Стальные пещеры

«Пещеры из стали» (англ. The Caves of Steel) — фантастико-детективный роман Айзека Азимова 1953 года, первый в тетралогии «Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо». Также вошел в авторский сборник «Остальное о роботах» 1964 года.

Стальные пещеры

Статья в Википедии

Цитаты

Современная городская культура означает целесообразное распределение пищевых продуктов и всё возрастающее применение дрожжевых веществ и гидропоники. Нью-Йорк сейчас занимает площадь более двух тысяч квадратных миль, и по последней переписи в нём живёт свыше двадцати миллионов человек. На Земле насчитывалось более восьмисот городов с населением в среднем по десять миллионов человек в каждом. Каждый город обладает определённой автономией и способен обеспечить себя почти всем необходимым. Он возвёл над собой крышу, оградился со всех сторон, вгрызся глубоко в землю. Он уподобился стальной пещере, громадной, всем обеспеченной пещере из стали и бетона. Внутренняя планировка города тщательно продумана. В центре его находится огромный комплекс административных учреждений. В строгом порядке разместились жилые секторы, соединённые друг с другом переплетением межсекторных пассажирских лент и линией экспресс-транспортёра. На окраинах расположились заводы, гидропонные установки, дрожжевые чаны и энергостанции. Во все уголки проникают трубы водопровода и канализации, линии энергопередачи и лучевой связи, везде школы, тюрьмы и магазины. Несомненно одно: именно создание такого города является вершиной победы человеческого гения над природой. Именно это, а не космические полёты, не пятьдесят освоенных миров, которые стали так вызывающе независимы. — 2

City culture meant optimum distribution of food, increasing utilization of yeasts and hydroponics. New York City spread over two thousand square miles and at the last census its population was well over twenty million. There were some eight hundred Cities on Earth, average population, ten million. Each City became a semiautonomous unit, economically all but self-sufficient. It could roof itself in, gird itself about, burrow itself under. It became a steel cave, a tremendous, self-contained cave of steel and concrete. It could lay itself out scientifically. At the center was the enormous complex of administrative offices. In careful orientation to one another and to the whole were the large residential Sections connected and interlaced by the expressway and the localways. Toward the outskirts were the factories, the hydroponic plants, the yeast-culture vats, the power plants. Through all the melee were the water pipes and sewage ducts, schools, prisons and shops, power lines and communication beams. There was no doubt about it: the City was the culmination of man's mastery over the environment. Not space travel, not the fifty colonized worlds that were now so haughtily independent, but the City.

Бейли остановился у большой двойное двери, на которой светилась крупная надпись: «ТУАЛЕТНЫЙ БЛОК — МУЖЧИНЫ». Буквами поменьше было написано: «Секции 1А–1Е». А над замочной скважиной стояла мелкая надпись: «В случае потери ключа немедленно сообщите по номеру 27-101-51». Мимо них проскользнул мужчина, вставил в алюминиевую скважину металлическую пластинку и вошёл внутрь. Он закрыл за собой дверь, даже не сделав попытки придержать её для Бейли. Поступи он иначе, Бейли воспринял бы это как серьёзное оскорбление. По прочной традиции мужчины совершенно игнорировали присутствие друг друга внутри или непосредственной близости от туалетных. Джесси как-то сказала, что в женских туалетных дело обстоит совсем по-другому. Она, бывало, говорит: «Встретила в туалетной Джозефину Грили, а та и говорит…» — 4

Baley paused before the large double door on which there glowed in large letters FERSONAL–MEN. In smaller letters were written SUBSECTIONS 1A–1E. In still smaller letters, just above the key slit, it stated: "In case of loss of key, communicate at once with 27-101-51." A man inched past them, inserted an aluminum sliver into the key slit, and walked in. He closed the door behind him, making no attempt to hold it open for Baley. Had he done so, Baley would have been seriously offended. By strong custom men disregarded one another's presence entirely either within or just outside the Personals. Baley remembered one of the more interesting marital confidences to have been Jessie's telling him that the situation was quite different at Women's Personals. She was always saying, "I met Josephine Greely at Personal and she said..."

	Углерод составляет основу человеческой жизни, а железо — жизни робота. Поэтому символами С/Fе легко обозначить культуру, сочетающую в себе лучшие качества обоих на равной, но параллельной основе. — 5
	Carbon is the basis of human life and iron of robot life. It becomes easy to speak of C/Fe when you wish express a culture that combines the best of the two on an equal but parallel basis.

