Совет молодому поэту (Свифт)

«Совет молодому поэту, вместе с предложением о поощрении поэзии в этом королевстве» (англ. A Letter of Advice to a Young Poet : Together with a Proposal for the Encouragement of Poetry in this Kingdom) — памфлет Джонатана Свифта, датированный 1 декабря 1720 года.

Цитаты

Прежде всего я далеко не уверен, что современному поэту необходимо верить в бога или обладать сколько-нибудь значительным религиозным чувством; <…> а посему, если, тщательно проверив себя, вы обнаружите подобную слабость, проистекающую из природы вашего воспитания, — мой совет: немедленно бросайте перо, ибо для поэзии оно вам больше не пригодится, если только вам не понравится слыть нудным, или вы не покоритесь участи быть предметом глумления для ваших собратьев, или не сможете скрыть своё благочестие, подобно тому как хорошо воспитанные люди скрывают свою учёность из снисхождения к окружающим. <…> наша поэзия последних лет вполне освободилась от узких понятий добродетели и благочестия, потому что, как установлено нашими знатоками, ничтожнейшая примесь религии, подобно единственной капле солода в вине, способна замутить и испортить чистейший поэтический гений. Религия предполагает существование <…> вещей, которые, если принимать их всерьёз, удивительным образом препятствуют проявлениям ума и остроумия, и истинный поэт никак не может усвоить их, сохраняя в то же время свою поэтическую вольность; однако ему необходимо, чтобы другие верили во все эти вещи, дабы он мог изощрять свой ум, насмехаясь над верующими, ибо хотя умник не должен обладать религиозным чувством, религия нужна умнику, как инструмент — играющей на нём руке <…>. Наши современные поэты, все до одного, почти так же хорошо начитаны в писании, как и некоторые из наших богословов, а зачастую даже набиты бо́льшим числом цитат из него. Они читали его с разных точек зрения: исторической, критической, музыкальной, комической, поэтической и всех прочих, кроме одной — религиозной…

In the first place, I am not yet convinced, that it is at all necessary for a modern poet to believe in God, or have any serious sense of religion; <…> so that if, upon enquiry, you find in yourself any such softnesses, owing to the nature of your education, my advice is, that you forthwith lay down your pen, as having no further business with it in the way of poetry; unless you will be content to pass for an insipid, or will submit to be hooted at by your fraternity, or can disguise your religion, as well-bred men do their learning, in complaisance to company. <…> our poetry of late has been altogether disengaged from the narrow notions of virtue and piety, because it has been found by experience of our professors, that the smallest quantity of religion, like a single drop of malt liquor in claret, will muddy and discompose the brightest poetical genius. Religion supposes <…> circumstances, which, taken seriously, are a wonderful check to wit and humour, and such as a true poet cannot possibly give in to, with a saving to his poetical licence; but yet it is necessary for him, that others should believe those things seriously, that his wit may be exercised on their wisdom, for so doing: For though a wit need not have religion, religion is necessary to a wit, as an instrument is to the hand that plays upon it <…>. Our modern poets are, all to a man, almost as well read in the Scriptures as some of our divines, and often abound more with the phrase. They have read them historically, critically, musically, comically, poetically, and every other way, except religiously…

	… как в старину поэты и священники занимались одним и тем же делом, так и в наши дни соединение их служительских обязанностей с успехом осуществляется одними и теми же лицами; и это я признаю единственным законным доводом в пользу наименования, которого они столь рьяно добиваются; я имею в виду скромный титул божественного поэта.
	… as of old, poets and priests were one and the same function, the alliance of those ministerial offices is to this day happily maintained in the same persons; and this I take to be the only justifiable reason for that appellation which they so much affect, I mean the modest title of divine poets.

