui pousse ses racines dans la matrice, comme le germe fécondé des plantes dans la leur.

	Наконец, среди растений есть негры, мулаты и уроды <…>. Здесь можно встретить удивительные перья, уродства, опухоли, зобы, обезьяньи и птичьи хвосты; но самой важной и поразительной аналогией является то, что плод растений, как это доказал Монро, питается отчасти как яйцеродный, отчасти же как живородный зародыш.
	Il y a encore parmi les plantes des noirs, des mulâtres, des taches <…>. Il y a des panaches singuliers, des montres, des loupes, des goëtres, des queues de singes & d’oiseaux ; & enfin, ce qui forme la plus grande & la plus merveilleuse analogie, c’est que les fœtus des plantes se nourrissent, comme Mr. Monroo l’a prouvé, suivant un mélange du mécanisme des ovipares & des vivipares.

Глава вторая

Чем больше у какого-нибудь организованного тела потребностей, тем больше средств даёт ему природа для их удовлетворения. Эти средства заключаются в различных степенях проницательности, известной под названием инстинкта у животных и души у человека. Чем меньше у организованного тела потребностей, чем легче питать его и растить, тем слабее развиты в нём умственные способности. Существа, лишённые потребностей, лишены вместе с тем и ума…

Plus un corps organisé a de besoins, plus la nature lui a donné de moyens pour les satisfaire. Ces moyens sont les divers degrés de cette sagacité, connue sous le nom d’instinct dans les animaux, & d’âme dans l’homme. Moins un corps organisé a de nécessités, moins il est difficile à nourrir & à élever, plus son partage d’intelligence est mince. Les êtres sans besoins, sont aussi sans esprit…

Растения не только не имеют души, но эта субстанция была бы для них даже бесполезной. Раз у них нет никаких потребностей животной жизни, никаких беспокойств, никаких забот, никаких задач и желаний, то всякий проблеск ума является для них столь же излишним, как свет для слепого. За отсутствием философских доказательств, это соображение в соединении со свидетельством наших чувств может служить доводом для признания существования души у животных. Ещё с бо́льшим основанием приходится отказывать в существовании инстинкта всем телам, прочно прикреплённым к скалам, к морским судам, и тем, которые образуются в недрах земли. Возможно, что образование минералов происходит согласно законам притяжения, так что, например, железо никогда не притягивает золота и, наоборот, все разнородные частицы отталкиваются и одни только однородные соединяются, образуя из себя единое тело. <…> Плод воображения, ветхие химеры — все эти души, которыми щедро наделяют все царства природы! <…> Впрочем, следует простить древним их учение об общих и частных душах. Они не были сведущи в строении и организации тел из-за отсутствия у них экспериментальной физики и анатомии. Всё должно было казаться им столь же непонятным, как детям или дикарям, которые, видя в первый раз часы, устройства которых они не знают, считают их одушевлёнными <…>. А между тем они думали бы иначе, если бы вникли в простое устройство часового механизма, предполагающего не собственную душу, а душу наделённого разумом мастера…

Non-seulement les plantes n’ont point d’ame, mais cette substance leur étoit inutile. N’ayant aucune des nécessités de la vie animale, aucune sorte d’inquiétude, nuls soins, nuls pas à faire, nuls désirs, toute ombre d’intelligence leur eût été aussi superflue, que la lumiere à un aveugle. Au défaut de preuves philosophiques, cette raison jointe à nos sens, dépose donc contre l’âme des végétaux. L’instinct a été encore plus légitimement refusé à tous les corps fixement attachés aux rochers, aux vaisseaux, ou qui se forment dans les entrailles de la terre. Peut-être la formation des minéraux se fait-elle suivant les loix de l’attraction ; en sorte que le fer n’attire jamais l’or, ni l’or le fer, que toutes les parties hétérogenes se repoussent, & que les seules homogenes s’unissent, ou font un corps entr’elles. <…> Imaginations, chimeres antiques, que toutes ces ames prodiguées à tous les regnes ! <…> Au reste, il faut pardonner aux anciens leurs ames générales & particulieres. Ils n’étoient point versés dans la structure & l’organisation des corps, faute de physique expérimentale & d’anatomie. Tout devoit être aussi incompréhensible pour eux, que pour ces enfans, ou ces sauvages, qui voyant pour la premiere fois une montre, dont ils ne connoissent pas les ressorts, la croient animée, <…> tandis qu’il suffit de jeter les yeux sur l’artifice de cette machine, artifice simple, qui suppose véritablement, non une ame qui lui appartienne en propre, mais celle d’un ouvrier intelligent…