— ... на Земле процветает культ городов. До их появления вы были свободнее и могли оторваться от Земли, чтобы начать всё сначала на чужой планете. Вы делали это не менее тридцати раз. А сейчас земляне так изнежились, так увязли в своих стальных пещерах, что им не выбраться оттуда вовек. Вы сами, мистер Бейли, не могли представить, что горожанин способен пересечь открытое пространство на пути в Космотаун. Пересечь же космическое пространство к новому миру для вас должно быть труднее во сто крат. Урбанизм разъедает Землю, сэр. — <…> Мы сами решим свои проблемы. А если не решим, значит, таким будет наш особенный путь в ад. — Лучше свой собственный путь в ад, чем чужая дорога в рай, а? — 8

"... the development of City culture on Earth. Before the Cities, human life on Earth wasn't so specialized that they couldn't break loose and start all over on a raw world. They did it thirty times. But now, Earthmen are all so coddled, so enwombed in their imprisoning caves of steel, that they are caught forever. You, Mr. Baley, won't even believe that a City dweller is capable of crossing country to get to Spacetown. Crossing space to get to a new world must represent impossibility squared to you. Civism is ruining Earth, sir." "<…> We'll solve it. If not, it's our own particular road to hell." "Better your own road to hell than another's road to heaven, eh?"

Все столовые жилых секторов города похожи одна на другую. Более того, Бейли довелось побывать по делам в Вашингтоне, Торонто, Лос-Анджелесе, Лондоне и Будапеште, и там столовые точно такие же. Вероятно, в средневековую эпоху было иначе: тогда и языки и блюда были разные. Теперь всюду одни и те же дрожжи: от Шанхая до Ташкента и от Виннипега до Буэнос-Айреса; что касается языка, то он перестал быть английским Шекспира или Черчилля, а окончательно превратился в какой-то винегрет, которым пользовались на всех континентах и даже, с некоторыми изменениями, на Внешних Мирах. — 10

Section kitchens were the same all over the City. What's more, Baley had been in Washington, Toronto, Los Angeles, London, and Budapest in the way of business, and they had been the same there, too. Perhaps it had been different in Medieval times when languages had varied and dietaries as well. Nowadays, yeast products were just the same from Shanghai to Tashkent and from Winnipeg to Buenos Aires; and English might not be the "English" of Shakespeare or Churchill, but it was the final potpourri that was current over all the continents and, with some modification, on the Outer Worlds as well.

— Что ты делаешь? — удивился Бейли. — Хочу избавиться от пищи, которую проглотил. Если её оставить в пищевом мешке, она начнёт портиться, и в моём обществе будет неприятно находиться. Р. Дэниел нащупал что-то у себя на груди и особым образом надавил там двумя пальцами. Его грудная клетка раскрылась в продольном направлении. Р. Дэниел просунул руку сквозь паутину серебристого металла, и извлёк оттуда тонкий, местами вздувшийся полупрозрачный пакет. Бейли с ужасом наблюдал, как тот открыл его. Р. Дэниел неуверенно сказал: — Пища совершенно чистая. Я не выделяю слюну и не жую. Понимаете, она проходит внутрь по пищеводу благодаря всасыванию. Она съедобна. — Очень хорошо, — мягко ответил Бейли. — Я не голоден. Лучше выбросьте её. «Пищевой пакет Р. Дэниела сделан из фторуглеродного пластика, — решил Бейли. — Хорошо хоть, что к нему ничего не пристаёт». Пища легко выходила из пакета и понемногу исчезала в мусоропроводе. «Хорошая ведь еда пропадает», — подумал Бейли. — 11

"What are you doing?" asked Baley. "Getting rid of the food I ingested. If I were to leave it, it would putrefy and I would become an object of distaste." R. Daneel placed two fingers carefully under one nipple and pushed in a definite pattern of pressure. His chest opened longitudinally. R. Daneel reached in and from a welter of gleaming metal withdrew a thin, translucent sac, partly distended. He opened it while Baley watched with a kind of horror. R. Daneel hesitated. He said, "The food is perfectly clean. I do not salivate or chew. It was drawn in through the gullet by suction, you know. It is edible." "That's all right," said Baley, gently. "I'm not hungry. You just get rid of it." R. Daneel's food sac was of fluorocarbon plastic, Baley decided. At least the food did not cling to it. It came out smoothly and was placed little by little into the pipe. A waste of good food at that, he thought.

