Никудышное решение (Хайнлайн)

«Никудышное решение» (англ. Solution Unsatisfactory) — повесть Роберта Хайнлайна, впервые опубликованная в мае 1941 года в журнале Astounding Science Fiction. Вошла в авторские сборники «Миры Роберта Э. Хайнлайна» 1966 года и «Расширенная Вселенная» 1980. В ней предсказан Манхэттенский проект и радиологическое оружие.

Цитаты

Мы собрали под своим крылышком всех гениев в данной области, которых только можно было найти в Соединённых Штатах — питомцев Чикагского, Колумбийского, Корнельского университетов, Массачусетского технологического, Калифорнийского технологического, Беркли, — вытащили их из всевозможных лабораторий, где они работали с радиоактивными элементами, да ещё прихватили парочку выдающихся атомщиков, одолженных Англией. И эта публика располагала любыми приборами, которые только могла придумать и которые можно было соорудить за деньги. Пятисоттонный циклотрон, первоначально предназначавшийся Калифорнийскому университету, достался нам, но и он уже казался устаревшим в сравнении с теми новыми приборами, которые эти умники придумали, запросили и получили. Канада снабжала нас любым количеством урана — тоннами этого опасного сырья, добытого на берегах Большого Медвежьего озера, неподалеку от Юкона; технология же выделения урана-235 из более распространённого изотопа урана-238 уже была разработана той же группой исследователей из Чикагского университета, которые ранее изобрели более дорогой масс-спектрографический метод. Кто-то в правительстве Соединённых Штатов уже довольно давно усёк ужасные возможности, таящиеся в уране-235, и ещё летом 1940 года все американские атомщики были взяты на учёт и с них потребовали подписку о соблюдении секретности. Атомная энергия, если её удастся получить, должна была, таким образом, стать государственной монополией; во всяком случае, хотя бы на то время, пока идет война. Атом имел шанс превратиться в необычайно мощное взрывчатое вещество — такое, что может присниться лишь в кошмарном сне, или же мог стать источником столь же невероятных ресурсов промышленной энергии. В любом случае, при наличии Гитлера, непрерывно вопившего о своём секретном оружии и выкрикивавшего грязные оскорбления в адрес демократии, правительство намеревалось держать любые новые открытия в данной области поближе к сердцу.

No derogatory reference to the scientists is intended-by no means! We had all the genius in the field that the United States could produce, men from Chicago, Columbia, Cornell, M. I. T., Cal Tech, Berkeley, every radiation laboratory in the country, as well as a couple of broad-A boys lent to us by the British. And they had every facility that ingenuity could think up and money could build. The five-hundred-ton cyclotron which had originally been intended for the University of California was there, and was already obsolete in the face of the new gadgets these brains had thought up, asked for, and been given. Canada supplied us with all the uranium we asked for-tons of the treacherous stuff-from Great Bear Lake, up near the Yukon, and the fractional-residues technique of separating uranium isotope 235 from the commoner isotope 238 had already been worked out, by the same team from Chicago that had worked up the earlier expensive mass spectograph method. Someone in the United States government had realized the terrific potentialities of uranium 235 quite early and, as far back as the summer of 1940, had rounded up every atomic research man in the country and had sworn them to silence. Atomic power, if ever developed, was planned to be a government monopoly, at least till the war was over. It might turn out to be the most incredibly powerful explosive ever dreamed of, and it might be the source of equally incredible power. In any case, with Hitler talking about secret weapons and shouting hoarse insults at democracies, the government planned to keep any new discoveries very close to the vest.