… движения усложняются <…> у всех [животных] в соответствии с испытываемыми ими беспокойством и затруднениями, ибо без ума, соответствующего его потребностям, одно животное не смогло бы вытягивать шею, другое ползать, третье опускать или поднимать голову, летать, плавать, ходить, т е. производить движения, необходимые для нахождения пищи. Точно так же при отсутствии способности возмещать потери, беспрестанно происходящие у животных, меньше всего выделяющих пот, ни один животный индивидуум не смог бы жить: он погиб бы тотчас же после появления на свет, и, следовательно, животные тела понапрасну производились бы…

… surplus de mouvement <…> de tous les [animaux], à proportion des inquiétudes qui les tourmentent : car sans cette intelligence relative aux besoins, celui-ci ne pourroit alonger le cou, celui-là ramper, l’autre baisser ou lever la tête, voler, nager, marcher, & cela visiblement exprès pour trouver sa nourriture. Ainsi, faute d’aptitude à réparer les pertes que font sans-cesse les bêtes qui transpirent le moins, chaque individu ne pourroit continuer de vivre : il périroit à mesure qu’il seroit produit, & par conséquent les corps le seroient vainement…

Глава третья

Какое чудное зрелище представляет собой эта лестница с незаметными ступенями, которые природа проходит последовательно одну за другой, никогда не перепрыгивая ни через одну ступеньку во всех своих многообразных созданиях! Какая поразительная картина — вид Вселенной: всё в ней в совершенстве слажено, ничто не режет глаза; даже переход от белого цвета к чёрному совершается через длинный ряд оттенков или ступеней, делающих его бесконечно приятным. Человек и растение — это белое и чёрное. Четвероногие, птицы, рыбы, насекомые, амфибии являются промежуточными оттенками, смягчающими резкий контраст этих двух цветов. Если бы не существовало этих промежуточных оттенков, под которыми я подразумеваю проявления жизни различных животных, то человек, это гордое животное, созданное, подобно другим, из праха, возомнил бы себя земным богом и стал бы поклоняться только самому себе. Вид даже самых жалких и низких по внешности животных должен сбивать спесь у философов. Вознесённые случайно на вершину лестницы природы, мы должны помнить, что достаточно малейшего изменения в нашем мозгу, где пребывает душа у всех людей (за исключением, впрочем, последователей Лейбница), чтобы мы тотчас были низвергнуты вниз. Не будем поэтому относиться с презрением к существам, имеющим одинаковое с нами происхождение. Правда, это существа второго ранга, но зато они более постоянны и устойчивы.

Rien de plus charmant que cette contemplation, elle a pour objet cette échelle imperceptiblement graduée, qu’on voit la nature exactement passer par tous ses degrés, sans jamais sauter en quelque sorte un seul échelon dans toutes ses productions diverses. Quel tableau nous offre le spectacle de l’univers ! Tout y est parfaitement assorti, rien n’y tranche ; si l’on passe du blanc au noir, c’est par une infinité de nuances, ou de degrés, qui rendent ce passage infiniment agréable. L’homme & la plante forment le blanc & le noir ; les quadrupedes, les oiseaux, les poissons, les insectes, les amphibies, nous montrent les couleurs intermédiaires qui adoucissent ce frappant contraste. Sans ces couleurs, sans les opérations animales, toutes différentes entr’elles, que je veux désigner sous ce nom ; l’homme, ce superbe animal, fait de boue comme les autres, eût cru être un dieu sur la terre, & n’eut adoré que lui. Il n’y a point d’animal si chétif & si vil en apparence, dont la vue ne diminue l’amour-propre d’un philosophe. Si le hasard nous a placés au haut de l’échelle, songeons qu’un rien de plus ou de moins dans le cerveau, où est l’ame de tous les hommes, (excepté des Léibnitiens) peut sur le champ nous précipiter au bas, & ne méprisons point des êtres qui ont la même origine que nous. Ils ne sont à la vérité qu’au second rang, mais ils y sont plus stables & plus fermes.

