О романе (Мопассан)
«О романе» (фр. Le roman) — программная статья Ги де Мопассана сентября 1887 года, впервые напечатанная 7 января 1888 и потом — в качестве предисловия к роману «Пьер и Жан»[1].
Цитаты
правитьПроницательному критику <…> следовало бы выискивать именно то, что менее всего напоминает уже написанные романы, и по возможности толкать молодёжь на поиски новых путей. <…> | |
Un critique intelligent devrait <…> rechercher tout ce qui ressemble le moins aux romans déjà faits, et pousser autant que possible les jeunes gens à tenter des voies nouvelles. <…> |
Романист, <…> желающий дать нам точное изображение жизни, должен тщательно избегать всякого сцепления обстоятельств, которое могло бы показаться необычным. Цель его вовсе не в том, чтобы рассказать нам какую-нибудь историю, позабавить или растрогать нас, но в том, чтобы заставить нас мыслить, постигнуть глубокий и скрытый смысл событий. <…> Следовательно, он должен построить своё произведение при помощи таких искусных и незаметных приёмов и с такой внешней простотой, чтобы невозможно было увидеть и указать, в чём заключаются замысел и намерения автора. | |
Le romancier <…> qui prétend nous donner une image exacte de la vie, doit éviter avec soin tout enchaînement d’événements qui paraîtrait exceptionnel. Son but n’est point de nous raconter une histoire, de nous amuser ou de nous attendrir, mais de nous forcer à penser, à comprendre le sens profond et caché des événements. <…> Il devra donc composer son œuvre d’une manière si adroite, si dissimulée, et d’apparence si simple, qu’il soit impossible d’en apercevoir et d’en indiquer le plan, de découvrir ses intentions. <…> |
Если реалист — истинный художник, он постарается показать нам не просто фотографию жизни, а дать её картину, более полную, более захватывающую, более убедительную, чем сама действительность. | |
Le réaliste, s’il est un artiste, cherchera, non pas à nous montrer la photographie banale de la vie, mais à nous en donner la vision plus complète, plus saisissante, plus probante que la réalité même. |
Показывать правду — значит дать полную иллюзию правды, следуя обычной логике событий, а не копировать рабски хаотическое их чередование. | |
Faire vrai consiste donc à donner l’illusion complète du vrai, suivant la logique ordinaire des faits, et non à les transcrire servilement dans le pêle-mêle de leur succession. |
Вместо того чтобы пространно объяснять душевное состояние какого-нибудь персонажа, объективные писатели ищут тот поступок или жест, который неизбежно будет сделан человеком в определённом душевном состоянии, при определённых обстоятельствах. Они заставляют героя вести себя с начала и до конца книги таким образом, чтобы все его поступки, все его порывы являлись отражением его внутренней природы, отражением его мыслей, желаний или сомнений. Они, следовательно, скрывают психологию, вместо того чтобы выставлять её напоказ, и делают из неё остов произведения, подобный тем невидимым глазу костям, которые составляют скелет человеческого тела. Художник, рисуя наш портрет, не показывает же нашего скелета. | |
au lieu d’expliquer longuement l’état d’esprit d’un personnage, les écrivains objectifs cherchent l’action ou le geste que cet état d’âme doit faire accomplir fatalement à cet homme dans une situation déterminée. Et ils le font se conduire de telle manière, d’un bout à l’autre du volume, que tous ses actes, tous ses mouvements, soient le reflet de sa nature intime, de toutes ses pensées, de toutes ses volontés ou de toutes ses hésitations. Ils cachent donc la psychologie au lieu de l’étaler, ils en font la carcasse de l’œuvre, comme l’ossature invisible est la carcasse du corps humain. Le peintre qui fait notre portrait ne montre pas notre squelette. |
