Панкратий Платонович Сумароков: различия между версиями

русский поэт (1765—1814)
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Новая страница: «{{Навигация |Викитека=Панкратий Платонович Сумароков |Тема=Панкратий Сумароков}} {{значен…»
(нет различий)

Версия от 15:19, 6 июня 2015

Панкратий Платонович Сумароков (1763—1814) — журналист и поэт, основатель сибирской журналистики. Внучатный племянник Александра Сумарокова.

Цитаты

  •  

Безмозгло божество стреляет невпопад;
Удар любви с тех пор нам в голову приходит
Почти всегда,
И очень метко;
А в сердце никогда,
Иль очень редко.[1]

  — «Лишённый зрения купидон», <1791>
  •  

Сафиро-храбро-мудро-ногий,
Лазурно-бурный конь Пегас!
С парнасской свороти дороги
И прискочи ко мне на час.
Иль, дав в Кавказ толчок ногами
И вихро-бурными крылами
Рассекши воздух, прилети.
Хвостом сребро-злато-махровым
Иль радужно-гнедо-багровым
Следы пурпурны замети.

Жемчужно-клюковно-пожарна
Выходит из-за гор заря;
Из кубка пламенно-янтарна
Брусничный морс льёт на моря.
Смарагдо-бисерно светило,
Подняв огнём дышаще рыло
Из сольно-горько-синих вод,
Усо-подобными лучами
Златит, как будто бы руками,
На полимент небесный свод.

Сквозь бело-чёрно-пёстро-красных
Булано-мрачных облаков
Луна, стыдясь гостей толь ясных,
Не кажет им своих рогов
И, мертво-белоснежным цветом
Покрывшись перед солнца светом,
На небе места не найдёт.
Ветр юго-западно-восточный
Иль северо-студено-мочный
Ерошит гладкий вод хребет.

Октябро-непогодно-бурна
Дико-густейша темнота,
Сурово-приторно сумбурна
Сбродо-порывна глухота
Мерцает в скорбно-жёлтом слухе,
Рисует в томно-алом духе
Туманно-светлый небосклон.
В уныло-мутно-кротки воды
Глядятся чёрны хороводы
Пунцово-розовых ворон.[1]комментарий автора: «К сочинению сего вздора подали мне мысль некоторые из новых наших стиходеев, из коих одни желают подражать Горацию нашему Г. Д-ну, а другие К-ну и Д-ву; но как, вместо вкуса и таланта, имеют они только непреодолимую охоту марать бумагу, то и пишут точно такую чепуху, какую читатель найдёт в сей оде, если будет иметь терпение её прочитать».[1]

  — «Ода в громко-нежно-нелепо-новом вкусе», <1802>
  •  

«... И жир из лап сосал...» <…>
Медведь, <…>
И так уж многие по-твоему живут;
Лишь тем страшней тебя, что жир чужой сосут.[1]

  — «Соловей, попугай, кошка и медведь», <1790>
  •  

Видал я на своем веку чудес немало <…>:
Во-первых, видел я таких богатырей,
Которы годовой доход пяти семей
Изволили втроём за ужином прокушать.
Видал таких я лекарей,
Которые не всех больных своих морили.
Видал таких господ, которые кормили
Подвластных им людей
Не хуже лошадей
И их не походя бранили или били. <…>
Видал я чудаков, которые езжали
За тридевять земель
Смотреть, как солнышко заморское садится,
Иль слушать, как шумит заморский ветерок,
Иль любоваться, как заморский ручеёк
По камням и песку заморским же струится.
Как будто на Руси не стало ручейков! <…>
Но этого, знать, мне не видывать вовеки, <…>
Чтоб перестали грызть друг друга человеки;
Чтобы цыгане красть не стали лошадей; <…>
Чтобы в Гренландию переселились музы;
Чтобы премудрые французы
Узнали наконец, чего они хотят!
О богословии чтоб споры прекратились.[1]

  — «Чудеса», <1804>

эпиграммы

  •  

Как Злобин каменной болезнью захворал,
Причины оному никто не понимал.
Мне ж показалося не чудно то нимало:
Знать, сердце Злобина в пузырь к нему попало.[2]

  •  

Портрет сей бесподобен!
Со мною скажет то весь свет.
Души в нём только нет;
Но тем-то более он с подлинником сходен.[2]

  — надпись к портрету
  •  

Приёмы их довольно грубы:
Они стараются чужие зубы
Как можно чаще вырывать,
Чтобы своим зубам доставить что жевать.[2]

  — «Ответ на вопрос: что за люди дантисты

О Сумарокове

  •  

Скромное имя г. Сумарокова не блестит в наших литературных адрес-календарях; оно почти незаметно между лучезарными созвездиями и светилами, окружающими его. Но это просто несправедливость судьбы, ибо если о достоинстве вещей должно судить не безотносительно, а по сравнению, то имя г. Сумарокова должно принадлежать к числу самых громких, самых блестящих имён в нашей литературе, особенно в настоящее время. Но, видно, он не участвует ни в какой литературной компании, издающей журнал, и, особенно, не умеет писать предисловий к своим сочинениям и не имеет духу писать на них рецензий и печатать их, разумеется под вымышленными именами, в журналах, что также в числе самых верных средств к прославлению. Но, оставя все шутки, скажем, что г. Сумароков, не отличаясь особенною силою таланта и даже совершенно не будучи поэтом в истинном смысле этого слова, заслуживает внимание как приятный рассказчик былей и небылиц, почерпаемых им из мира русской, преимущественно провинциальной, жизни и отличающихся занимательностию и хорошим языком.
Его повести <…> с удовольствием читались и читаются нашею публикою. Они не отличаются ни глубиною мысли, ни энергиею чувства, ни поэтическою истиною, ни даже большою современностию; но в них есть что-то не совсем истертое и обыкновенное, а у нас и это хорошо. Они не заставят вас задрожать от восторга, они не выжмут из глаз ваших горячей слезы, но вы с тихим удовольствием прочтете их в длинный зимний вечер, но вы не бросите ни одной из них, не дочитавши, хотя и заранее догадываетесь о развязке. Герои повестей г. Сумарокова люди не слишком мудреные, не слишком глубокие или страстные; это люди, каких много, но вы полюбите их от души, примете участие в их судьбе и, сколько-нибудь познакомившись с ними, непременно захотите узнать, чем кончились их похождения.[3][4]

  Виссарион Белинский, рецензия на роман «Наследница», 1835

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Библиотека поэта. Второе издание. Поэты 1790-1810-х годов / вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана, подготовка текста М. Г. Альтшуллера. — Л.: Советский писатель, 1971.
  2. 1 2 3 Русская эпиграмма / составление, предисловие и примечания В. Васильева. — М.: Художественная литература, 1990. — Серия «Классики и современники». — С. 89.
  3. Молва. — 1835. — ч. X, № 31-34.
  4. Новые книги, стлб. 75-78 (ц. р. 31 августа)