— Восемь миллиардов людей, а запасы урана иссякают, — проворчал Бейли. — Вот тебе и «не имеет границ». — Ну и что, что иссякают. Ввозить уран будем. Или откроем новые ядерные процессы. Человеческую мысль не остановишь, Лайдж. Нужно быть оптимистом и верить в наше серое вещество. Изобретательность — наше главное богатство, и её запасы не истощатся никогда, Лайдж. — Он разошёлся вовсю: — Во-первых, можно использовать солнечную энергию, а её хватит на миллиарды лет. В орбите Меркурия можно построить космические станции — аккумуляторы энергии. На Землю энергия будет передаваться направленным лучом. Этот проект был не нов для Бейли. Учёные-теоретики носились с этой идеей уже по меньшей мере лет полтораста. Беда в том, что пока не удаётся послать такой плотный пучок энергии, чтобы он не рассеялся, пройдя расстояние в пятьдесят миллионов миль. Бейли так и сказал. — Понадобится, сделаем и это, — возразил Норрис. — К чему напрасно трепать себе нервы? Бейли представил себе Землю с неисчерпаемыми запасами энергии. Население сможет увеличиваться. Можно расширить дрожжевые фермы, интенсивно использовать гидропонику. Всё упирается только в энергию. Минеральное сырьё можно доставлять с необитаемых небесных тел Галактики. А если узким местом станет вода, её можно будет ввозить со спутников Юпитера. Чёрт возьми, можно заморозить и вытащить в космос океаны, и они будут кружить вокруг Земли, как маленькие ледяные луны. Всегда рядом, всегда под рукой, а дно океанов можно освоить и заселить. Даже запасы углерода и кислорода можно сохранить и увеличить за счёт метановой атмосферы Титана и замороженного кислорода с Умбриэля. Население Земли может вырасти до одного или двух триллионов. Почему бы и нет? Было время, когда казалось трудным представить, что население достигнет, как нынче, восьми миллиардов. Было время, когда население даже в один миллиард казалось невообразимым. Каждое поколение с медиевальных времён имело своих пророков мальтузианского толка, и их пророчества никогда не сбывались. Но что бы сказал на это Фастольф? Мир в триллион человек? Допустимо, только жизнь их будет зависеть от привозного воздуха, и воды, и от энергии, мудрёные хранилища которой расположены в пятидесяти миллионах миль отсюда. Как это страшно ненадёжно. Земля постоянно будет на волосок от полной катастрофы при малейшем нарушении работы любой части галактического механизма. — Мне лично кажется, что проще вывезти излишек населения, — сказал Бейли. Это был скорее ответ на картину, которую он вообразил себе, чем на то, что говорил Норрис. — Да кто нас возьмёт? — беспечно, но с горечью сказал Норрис. — 13

Baley muttered, "Eight billion people and the uranium running out! What's unlimited about it?" "What if the uranium does run out. We'll import it. Or we'll discover other nuclear processes. There's no way you can stop mankind, Lije. You've got to be optimistic about it and have faith in the old human brain. Our greatest resource is ingenuity and we'll never run out of that, Lije." He was fairly started now. He went on, "For one thing, we can use sunpower and that's good for billions of years. We can build space stations inside Mercury's orbit to act as energy accumulators. We'll transmit energy to Earth by direct beam." This project was not new to Baley. The speculative fringe of science had been playing with the notion for a hundred and fifty years at least. What was holding it up was the impossibility so far of projecting a beam tight enough to reach fifty million miles without dispersal to uselessness. Baley said as much. Norris said, "When it's necessary, it'll be done. Why worry?" Baley had the picture of an Earth of unlimited energy. Population could continue to increase. The yeast farms could expand, hydroponic culture intensify. Energy was the only thing indispensable. The raw minerals could be brought in from the uninhabited rocks of the System. If ever water became a bottleneck, more could be brought in from the moons of Jupiter. Hell, the oceans could be frozen and dragged out into Space where they could circle Earth as moonlets of ice. There they would be, always available for use, while the ocean bottoms would represent more land for exploitation, more room to live. Even carbon and oxygen could be maintained and increased on Earth through utilization of the methane atmosphere of Titan and the frozen oxygen of Umbriel. Earth's population could reach a trillion or two. Why not? There was a time when the current population of eight billion would have been viewed as impossible. There was a time when a population of a single billion would have been unthinkable. There had always been prophets of Malthusian doom in every generation since Medieval times and they had always proven wrong. But what would Fastolfe say? A world of a trillion? Surely! But they would be dependent on imported air and water and upon an energy supply from complicated storehouses fifty million miles away. How incredibly unstable that would be. Earth would be, and remain, a feather's weight away from complete catastrophe at the slightest failure of any part of the System-wide mechanism. Baley said, "I think it would be easier to ship off some of the surplus population, myself." It was more an answer to the picture he had himself conjured up than to anything Norris had said. "Who'd have us?" said Norris with a bitter lightness.