Проблема, как это ни странно, заключалась в том, чтобы создать взрывчатое вещество, которое обладало бы достаточно слабыми внутренними ядерными связями, чтобы взрывать по очереди целые страны, и было бы достаточно стабильно, чтобы делать это только тогда, когда ему прикажут. Если бы мы могли одновременно создать эффективное ракетное топливо, способное понести боевую ракету со скоростью тысяча миль в час или больше, тогда мы оказались бы в состоянии заставить почти любую страну относиться к «дяде Сэму» действительно как к уважаемому дядюшке. Мы возились с этой проблемой весь остаток 1943 года и значительную часть 1944. Война в Европе и неприятности в Азии продолжались. После того как Италия капитулировала, Англия сумела высвободить достаточное число судов из своего Средиземноморского флота, чтобы ослабить блокаду Британских островов. С помощью самолетов, которые мы могли теперь ей регулярно поставлять, и тех устаревших крейсеров, которые мы ей одолжили, Англия как-то удерживалась на плаву, зарываясь в землю и переводя туда все больше и больше своих оборонных заводов. Россия, как обычно, склонялась то в одну, то в другую сторону, очевидно, придерживаясь политики не дать ни одной из воюющих сторон получить преимущество, которое позволит довести войну до победного конца. Кое-кто начал рассуждать о возможности «перманентной» войны.

The problem was, strangely enough, to find an explosive which would be weak enough to blow up only one county at a time, and stable enough to blow up only on request. If we could devise a really practical rocket fuel at the same time, one capable of driving a war rocket at a thousand miles an hour, or more, then we would be in a position to make most anybody say “uncle” to Uncle Sam. We fiddled around with it all the rest of 1943 and well into 1944. The war in Europe and the troubles in Asia dragged on. After Italy folded up, England was able to release enough ships from her Mediterranean fleet to ease the blockade of the British Isles. With the help of the planes we could now send her regularly and with the additional over-age destroyers we let her have, England hung on somehow, digging in and taking more and more of her essential defense industries underground. Russia shifted her weight from side to side as usual, apparently with the policy of preventing either side from getting a sufficient advantage to bring the war to a successful conclusion. People were beginning to speak of “permanent war.”

	— Каким количеством «пыли» К-О мы располагаем? — спросил он неожиданно. — Что-то вроде десяти тысяч единиц, — ответил я. <…> «Единица» — количество, достаточное для уничтожения тысячи человек при нормальной плотности расселения.
	“How much of the K-O dust do we now have on hand?” he asked suddenly. “Just short of ten thousand units,” I replied. <…> A unit would take care of a thousand men, at normal dispersion.

— Эта пыль как оружие вовсе не является чем-то гарантирующим Соединённым Штатам безопасность, скорее уж это заряженный пистолет, приставленный к виску каждого мужчины, женщины и ребёнка в мире! — Ну, — сказал я, — и что же? Это наш секрет и, значит, командуем парадом мы. Соединённые Штаты могут остановить и эту войну, и любую другую. Мы можем объявить Pax Americana и силой навязать его кому захотим. — Хм-м-м… твоими устами да — мёд бы пить. Только такое открытие недолго сможет оставаться единоличным секретом. На это никак нельзя рассчитывать. И тут дело не в том, чтобы хранить тайну пуще зеницы ока; ведь всё, что нужно кому-то — это всего лишь намёк, содержащийся в самой «пыли», а потом уж вопрос времени — когда именно и какая именно держава начнёт производить её промышленным путём. Работу мозга остановить нельзя, Джон; повторное открытие методики производства «пыли» логически неизбежно, как только люди узнают, что именно им следует мекать. Уран — элемент широко известный, его залежи имеются во многих частях земного шара — не забывай об этом! Дело обстоит так: как только наша тайна перестанет быть тайной, а это случится, как только мы пустим «пыль» в ход, весь мир уподобится комнате, битком набитой мужиками, каждый из которых вооружён пистолетом сорок пятого калибра. Бежать из этой комнаты некуда, и жизнь каждого зависит исключительно от доброй воли остальных и ещё от того, желают ли они оставаться в живых. Все готовы к нападению, и ни у кого нет от него защиты.

