Тот самый Мюнхгаузен (сценарий)
«Тот самый Мюнхгаузен» — сценарий Григория Горина для сатирического фильма режиссёра Марка Захарова 1979 года. Написан на основе пьесы автора «Самый правдивый» 1976 года по мотивам произведений Р. Э. Распе. Впервые опубликован в 1980.
Цитаты
правитьЧасть первая
правитьТомас. Господин барон пошёл в лес на охоту и там встретился с этим медведем. Медведь бросился на него, а поскольку господин барон был без ружья… |
Томас. Фрау Марта, я не расслышал, который час? |
Мюнхгаузен (смотрит на часы.) Не правда ли, пастор, поразительно медленная машина? Как она умудряется отсчитывать столетия, просто не понимаю… |
Мюнхгаузен. А где утка, Томас? |
Мюнхгаузен. [Жена] сбежала от меня два года назад. |
Марта. Прости меня, Карл, я знаю, ты не любишь чужих советов… Но может быть, ты что-то делаешь не так?! А? Может, этот разговор с пастором надо было вести как-то иначе? |
Томас. Я хотел сказать: утка готова. |
Феофил. И наконец, этот! (Подходит к последней картине, срывает вуаль с портрета смотрит улыбающийся Мюнхгаузен, поднимающий себя за волосы из болота.) Почему ты не выкинешь эту мазню? |
Рамкопф. Все имеют любовниц. Но нельзя же допускать, чтобы на них женились. Это аморально! |
Бургомистр. Баронесса, понимаю ваш гнев, но что я могу сделать? Объявить человека сумасшедшим довольно трудно. Надо иметь веские доводы. |
Мюнхгаузен. Наше замужество, как это ни странно, началось задолго до нашего рождения: род Мюнхгаузена давно мечтал породниться с родом фон Дуттен, поэтому, когда у них родилась девочка, то я, в свою очередь, родился уже не только мальчиком, но и мужем. Нас познакомили ещё в колыбели, и моя супруга мне сразу не понравилась, о чём я и заявил, как только научился разговаривать. К сожалению, к моим словам не прислушались, и, едва мы достигли совершеннолетия, нас отвезли в церковь. В церкви на вопрос священника, готов ли я взять в жены Якобину фон Дуттен, я честно ответил: «Нет!» И нас тут же обвенчали. После венчания мы уехали в свадебное путешествие: я — в Турцию, она — в Швейцарию, и три года жили там в любви и согласии. Затем, уже находясь в Германии, я был приглашен ландграфом Бранденбургским на бал-маскарад, где танцевал с одной очаровательной особой в маске испанки. Там же я увлек её в беседку, обольстил, после чего она сняла маску, и я увидел, что это моя собственная жена. Таким образом, если я изменил, то прежде всего себе. Обнаружив ошибку, я тут же хотел подать на развод, но выяснилось, что у нас должен кто-то родиться. Как порядочный человек, я не мог бросить жену, пока ребёнок не достиг совершеннолетия. Я вернулся служить в полк, совершил несколько кругосветных путешествий, участвовал в трёх войнах, где был ранен в голову. Вероятно, в связи с этим возникла нелепая мысль, что я смогу прожить остаток дней в кругу семьи. Я вернулся домой, провёл три дня, общаясь с супругой и сыном, после чего немедленно направился к аптекарю купить яду. И тут — свершилось чудо! Я увидел Марту… Самую чудную, самую честную, самую прекрасную… <…> Жизнь приобрела смысл! Я влюбился в первый и, наверное, последний раз в жизни, и я счастлив! Надеюсь, что Якобина всё поймёт и, в конце концов, порадуется вместе со мной… И да здравствует развод, господа! Он разрушает ложь, которую я так ненавижу!! |
Феофил. Уважаемый суд! Я буду по-военному краток. Вы хотите знать моё мнение? Вот оно! (Достал пистолет, направил его на Мюнхгаузена.) |
Томас (обращаясь к портрету). Великий вы человек, барон Мюнхгаузен, а всё-таки и на вас пыль ложится. <…> Вы можете побеждать целые армии, а против пыли — ни-ни… Против неё ни ядра, ни картечь… Только Томас с тряпкой. И не протри он ваши подвиги, кто их увидит? |
Мюнхгаузен. Послушайте же наконец! Марта! Томас!.. Бургомистр! Я открыл новый день. Это одно из самых великих открытий, а может, самое-самое… Я шёл к нему через годы раздумий, наблюдений… И вот оно пришло — тридцать второе! <…> В году триста шестьдесят пять дней и шесть часов. Эти часы складывают, и тогда каждый четвёртый год становится високосным… Но я задумался: а точно ли в году триста шестьдесят пять дней шесть часов?! Оказалось, нет! В нормальном году триста шестьдесят пять дней шесть часов и ещё три секунды… <…> Итак — три секунды неучтённого времени. За годы эти секунды складываются в минуты, за столетия — в часы. Короче, дорогие мои, за время существования нашего города нам натикало лишний день! Тридцать второе мая! <…> Ну не идиоты же мы, чтобы отказываться от лишнего дня в жизни?! Томас, ты рад, что у нас появилось тридцать второе? |