— На мой взгляд, разработка теории позитронного мозга, в который не были бы заложены основные положения Трёх Законов, и создание приемлемой модели такого мозга заняли бы не менее пятидесяти лет. — И никто никогда не брался за это? — спросил Бейли. — За несколько тысяч лет, что мы строим роботов? Неужто за всё это время ни у кого не нашлось пятидесяти лет? — Трудно поверить. Из любопытства человек пойдёт на что угодно. Но он не пошёл на создание подобного робота. Человеческая раса обладает сильным комплексом Франкенштейна. <…> Это популярное имя взято из одного медиевального романа, в котором робот напал на своего создателя. Мне не довелось его читать, но это к делу не относится. Я хочу сказать лишь одно: без Первого Закона роботов просто не создают. — 12; первое употребление сочетания «комплекс Франкенштейна»

"It is my estimation that it would take fifty years to develop the basic theory of a non-Asenion positronic brain— that is, one in which the basic assumptions of the Three Laws are disallowed-and bring it to the point where robots similar to modern models could be constructed." "And this has never been done?" asked Baley. "I mean, Doctor, that we've been building robots for several thousand years. In all that time, hasn't anybody or any group had fifty years to spare?" "Certainly," said the roboticist, "but it is not the sort of work that anyone would care to do." "I find that hard to believe. Human curiosity will undertake anything." "It hasn't undertaken the non-Asenion robot. The human race, Mr. Baley, has a strong Frankenstein complex. <…> That's a popular name derived from a Medieval novel describing a robot that turned on its creator. I never read the novel myself. But that's beside the point. What I wish to say is that robots without the First Law are simply not built."

	Бейли однажды торжественно заявил, что если и есть на свете нечто такое, что не поддалось усовершенствованию с медиевальных времён, то это дамская сумочка. — 14
	If there were one thing, Baley had once said solemnly, that had resisted mechanical improvement since medieval times, it was a woman's purse.

	— Джезебел — редкое имя. Когда-то оно принадлежало женщине с очень плохой репутацией. Моя жена весьма дорожила этим. Это имя как бы бросало на неё тень порочности и вознаграждало за всю её добропорядочную жизнь. — 14
	"Jezebel is a rare name. It belonged once to a woman of very bad reputation. My wife treasured that fact. It gave her a vicarious feeling of wickedness and compensated for a life that was uniformly proper."

	— … люди иногда принимают свои недостатки за недостатки общества и хотят переделать Города, потому что не знают, как исправить самих себя. — 15
	"… people sometimes mistake their own shortcomings for those of society and want to fix the Cities because they don't know how to fix themselves.

Перевод

Ф. А. Розенталь, 1969 (с незначительными уточнениями)

О романе

	Поразмыслив над проблемой <детективной фантастики>, я сел за пишущую машинку и в 1953 году написал фантастический детектив — роман «Стальные пещеры». Критикой он был воспринят и как хорошая фантастика, и как увлекательный детектив. С тех пор я не слышал, чтобы кто-то утверждал, что фантастический детектив написать невозможно.
	But talk is cheap, so I put my typewriter where my mouth was, and in 1953 wrote a science fiction mystery novel called The Caves of Steel. It was accepted by the critics as a good science fiction novel and a good mystery and after it appeared I never heard anyone say that science fiction mysteries were impossible to write.
	— Айзек Азимов, Предисловие к сборнику «Азимовские тайны», 1968

	Больше всего меня поразила реакция читателей. Хотя они одобряли Бейли, их гораздо больше привлекал Дэниэл, которого я считал второстепенным персонажем. Особенно Дэниэл понравился женщинам. (Через тринадцать лет после того, как я придумал Дэниэла, появился телевизионный сериал «Звёздный путь», в котором мистер Спок сильно напоминал Дэниэла — что меня мало заботит, — и я заметил, что рецензенты-женщины также заинтересовались именно мистером Споком. Я даже пытаться не стану это анализировать.) — парафраз в «Хрониках роботов», 1990
	“=What surprised me about the book was the reaction of the readers. While they approved of Lije Baley, their obvious interest was entirely with Daneel, whom I had viewed as a mere subsidiary character. The approval was particularly intense in the case of the women who wrote to me. (Thirteen years after I had invented Daneel, the television series Star Trek came out, with Mr. Spock resembling Daneel quite closely in character—something which did not bother me—and I noticed that women viewers were particularly interested in him, too. I won’t pretend to analyze this.)
	— Айзек Азимов, 1968