“This dust, as a weapon, is not just simply sufficient to safeguard the United States, it amounts to a loaded gun held at the head of every man, woman, and child on the globe!” “Well,” I answered, “what of that? It’s our secret, and we’ve got the upper hand. The United States can put a stop to this war, and any other war. We can declare a Pax Americana, and enforce it.”

Любой тип пыли К-О, разбросанный над какой-то территорией, означал, что она станет необитаемой на время, зависящее от длительности периода полураспада данного типа радиации. Пауза. Точка. После того как территория опылена, помочь ей ничем нельзя, пока радиоактивность не упадёт до уровня, безопасного для здоровья. Пыль нельзя вымести: она вездесуща. Нет никакого способа противостоять ей — сжечь или заставить войти в химическую реакцию с другим веществом; радиоактивный изотоп оставался таким же радиоактивным и смертельным. Однажды попав на почву, он становился причиной того, что данный участок земли будет не пригоден для любых форм жизни в течение заранее определённого времени. Пользоваться этим оружием бесконечно просто, не требуется никаких сложных бомб, не надо бить по «важным военным объектам». Доставьте пыль на высоту с помощью любого летательного аппарата, выберите позицию где-то поблизости от того района, который вы хотите стерилизовать, и сбрасывайте свой груз. Те, кто находится на заражённой территорий, уже мертвецы — они умрут через час, через день, через неделю, через месяц… в зависимости от дозы облучения. Маннинг сказал мне, что однажды ночью он вполне серьёзно размышлял о разработке рекомендации, согласно которой любой человек, включая его самого, знакомый с технологией Карст — Обри должен быть уничтожен в интересах мировой цивилизации. Правда, на следующий день он понял, что это — сущая чушь: без сомнения, такая простая технология будет обязательно открыта повторно кем-нибудь ещё. Более того, не было смысла выжидать и воздерживаться от применения этого жуткого порошка, ибо кто-то другой непременно улучшит процесс его изготовления и пустит в ход. Единственный шанс не допустить превращения нашего мира в колоссальный морг заключается в том, чтобы мы использовали своё могущество первыми, чтобы оказаться наверху, стать хозяевами положения и удерживать свою позицию достаточно долго. Формально мы в войне не участвовали, хотя по уши погрязли в ней, бросив свою силу на чашу весов в поддержку демократии ещё в 1940 году. Маннинг предложил президенту вручить часть запаса «пыли» Великобритании на выработанных нами условиях и помочь ей таким образом форсировать наступление мира. Однако мирные условия будут определены Соединёнными Штатами, так как своего секрета производства «пыли» мы не собирались передавать Великобритании. Ну а потом… Pax Americana… У Соединённых Штатов было достаточно сил, чтобы, хочешь не хочешь, установить его. Нам пришлось взять на себя эту роль и навязать миру мир, действуя безжалостно и свирепо, чтобы мир не был захвачен какой-нибудь другой державой. Допустить существование союзников по владению этим оружием было нельзя, фактор времени приобретал решающее значение.

An type of K-O dust scattered over an area rendered the area uninhabitable for a length of time that depende on the half-life of the radioactivity. Period. Full stop. Once an area was dusted there was nothing that could be done about it until the radioactivity had fallen off to the point where it was no longer harmful. The dust could not be cleaned out; it was everywhere. There was no possible way to counteract it—burn it, combine it chemically; the radioactive isotope was still there, still radio-active, still deadly. Once used on a stretch of land, for a predetermined length of time that piece of earth would not tolerate life. It was extremely simple to use. No complicated bomb sights were needed, no care need be taken to hit „military objectives.“ Take it aloft in any sort of aircraft, attain a position more or less over the area you wish to sterilize, and drop the stuff. Those on the ground in the contaminated area are dead men, dead in an hour, a day, a week, a month, depending on the degree of the infection—but dead. Manning told me that he had once seriously considered, in the middle of the night, recommending that every single person, including himself, who knew the Karst-Obre technique be put to death, in the interests of all civilization. But he had realized the next day that it had been sheer funk; the technique was certain in time to be rediscovered by someone else. Furthermore, it would not do to wait, to refrain from using the grisly power, until someone else perfected it and used it. The only possible chance to keep the world from being turned into one huge morgue was for us to use the power first and drastically—get the upper hand and keep it. We were not at war, legally, yet we had been in the war up to our necks with our weight on the side of democracy since 1940. Manning had proposed to the President that we turn a supply of the dust over to Great Britain, under conditions we specified, and enable them thereby to force a peace. But the terms of the peace would be dictated by the United States—for we were not turning over the secret. After that, the Pax Americana. The United States was having power thrust on it, willy-nilly. We had to accept it and enforce a world-wide peace, ruthlessly and drastically, or it would be seized by some other nation. There could not be coequals in the possession of this weapon. The factor of time predominated.