… вовсе не требуется, чтобы поэты залили нас потоком своей учёности и, насколько мне известно, познания некоторых наших величайших умов в поэтическом роде не покрыли бы и шестипенсовика на дне таза; но, по-моему, они не стали от этого хуже. Ибо, сказать вам откровенно, я бы хотел, чтобы каждый обрабатывал свой собственный материал и производил на свет только то, что он может найти в себе самом; такой товар обычно даже лучше, чем предполагает его владелец. <…> Я бы предпочёл, чтобы человеческий ум более уподобился источнику, незримо питающему себя; нежели реке, которую снабжают несколько посторонних притоков. Если уж необходимо, как это бывает у бесплодных умов, заимствовать чужие мысли, дабы извлечь свои, подобно тому как пересохший насос не действует, пока в него не нальют веды, то я бы рекомендовал вам обратиться к изучению некоторых проверенных образцовых авторов древности. Потому что, коль скоро вы ищете личинки или зародыши мыслей, как мартышка — насекомых в голове своего хозяина, то вы обнаружите, что они кишмя кишат в добрых старых авторах, как личинки иного рода — в жирном старом сыре, а не в новом. По этой причине вы должны чаще держать в руках классиков, особенно» самых старых я изъеденных червями. <…> Ваше дело — не воровать у них, а превзойти их в совершенстве, усвоив, а не присвоив их мысли, для чего потребна немалая рассудительность; это хотя и трудно, но вполне возможно сделать, не подвергая себя подлому обвинению в воровстве, ибо, по моему скромному разумению, хоть я и зажигаю свою свечу от огня моего соседа, она от этого отнюдь не перестаёт принадлежать мне, и фитиль, воск, или огонь, или вся свеча целиком не становятся в меньшей мере моими, чем были раньше. Быть может, вам покажется слишком тяжкой задаче, овладеть достаточным знанием столь великого числа древних авторов, <…> если бы не придумали недавно краткий и лёгкий способ изложений, извлечений, сокращений и т. п., который превосходно помогает стать весьма учёным при малом чтении или вообще без оного и применяется, подобно зажигательным стёклам, для того, чтобы собирать лучи ума и учёности, рассеянные в авторах, и сосредоточивать их живительное тепло на воображении писателя. Похож на это ещё и другой новейший приём, заключающийся в изучении указателей, что означает читать книги по-древнееврейски, то есть начинать там, где другие обычно кончают. Это сокращённый способ ознакомления с авторами; ибо с авторами следует обращаться как с омарами: лучшее мясо ищите в хвосте, а туловище бросайте назад на блюдо. Искуснейшие воры (а как же иначе назвать читателей, которые читают только ради заимствования, то есть воровства) имеют обыкновение срезать кошель сзади, не теряя времени на то, чтобы обыскивать карманы владельца. Наконец таким способом вы обучитесь самым основаниям философии, ибо одно из первых правил логики гласит: Finis est primus in intentione.

… much less than a flood, or inundation, will serve the turn; and, to my certain knowledge, some of our greatest wits in your poetical way, have not as much real learning as would cover a sixpence in the bottom of a basin; nor do I think the worse of them. For, to speak my private opinion, I am for every man’s working upon his own materials, and producing only what he can find within himself, which is commonly a better stock than the owner knows it to be. <…> I would have a man’s wit rather like a fountain, that feeds itself invisibly, than a river, that is supplied by several streams from abroad. Or if it be necessary, as the case is with some barren wits, to take in the thoughts of others, in order to draw forth their own, as dry pumps will not play till water is thrown into them; in that necessity, I would recommend some of the approved standard authors of antiquity for your perusal, as a poet and a wit; because maggots being what you look for, as monkeys do for vermin in their keepers’ heads, you will find they abound in good old authors, as in rich old cheese, not in the new; and for that reason you must have the classics, especially the most worm-eaten of them, often in your hands. <…> Your business is not to steal from them, but to improve upon them, and make their sentiments your own; which is an effect of great judgment; and though difficult, yet very possible, without the scurvy imputation of filching. For I humbly conceive, though I light my candle at my neighbour’s fire, that does not alter the property, or make the wick, the wax, or the flame, or the whole candle, less my own. Possibly you may think it a very severe task, to arrive at a competent knowledge of so many of the ancients, <…> but for the short and easy method lately found out of abstracts, abridgments, summaries, &c. which are admirable expedients for being very learned with little or no reading; and have the same use with burning-glasses, to collect the diffused rays of wit and learning in authors, and make them point with warmth and quickness upon the reader’s imagination. And to this is nearly related that other modern device of consulting indexes, which is to read books hebraically, and begin where others usually end; and this is a compendious way of coming to an acquaintance with authors. For authors are to be used like lobsters, you must look for the best meat in the tails, and lay the bodies back again in the dish. Your cunningest thieves (and what else are readers, who only read to borrow, i.e. to steal) use to cut off the portmanteau from behind, without staying to dive into the pockets of the owner. Lastly, you are taught thus much in the very elements of philosophy, for one of the first rules in logic is, Finis est primus in intentione.