Марта. Помнишь, когда мы встретились с Шекспиром, он сказал: все влюблённые клянутся исполнить больше, чем могут, а не исполняют даже возможного… |
Мюнхгаузен (задумавшись). Я всё напишу, господин бургомистр!.. Как вы говорите: «Я, барон Мюнхгаузен, обыкновенный человек…» Звучит как начало романса… Ничего страшного. |
Часть вторая
правитьФеофил. Ну почему мне так не везёт?! Почему?! Ведь я прекрасный стрелок! |
Баронесса. Вы знаете, пастор, что мы с Генрихом тщательно исследовали всё литературное наследие покойного барона. И вот, представьте, нам вдруг встречается эта Библия… (Протягивает Пастору толстую книгу.) |
Томас. Слышал, у вас сын родился? |
Баронесса. Сегодня — годовщина, полно дел… Вечером мы открываем тебе памятник! |
Роща за городом. На одном из деревьев, прячась за ветками, сидит Фельдфебель. <…> |
Бургомистр. Как всегда, шутите? |
Рамкопф. Что ж вам не нравится? Прекрасное издание! |
Рамкопф. Уважаемый суд! <…> Популярность покойного барона Мюнхгаузена столь велика, что, естественно, появилось немало мошенников, стремящихся погреться в лучах его славы. Один из них сидит передо мной на скамье подсудимых. Воспользовавшись своим внешним сходством с покойным бароном, овладев его походкой, голосом и даже отпечатками пальцев, подсудимый коварно надеется, что будет признан тем, кем не является на самом деле. Уже вчера мною приводились неопровержимые факты, отвергающие эти притязания: справка о смерти барона, выписка из церковной книги, квитанция на гроб! Всё это подсудимый считает неубедительным… |
Мюнхгаузен. Но очевидно, в этом есть какое-то непонятное свойство природы: вино переходит в уксус, Мюнхгаузен — в Феофила… <…> С детства он был отгорожен матерью от губительной дружбы с отцом и, будучи послушным мальчиком, не искал этой дружбы. Может ли теперь он узнать или не узнать меня? Его память об отце не больше, чем память табуретки о дубовой роще… |
Бургомистр. Извините, баронесса… Извините, подсудимый… Я — на службе. Если решат, что вы Мюнхгаузен, я упаду вам на грудь, если Миллер посажу за решётку. Вот всё, что я могу для вас сделать… |
Марта. У каждого своя логика, сударыня. Вы понимаете, что можно выйти замуж не любя. Но чтобы уйти любя — вам понять не дано! |
Марта. Карл, милый мой, родной, хороший… |
Фельдфебель. Как он доберётся?.. Облака… Луны не видно. |
Пастор. Вы не хотите исповедаться? |
Мюнхгаузен. Помнишь, когда мы были у Архимеда, он сказал: «Любовь — это теорема, которую надо каждый день доказывать!» Скажи мне что-нибудь на прощанье! |
Мюнхгаузен. Прощайте, господа! Сейчас я улечу, вам недолго осталось ждать. Мы вряд ли увидимся. Когда я вернусь, вас уже не будет. Дело в том, что на небе и на земле время летит не одинаково. Там — мгновенье, здесь проходят века. Всё относительно. Впрочем, это долго объяснять… Прощайте! (Направляется к пушке.) Чёрт возьми, как надоело умирать… |
Мюнхгаузен. Господи, как вы мне надоели!.. Поймите же, что Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врет. Я не был на Луне. Я только туда направляюсь. А раз вы помешали мне улететь, придётся идти пешком. Вот по этой лунной дорожке. Это труднее! На это уйдёт целая жизнь, но придётся… Марта, ты готова? |
О сценарии
правитьГригорий Горин доказал, что Мюнхгаузен, этот великий генератор сумасшедших идей, есть творческая личность, работающая в экстремальных условиях. Весёлые придумки Мюнхгаузена оказались серьёзными сочинениями, а сам хвастливый болтун обернулся подлинным художником. | |
— Марк Захаров, «Контакты на разных уровнях», 2000 |
… Горин вплотную приблизился к поразительному единению космогонических величин с игрой загадочного и безмерного человеческого подсознания. Здесь выдумка соседствует с прозрением.[1] | |
— Марк Захаров, «Он один имел право советовать и критиковать» |
Конечно, горинский «Мюнхгаузен» — прежде всего рассказ о нас и нашей жизни той поры. Хотя теперь очевидно, что в ней угаданы вневременные движения человеческой природы.[1] | |
— Олег Янковский, «Это счастье, что у „Ленкома“ был свой драматург» |