	«Стальные пещеры» помимо того, что это восхитительная «вещь в себе», как мне кажется, утверждают Азимова как писателя; <…> это блестящее, основательное, а главное — оригинальное упражнение в спекуляции. Тема выбрана среди ассортимента старейших реквизитов научной фантастики, таких как супер-город Метрополис и «Рассказ о грядущих днях» Уэллса; <…> у Азимова получился чёткий, ироничный и сострадательный взгляд на каждый закоулок Города: игры, в которые играют дети на движущихся улицах; легенды, которые выросли среди пустынных коридоров; обычаи и разные табу в секциях кухонь и мужских общественных туалетов; я сам чувствую запах и текстуру тех стальных пещер, в которых люди живут и умирают.
	The Caves of Steel, then, besides being a delightful thing in itself, seems to me to vindicate Asimov as a writer; <…> it is a brilliant, thorough, and above all an original exercise in speculation. The subject is one of the oldest stock properties of science fiction, the super-city of Metropolis and Wells’ “Story of the Days to Come”; <…> Asimov has turned a clear, ironic and compassionate eye on every cranny of the City: the games children play on the moving streets; the legends that have grown up about deserted corridors; the customs and tabus in Section kitchens and men’s rooms; the very feel, smell and texture of those steel caves in which men live and die.
	— Деймон Найт, «В поисках удивительного», 1956

	«Стальные пещеры» имели гипнотическое качество, поскольку Азимов визуально изобразил закупоренное троглодитское общество будущего.
	Caves of Steel had a hypnotic quality because of the graphic picture that Asimov drew of the enwombed trogloditic society of the future.
	— Флойд Голд, 1957

	«Стальные пещеры» и «Обнажённое солнце» являются выдающимися творениями в тонком искусстве честного решения правдоподобного преступления в рамках научной фантастики, не поддаваясь соблазну позволить убийце войти в запертую комнату через четвёртое измерение. Также методы этого достижения представляют собой один из трёх основных вкладов Айзека Азимова в развитие научной фантастики в последние два десятилетия. <…> Никому ранее не удавалось так блестяще обвенчать детектив с научной фантастикой, и тщательно продуманные Азимовым перенаселённые мегаполисы будущего изображены больше с любовью, чем с ненавистью.
	The Caves of Steel and The Naked Sun are the outstanding masterpieces in the delicate art of honestly solving a plausible crime within the framework of science fiction without succumbing to the temptation of permitting the killer to enter the locked room through the fourth dimension. Yet the techniques of this achievement represent but one of three major contributions Isaac Asimov has made to the development of science fiction in the past two decades. <…> No one had previously succeeded so brilliantly in wedding the detective to science fiction and Asimov's carefully thought-out overpopulated metropolises of the future were drawn more with love than with loathing.
	— Сэм Московиц, «Айзек Азимов: гений в магазине сладостей», 1962

Помимо детективных достоинств и мастерски сотворённого фантастического мира, «Стальные пещеры» интересны тем, что показывают, насколько пропитали азимовское сознание некоторые американские национальные мифы. Каюсь, по первом прочтении романа у меня остался на душе какой-то горьковатый осадок, некая внутренняя неудовлетворённость. Хотелось всё-таки изменения уклада жизни на самой Земле, а не просто ухода с неё ради создания ещё одного Внешнего Мира, населённого принципиально новым по уровню взаимоотношений обществом людей и роботов <…>. Всё-таки для русского менталитета эмиграция — это прежде всего бегство, по большей части, вынужденное. <…> Само понятие органически связано для нас с трагедией, потерей, ностальгией. Для американца же эмиграция — в первую очередь, шаг вперед. Это миф «Мэйфлауэра» и отцов-пилигримов. Переход из Старого Света в Новый. Умение без страха, отчаяния и сожалений сжигать за собою мосты ради сотворения нового бытия — в отличие от сознания революционеров, без разрушения старого.

— Андрей Балабуха, «Сказки доброго доктора», 1992