Для посла рейха организовали специальный показ результатов применения «пыли». Его прокатили на самолете над безлюдной полосой западной прерии, чтобы он убедился, что сделало единственное опыление со стадом бычков. Это должно было произвести на него впечатление, и полагаю, так оно и случилось — никто не мог бы остаться равнодушным после подобного зрелища; впрочем, какой доклад он отправил своему лидеру, мы так никогда и не узнали.

The Ambassador for the Reich was given a special demonstration of the effect of the dust. He was flown out over a deserted stretch of Western prairie and allowed to see what a single dusting would do to a herd of steers. It should have impressed him and I think that it did—nobody could ignore a visual demonstration!—but what report he made to his leader we never knew.

Наш президент потребовал, чтобы во время переговоров королевские ВВС не совершали вылетов на бомбежку, но английские бомбардировщики все равно были завалены работой — континент ночь за ночью буквально заливался дождем листовок, написанных нашими собственными агитаторами и пропагандистами. Листовки, сброшенные во время первых рейдов, призывали граждан рейха положить конец бессмысленной бойне и обещали, что мирные условия не будут для них унизительны. Второй ливень пропагандистских материалов содержал фотографии погибшего стада бычков. Третий же был недвусмысленным предупреждением о необходимости немедленно покинуть города и держаться от них подальше. По выражению Маннинга, мы трижды крикнули «Halt!», прежде чем выстрелить. Не думаю, чтобы наш президент считал, будто это сработает, но мы были морально обязаны сделать все от нас зависящее.

Our President had stipulated that the R. A. F. was not to bomb during the period of negotiation, but their bombers were busy nevertheless. The continent was showered, night after night, with bales of leaflets, prepared by our own propaganda agents. The first of these called on the people of the Reich to stop a useless war and promised that the terms of peace would not be vindictive. The second rain of pamphlets showed photographs of that herd of steers. The third was a simple direct warning to get out of cities and to stay out. As Manning put it, we were calling „Halt!“ three times before firing. I do not think that he or the President expected it to work, but we were morally obligated to try.

	— Эстелла Карст покончила с собой сегодня утром. Это мог бы предвидеть любой из нас, но никому не пришло в голову. Почему-то её смерть поразила меня сильнее, чем гибель бесчисленных незнакомых людей в Берлине. — Как она умерла? — От «пыли». Вошла в упаковочную и сняла «доспехи».
	„Estelle Karst suicided this morning.“ Anybody could have anticipated it, but nobody did. And somehow I felt harder hit by her death than by the death of all those strangers in Berlin. „How did she do it?“ I asked. „Dust. She went into the canning room, and took off her armor.“