… раз у человека больше потребностей, чем у животных, у него должно быть и бесконечно больше ума. Кто бы мог подумать, что такая ничтожная причина вызвала столь большие последствия? Кто бы мог подумать, что подобное прискорбное подчинение назойливым требованиям жизни, на каждом шагу напоминающим нам о низменности нашего происхождения и нашего положения, составляет источник нашего счастья и нашего достоинства, скажу больше, даже наслаждений ума, во много раз превосходящих наслаждения плоти. Если наши потребности, в чём не приходится сомневаться, вытекают из строения наших органов, то не менее очевидно, что наша душа зависит непосредственно от наших потребностей и она настолько быстро их удовлетворяет и предупреждает, что ничто не может устоять перед ними. Необходимо, чтобы даже наша воля подчинялась им. Итак, можно сказать, что наша душа тем сильнее и проницательнее, чем больше этих потребностей, подобно тому как полководец кажется тем более искусным и энергичным, чем с большим числом неприятелей ему приходится сражаться. <…> Мне остаётся предупредить возражение, которое мне могут сделать. <…> если бы потребности тела являлись мерилом ума, то почему же до известного возраста, когда у человека больше потребностей, чем в какую-либо другую пору его жизни, <…> у него до такой степени слабо развит инстинкт, что без множества постоянных забот о нём он бы неминуемо погиб, тогда как животные, едва только появившись на свет, обнаруживают столько предусмотрительности, хотя, согласно вашей гипотезе и даже действительности, у них очень мало потребностей? Это возражение покажется малоубедительным, если принять во внимание тот факт, что появляющиеся на свет животные уже провели значительную часть своей короткой жизни в утробе матери; там они сформировываются настолько, что, например, ягнёнок одного дня отроду бегает по лугам и щиплет траву наравне со своими отцом и матерью. Время пребывания в утробе человеческого плода сравнительно менее продолжительно: оно проводит в утробе лишь 1/25 возможной продолжительности его жизни; так как, не будучи достаточно сформированным, он не может мыслить, то необходимо, чтобы его органы имели время окрепнуть и приобрести силу, нужную для получения инстинкта; причина этого та же, в силу которой булыжник не смог бы давать искры, если бы не был твёрдым. Человек, рождённый более голыми родителями и сам более голый и хрупкий, чем животное, не может в короткое время приобрести ум; справедливость требует, чтобы, опаздывая в одном отношении, этот ум забегал вперёд в другом. Человек ничего не теряет от того, что ему приходится ждать: природа с лихвой вознаграждает его, давая ему более подвижные и свободные органы.

C’est qu’ayant infiniment plus de besoins, il fallait qu’il eût infiniment plus d’esprit. Qui eût cru qu’une si triste cause eût produit de si grands effets ? Qui eût cru qu’un aussi fâcheux assujettissement à toutes ces importunes nécessités de la vie, qui nous rappellent à chaque instant la misere de notre origine & de notre condition, qui eût cru, dis-je, qu’un tel principe eût été la source de notre bonheur, & de notre dignité ; disons plus, de la volupté même de l’esprit, si supérieure à celle du corps ? Certainement si nos besoins, comme on n’en peut douter, sont une suite nécessaire de la structure de nos organes, il n’est pas moins évident que notre ame dépend immédiatement de nos besoins, qu’elle est si alerte à satisfaire & à prévenir, que rien ne va devant eux. Il faut que la volonté même leur obéisse. On peut donc dire que notre ame prend de la force & de la sagacité, à proportion de leur multitude ; semblable à un général d’armée qui se montre d’autant plus habile & d’autant plus vaillant, qu’il a plus d’ennemis à combattre. <…> Il me reste à prévenir une objection qu’on pourroit me faire. <…> si les besoins des corps étoient la mesure de leur esprit, pourquoi jusqu’à un certain âge, où l’homme a plus de besoins que jamais, <…> pourquoi a-t-il alors si peu d’instinct, que sans mille soins continuels, il périroit infailliblement, tandis que les animaux à peine éclos, montrent tant de sagacité, eux qui, dans l’hypothese, & même dans la variété, ont si peu de besoins. On fera peu de cas de cet argument, si l’on considere que les animaux venant au monde ont déjà passé dans la matrice un long temps de leur courte vie, & de là vient qu’ils sont si formés, qu’un agneau d’un jour, par exemple, court dans les prairies, & broute l’herbe, comme pere & mere. L’état de l’homme fœtus est proportionnellement moins long ; il ne passe dans la matrice qu’un vingt-cinquieme possible de sa longue vie ; or n’étant pas assez formé, il ne peut penser, il faut que les organes aient eu le temps de se durcir, d’acquérir cette force qui doit produire la lumiere de l’instinct, par la même raison qu’il ne sort point d’étincelle d’un caillou, s’il n’est dur. L’homme né de parens plus nus ; plus nu, plus délicat lui-même que l’animal, il ne peut avoir si vîte son intelligence ; tardive dans l’un, il est juste qu’elle soit précoce dans l’autre ; il n’y perd rien pour attendre ; la nature l’en dédommage avec usure, en lui donnant des organes plus mobiles & plus déliés.

Перевод

В. Левицкий под ред. В. М. Богуславского (с незначительными уточнениями)