Когда нам приходится читать, — нам, до того пресыщенным французской литературой, что самое тело своё мы ощущаем как некое тесто из слов, — случается ли нам найти хоть строчку, хоть мысль, которая не была бы уже привычной для нас или, по крайней мере, предугаданной нами? | |
Quand nous lisons, nous, si saturés d’écriture française que notre corps entier nous donne l’impression d’être une pâte faite avec des mots, trouvons-nous jamais une ligne, une pensée qui ne nous soit familière, dont nous n’ayons eu, au moins, le confus pressentiment ? |
… необходимо с величайшей зоркостью различать, как меняющиетя качество слова в зависимости от его места в предложении. Пусть будет у нас поменьше существительных, глаголов и прилагательных, смысл которых почти неуловим, но побольше разнообразных фраз, оригинально построенных, искусно обработанных, полнозвучных и ритмичных. Постараемся быть отличными стилистами, а не коллекционерами редких словечек. | |
… il faut discerner avec une extrême lucidité toutes les modifications de la valeur d’un mot suivant la place qu’il occupe. Ayons moins de noms, de verbes et d’adjectifs aux sens presque insaisissables, mais plus de phrases différentes, diversement construites, ingénieusement coupées, pleines de sonorités et de rythmes savants. Efforçons-nous d’être des stylistes excellents plutôt que des collectionneurs de termes rares. |
Французский язык <…> — это родниковая вода, которую манерные писатели никогда не могли и не смогут замутить. Каждый век бросал в этот прозрачный поток свои вкусы, свои претенциозные архаизмы и свою жеманность, но ничто не всплыло на поверхность из всех этих напрасных попыток и бессильных стараний. По самой своей природе наш язык — ясный, логичный и выразительный. Он не даст себя ослабить, затемнить или извратить. | |
La langue française <…> est une eau pure que les écrivains maniérés n’ont jamais pu et ne pourront jamais troubler. Chaque siècle a jeté dans ce courant limpide, ses modes, ses archaïsmes prétentieux et ses préciosités, sans que rien surnage de ces tentatives inutiles, de ces efforts impuissants. La nature de cette langue est d’être claire, logique et nerveuse. Elle ne se laisse pas affaiblir, obscurcir ou corrompre. |
Перевод
правитьМ. Соседова (1958) с уточнениями по О. В. Моисеенко (1977)
О статье
правитьГи де Мопассан только что выпустил под одной обложкой рассуждения об эстетике на тридцати страницах и новый роман. <…> А эстетика его именно такова, какой и следовало ожидать от трезвого и решительного ума, по природе своей склонного смотреть на явления духовной жизни проще, чем следует. Мы находим там наряду с удачными мыслями и наилучшими побуждениями простодушную склонность принимать относительное за абсолютное. Г-н де Мопассан строит теорию романа, как львы строили бы теорию отваги, если бы умели говорить. Теория его, если я верно её понял, сводится к следующему: существует немало способов писать хорошие романы и только один способ оценивать их. Тот, кто творит, — человек свободный, тот, кто судит, — илот. <…> Он должен… Чего только он не должен! <…> Это может быть раб терпеливый и стоический, как Эпиктет, но ему никогда не бывать свободным гражданином литературной республики. Впрочем, я покривил душой, сказав, что ему достаточно быть покорным и смиренным, чтобы достигнуть участи Эпиктета <…>. Ибо этот мудрец и в рабстве сохранял драгоценнейшее из сокровищ — внутреннюю свободу. А именно её-то г-н де Мопассан отнимает у критиков. Он лишает их даже права «чувствовать». Они должны всё понимать, но чувствовать им категорически воспрещается. Им не дано будет знать волнение крови и умиление сердца. Без желаний будут они влачить жизнь более мрачную, чем сама смерть. Идея долга порой очень страшна. Она непрерывно смущает нас трудностями, неясностями и противоречиями, которые влечёт за собой. | |
— Анатоль Франс, «Ги де Мопассан — критик и романист», 1888 |
Примечания
править- ↑ И. С. Ковалева, И. А. Лилеева. Комментарии // Анатоль Франс. Собрание сочинений в 8 т. Т. 8. — М.: ГИХЛ, 1960.