	Стихотворение следует всегда проверять, как глиняный горшок, и если оно звенит при щелчке, можете быть уверены, что в нём нет изъяна. Стихи без рифм — это тело без души <…> или колокол без языка, который, строго говоря, уже не колокол, так как от него — ни пользы, ни радости.
	You are ever to try a good poem as you would a sound pipkin, and if it rings well upon the knuckle, be sure there is no flaw in it. Verse without rhyme, is a body without a soul, <…> or a bell without a clapper; which, in strictness, is no bell, as being neither of use nor delight.

	… хороший поэт так же не может обойтись без исподволь накопленного запаса сравнений, как сапожник без колодок. Они должны все быть вымерены, и разобраны по порядку, и развешаны в мастерской, готовые служить каждому заказчику, и подогнаны к стопам всевозможных стихотворных размеров.
	… a good poet can no more be without a stock of similes by him, than a shoemaker without his lasts. He should have them sized, and ranged, and hung up in order in his shop, ready for all customers, and shaped to the feet of all sorts of verse.

Памятная книжка есть предмет, без которого не может обойтись предусмотрительный поэт, ибо, как говорит пословица, «велик ум, да память коротка», и, с другой стороны, поскольку поэты являются профессиональными лжецами, им необходима хорошая память. <…> Сюда вы заносите не только собственные оригинальные мысли (которые, ставлю сто против одного, немногочисленны и незначительны), но и такие суждения других людей, которые вы сочтёте подходящими. Ибо, запомните правило: когда автор попал в вашу памятную книжку, вы можете распоряжаться его умом так же, как купец вашими деньгами, если вы попали в его долговую книжку.

A common-place book is what a provident poet cannot subsist without, for this proverbial reason, that “great wits have short memories;” and whereas, on the other hand, poets being liars by profession, ought to have good memories. <…> There you enter not only your own original thoughts, (which, a hundred to one, are few and insignificant) but such of other men as you think fit to make your own by entering them there. For take this for a rule, when an author is in your books, you have the same demand upon him for his wit, as a merchant has for your money, when you are in his.

… поэт всегда должен писать или говорить не как заурядный представитель людского рода, но размером и стихами, как оракул; это я упоминаю главным образом потому, что мне были известны александрийские стихи, вынесенные на церковную кафедру, и целая проповедь, сочинённая и произнесённая белыми стихами <…>. Секрет этого, мне кажется, заключается в следующем: когда материя подобного рассуждения представляет собою не что иное, как грязь, то есть размокшую глину (или, как мы обычно говорим, чушь), тогда проповедник, не имеющий в своём распоряжении ничего лучшего, искусно формует, и приглаживает, и сушит, и моет это гончарное изделие и затем обжигает его поэтическим огнём; после чего оно звенит, как всякая глиняная посудина, и вполне может быть поставлено перед постоянными гостями, каковыми являются члены любого прихода, поскольку они часто собираются для времяпрепровождения в одно и то же место.

… a poet must never write or discourse as the ordinary part of mankind do, but in number and verse, as an oracle; which I mention the rather, because upon this principle, I have known heroics brought into the pulpit, and a whole sermon composed and delivered in blank verse <…>. The secret of which I take to be this. When the matter of such discourses is but mere clay, or, as we usually call it, sad stuff, the preacher, who can afford no better, wisely moulds, and polishes, and dries, and washes this piece of earthen-ware, and then bakes it with poetic fire, after which it will ring like any pancrock, and is a good dish to set before common guests, as every congregation is, that comes so often for entertainment to one place.

Не премините украсить вашу музу греческим или латинским головным убором; я хочу сказать, что вам следует прилагать замысловатые эпиграфы ко всем вашим сочинениям; ибо помимо того, что такое ухищрение заранее убеждает читателя в учености автора, оно полезно и похвально и по иным соображениям. Блестящая фраза на заглавном листе поэмы служит добрым знаком, подобно звезде на лбу беговой лошади; и, благодаря этому, произведение найдет лучший спрос.

You must not fail to dress your muse in a forehead cloth of Greek or Latin; I mean, you are always to make use of a quaint motto in all your compositions; for besides that this artifice bespeaks the reader’s opinion of the writer’s learning, it is otherwise useful and commendable. A bright passage in the front of a poem, is a good mark, like a star in a horse’s face, and the piece will certainly go off the better for it.

