Стихи капитана Лебядкина и поэзия XX века

«Стихи капитана Лебядкина и поэзия XX века» — статья Ильи Сермана 1981 года[1].

Цитаты править

  •  

Достоевский принадлежал к той эпохе русского литературного развития, когда после столетней гегемонии стиха литература обратилась к прозе и прозаическим сюжетно-повествовательным жанрам. Именно поэтому настойчивые обращения Достоевского к различным формам фельетонно-пародийной стиховой речи заслуживают серьёзного внимания. Их анализ может дать материал для определения литературной функции стихотворных опытов Достоевского в развитии русской поэзии двадцатого века.

  •  

Тот мир, который живёт и клубится в романах Достоевского, враждебен высокой поэзии. С полной беспощадностью он вывел этот мир в Бесах, где вся жизнь в разладе с поэзией, более того — в вопиющем противоречии со здравым смыслом и элементарной логикой нормальных человеческих отношений. Она абсурдна.

  •  

В сильно изменённом пародийном виде начальственное суждение о стихах воспроизводит строгую критику, которой Белинский подверг стихи Бенедиктова и в частности знаменитую его «Наездницу». Об этом в 1869 г. вспоминал Тургенев в своих Воспоминаниях о Белинском, тогда же очень внимательно прочитанных Достоевским. <…> Достоевский объединил в пародийной части своей повести о поэте Белинского и Бенедиктова, как представителей двух форм проявления мира антипоэзии — стихотворного выражения с одной стороны и обывательской позиции «непонимания» с другой.

  •  

… в Бесах <…> Степан Трофимович <…> произносит речь, в которой объявляет войну эстетическому нигилизму 1860-х годов[2]: «… я объявляю, что Шекспир и Рафаэль[3] <…>» То, что говорит Степан Трофимович — это одно из самых глубоких убеждений самого Достоевского, одно из основных положений его эстетики.

  •  

Капитан Лебядкин (бывший Картузов) и Степан Верховенский олицетворяют два отношения к поэзии, свойственные самому Достоевскому — его восторженное почитание красоты в её высших поэтических достижениях и ироническое отношение к «стишкам», вынесенное из литературной атмосферы 1840-х годов.
<…> Басня Лебядкина «Таракан», как известно, не закончена, и автор вынужден досказывать её своим слушателям прозой. «Мысль» Лебядкина не влезает в его стихи, в стихах уже готовые жанровые формы сами определяют развитие сюжета и судьбы персонажей. Стихи не слушаются своего автора. В басне формально всё правильно, в ней даже есть басенные боги (Юпитер), басенные персонажи-насекомые… Но из-за несоответствия её «содержания» и «формы» басня Лебядкина — как, впрочем, и все его стихи — превращается в поэзию абсурда. Ничего другого, кроме стихов Лебядкина, абсурдный мир, изображённый в Бесах, породить в стихотворной форме не может. Мир, который в стихах может себя выразить только в абсурдной по нарушению всех реальных связей вещей и слов форме представлен в Бесах по правилу: какова жизнь, такова и поэзия..

  •  

Олейников сам настаивает на своём родстве с Лебядкиным: его «Таракану» предпослан эпиграф из Лебядкинского «Таракана». Но его литературная ориентация шире, и он, по-видимому, читал работы Лидии Виндт по истории русской басни, где нашёл очень интересный анализ во многом абсурдной манеры Сумарокова и баснописцев его школы, где наблюдаются особые формы «перенесения условий жизни людей на животных», «имеющие чисто орнаментальное значение»[4].
<…> анималистические персонажи Олейникова психологически и эмоционально очеловечены и не рассуждают, не философствуют, а чувствуют и страдают, как люди <…>. Олейников сознательно играет на нарушении всегда очень спорных правил «правдоподобия», о которых особенно заботились теоретики басенного жанра, где по преимуществу фигурировали персонажи из мира зверей, птиц, насекомых и т.д. Таракан у Олейников «сжимает руки», тогда как человек-вивисектор, оперирующий таракана «для науки»: — «Громко ржёт и зубы скалит, — уподобленный коню.» Нелепый гротеск, каким была басня Лебядкина о таракане, у Олейникова превращается в ироническую картину жизни в абсурдном по существу мире.

  •  

Пародийные по назначению стихи в Бесах оказались необходимым ферментом в литературном брожении конца 1920-х годов. Из «ошибок» и «неумелости» стихов Лебядкина, из «нелепой» фантастики поэмы Степана Трофимовича можно было извлечь многое для создания сознательного и литературно направленного абсурдизма в поэзии.

  •  

Абсурдизм в стиховой речи предлагает своё отношение к системе возможных связей между миром и словом. Иногда это оказывается удачей, чаще — превращается в пародию на современную литературность вообще, а иногда звучит пародийно, несмотря на самые серьёзные намерения автора. <…> Такова была участь творений капитана Лебядкина, такова участь и того, что можно назвать Лебядинским направлением в современной поэзии.

Примечания править

  1. Revue des Études Slaves, Année 1981, No. 53-4, pp. 597-605.
  2. Т. И. Орнатская. Примечания // Ф. М. Достоевский. Собр. соч. в 15 томах. Т. 7. — Л.: Наука, 1990.
  3. Часть 3, глава 1.
  4. Лидия Виндт. Басня Сумароковской школы. Поэтика. — Л., 1926. — С. 81-92. — Reprint Fink Verlag, München, 1970.