Далее, когда вы садитесь сочинять, для удобства и для лучшей дистилляции ума, вам следует надевать худшее платье, и чем оно хуже, тем лучше; ибо автор, подобно перегонному кубу, лучше действует, обмотанный тряпьём; кроме того, я замечал, что садовник подрезает кору дерева (его сюртук), дабы оно лучше плодоносило; и это мне кажется естественной причиной обычной нищеты поэтов и объяснением, почему умники должны одеваться хуже всех людей. Я всегда испытывал тайное благоговение перед теми, у кого замечал неисправность в одежде, считая их либо поэтами, либо философами; потому что ценнейшие минералы всегда сокрыты под самой неприглядной и грубой поверхностью земли. В отношении выбора темы я могу предостеречь вас только в одном, а именно: так как изящное искусство славословия является бесспорно наиболее трудной областью сочинительства, и письменного и устного, то я бы ни в коем случае не советовал молодому человеку начинать свои попытки с панегирика, не говоря уже о связанной с ним опасности: ибо нет необходимости доказывать, что всякое восхваление одного лица всегда вызовет больше недоброжелательства, нежели любой пасквиль на общество в целом; посему я советую вам употреблять острие вашего пера, а не его опушку; пусть ваш первый опыт будет coup d'éclat в виде пасквиля, памфлета или сатиры. Низвергните с десяток репутаций, и вы непременно поднимете свою собственную, и так же расправляйтесь с умом — неважно, справедливо или нет; ибо вымысел — ваше ремесло. Всякий великий гений ездит верхом на человечестве, как Пирр на своём слоне; и единственный способ полностью подчинить себе норовистое животное и удержаться на нём — это сразу, как только вы взобрались на него, не скупиться на хлыст и шпоры; после чего остаток дня оно будет нести вас с большой резвостью. Пните свет ногой однажды, и в дальнейшем вы будете жить с ним в разумном и добром взаимопонимании. <…> Одним словом, молодой разбойник обычно начинает с убийства; молодая гончая приучается к крови при первом же выходе в поле; <…> а молодой поэт, чтобы показать свой ум, как другие — свою храбрость, должен сразу же начать резать, рубить, лупить направо и налево и тузить человечество.

Furthermore, when you set about composing, it may be necessary, for your ease and better distillation of wit, to put on your worst clothes, and the worse the better; for an author, like a limbick, will yield the better for having a rag about him. Besides that, I have observed a gardener cut the outward rind of a tree, (which is the surtout of it), to make it bear well: And this is a natural account of the usual poverty of poets, and is an argument why wits, of all men living, ought to be ill clad. I have always a secret veneration for any one I observe to be a little out of repair in his person, as supposing him either a poet or a philosopher; because the richest minerals are ever found under the most ragged and withered surface of earth. As for your choice of subjects, I have only to give you this caution: That as a handsome way of praising is certainly the most difficult point in writing or speaking, I would by no means advise any young man to make his first essay in panegyric, besides the danger of it: for a particular encomium is ever attended with more ill-will, than any general invective, for which I need give no reasons; wherefore, my counsel is, that you use the point of your pen, not the feather; let your first attempt be a coup d’éclat in the way of libel, lampoon, or satire. Knock down half a score reputations, and you will infallibly raise your own; and so it be with wit, no matter with how little justice; for fiction is your trade. Every great genius seems to ride upon mankind, like Pyrrhus on his elephant; and the way to have the absolute ascendant of your rusty nag, and to keep your seat, is, at your first mounting, to afford him the whip and spurs plentifully; after which, you may travel the rest of the day with great alacrity. Once kick the world, and the world and you will live together at a reasonable good understanding. <…> In a word, a young robber is usually entered by a murder: A young hound is blooded when he comes first into the field: <…> And a young poet must shew his wit, as the other his courage, by cutting and slashing, and laying about him, and banging mankind.

	… постарайтесь подговорить некоего назойливого приятеля, дабы он требовал издания ваших произведений с лестным для вас пылом <…>. Так будет пристойнее; ибо скромному автору не более приличествует приложить руку к публикации собственных трудов, нежели рожающей женщине самой принимать младенца.
	… take care to bespeak an importunate friend, to extort your productions with an agreeable violence <…>. There is a decency in this; for it no more becomes an author, in modesty, to have a hand in publishing his own works, than a woman in labour to lay herself.

… какие великие блага для нашей торговли может сулить поощрение этого искусства (ибо совершенно ясно, что наша льняная мануфактура развивается благодаря огромному истреблению бумаги нынешней ватагой поэтов, не говоря уже о других неизбежных выгодах, получаемых лавочниками, особенно бакалейщиками, аптекарями и кондитерами; и я могу добавить: если бы не наши писатели, нация в кратчайший срок вовсе бы лишилась подтирки и была бы вынуждена ввозить её из Англии и Голландии, где таковая имеется в изобилии, благодаря неутомимым трудам их собственных умников)…

… what great benefit it might be to our trade to encourage that science here, (for it is plain our linen manufacture is advanced by the great waste of paper made by our present set of poets, not to mention other necessary uses of the same to shop-keepers, especially grocers, apothecaries, and pastry-cooks; and I might add, but for our writers, the nation would in a little time be utterly destitute of bumfodder, and must of necessity import the same from England and Holland, where they have it in great abundance, by the indefatigable labour of their own wits)…

Итак, серьёзно, я уже много лет сетовал по поводу отсутствия в нашем большом и просвещённом городе своего Граб-стрита; если только не применить это наименование ко всему городу. Это обстоятельство я считал всегда, с того самого момента, как у меня появились первые самостоятельные суждения, непростительным упущением в нашей конституции. <…> И в самом деле, этот недостаток до сих пор сопровождался неописуемыми неудобствами; ибо, не говоря уже об ущербе, наносимом республике изящной словесности, мне думается, что и наше, здоровье страдает от этого. Я уверен, что здешний испорченный воздух и частые густые туманы в значительной мере вызваны отправлениями нашего ума; и что при должной распорядительности наши поэтические ветры могли бы отходить в общую выводную трубу и осаждаться в определённом квартале, не заражая всего города, как это происходит теперь…

Seriously then, I have many years lamented the want of a Grub Street in this our large and polite city, unless the whole may be called one. And this I have accounted an unpardonable defect in our constitution, ever since I had any opinions I could call my own. <…> And truly this defect has been attended with unspeakable inconveniences; for not to mention the prejudice done to the commonwealth of letters, I am of opinion we suffer in our health by it. I believe our corrupted air, and frequent thick fogs, are in a great measure owing to the common exposal of our wit; and that with good management, our poetical vapours might be carried off in a common drain, and fall into one quarter of the town, without infecting the whole, as the case is at present…

Другое обстоятельство, стоившее мне нескольких горьких раздумий, — это нынешнее состояние театра, поощрение коего оказывает непосредственное воздействие на поэзию в королевстве; так наличие хорошего рынка развивает земледелие в близлежащей местности и обогащает пахаря. <…> Этот единственный театр является источником всей нашей любви, ума, нарядов и галантности. Он представляет собою школу мудрости, ибо здесь мы учимся узнавать, что к чему; хотя я не стал бы настаивать на полезности этих знаний. Здесь наши юнцы избавляются от ребяческих заблуждений и впервые обнаруживают, что матушки морочили их россказнями о капусте и аистах; здесь также они освобождаются от естественных предрассудков и прежде всего — от религии и скромности, каковые являются тягостными препонами для свободных людей. Тут же обретают исцеление от сплина и краски стыда и некоторых иных недугов, причиняемых застоем крови. Это также школа площадной брани; молодой барчук, который по началу еле слышно сюсюкал ругательство, обучается здесь изящно изрыгать его и браниться, как он читает по-французски, ore rotundo. Богохульство было для него прежде чем-то вроде лучшего платья или праздничной одежды; но после многократных посещений театра брань, проклятья и ложь становятся для него всё равно что повседневный кафтан, жилет и штаны.

Another point, that has cost me some melancholy reflections, is the present state of the playhouse; the encouragement of which hath an immediate influence upon the poetry of the kingdom; as a good market improves the tillage of the neighbouring country, and enriches the ploughman. <…> That single house is the fountain of all our love, wit, dress, and gallantry. It is the school of wisdom; for there we learn to know what’s what; which, however, I cannot say is always in that place sound knowledge. There our young folks drop their childish mistakes, and come first to perceive their mother’s cheat of the parsley-bed; there too they get rid of natural prejudices, especially those of religion and modesty, which are great restraints to a free people. The same is a remedy for the spleen, and blushing, and several distempers occasioned by the stagnation of the blood. It is likewise a school of common swearing; my young master, who at first but minced an oath, is taught there to mouth it gracefully, and to swear, as he reads French, ore rotundo. Profaneness was before to him in the nature of his best suit, or holiday-clothes; but upon frequenting the playhouse, swearing, cursing, and lying, become like his every-day coat, waistcoat, and breeches.

Перевод

Ю. Д. Левин, 1955