На второй день появились попытки эвакуировать город. Центральные кварталы Берлина были практически пусты, если не считать трупов и разбитых автомобилей, но улицы, ведущие к окраинам, были забиты людьми — преимущественно пешеходами, так как трамваи не ходили. Несчастные жители бежали куда глаза глядят, не зная, что смерть уже гнездится в их собственных телах. <…> Последняя лента показывала Берлин и дороги в его окрестностях, спустя примерно неделю после рейда. Город был мертв; в нем не было ни единого мужчины, ни женщины, ни ребенка, не было ни кошек, ни собак, ни голубей. Повсюду валялись трупы, но им не грозила опасность быть оскверненными крысами. Крыс тоже не было. На дорогах в окрестностях Берлина царило безмолвие. На их обочинах, в кюветах, даже на самом полотне (только в меньшей степени), подобно кучкам золы, выкинутой из паровозных топок, валялись груды тел, бывших когда-то жителями столицы рейха. Впрочем, хватит рассусоливать это зрелище. Что касается меня, то, если у меня и была когда-то душа, я потерял её в том кинозале, а новой уж так и не удосужился приобрести. Те два пилота, что сделали эти снимки, вскоре тоже умерли — общее длительное кумулятивное поражение организма «пылью», содержавшейся в воздухе Берлина. Если бы были приняты нужные меры предосторожности, этих смертей могло бы и не быть, но тогда ещё сами англичане не были убеждены в необходимости соблюдения наших строгих правил безопасности. Рейху потребовалась всего одна неделя, чтобы рухнуть. Возможно, дело затянулось бы и на больший срок, да новый фюрер отправился в Берлин на следующий же день после нашего рейда, чтобы доказать, что хвастовство англичан совершенно ни на чем не основано. Нет нужды перечислять все временные правительства Германии, которые сменяли друг друга в течение нескольких ближайших месяцев. Единственное, имевшее для нас значение, — это так называемое «реставрационное правительство», оно воспользовалось в качестве символа кузеном бывшего кайзера и запросило мира.

The second day showed the attempt to evacuate. The inner squares of the city were practically deserted save for bodies and wrecked cars, but the streets leading out of town were boiling with people, mostly on foot, for the trams where out of service. The pitiful creatures were fleeing, not knowing that death was already lodged inside them. <…> The last sequence showed Berlin and the roads around it a week after the raid. The city was dead; there was not a man, a woman, a child—nor cats, nor dogs, not even a pigeon. Bodies were all around, but they were safe from rats. There were no rats. The roads around Berlin were quiet now. Scattered carelessly on shoulders and in ditches, and to a lesser extent on the pavement itself, like coal shaken off a train, were the quiet heaps that had been the citizens of thecapital of the Reich. There is no use in talking about it. But, so far as I am concerned, I left what soul I had in that projection room and I have not had one since. The two pilots who made the pictures eventually died—systemic, cumulative infection, dust in the air over Berlin. With precautions it need not have happened, but the English did not believe, as yet, that our extreme precautions were necessary. The Reich took about a week to fold up. It might have taken longer if the new Fuehrer had not gone to Berlin the day after the raid to ‚approve“ that the British boasts had been hollow. There is no need to recount the provisional governments that Germany had in the following several months; the only one we are concerned with is the so called restored monarchy which used a cousin of the old Kaiser as a symbol, the one that sued for peace.

	Если мы хотели установить относительно прочный мир, скажем, лет на сто или около того, используя монополию на столь грозное оружие, что никто даже помыслить не мог, чтобы напасть на нас, то было необходимо, чтобы политика, которую мы станем проводить, была бы куда более долговременной, чем жизнь сменяющих друг друга администраций.
	If we were to establish a reasonably permanent peace—say a century or so—through a monopoly on a weapon so powerful that no one dare fight us, it was imperative that the policy under which we acted be more lasting than passing political administrations.

— Я предлагаю, — сказал Маннинг, — начать с запрещения всем самолётам на земном шаре подниматься в воздух. Министр торговли высоко поднял брови. — Не начинаете ли вы, — сказал он, — давать волю своей фантазии, полковник Маннинг? — Ни в коем случае, — резко возразил Маннинг, — я исхожу из реалистических предпосылок. Ключом к решению нашей проблемы является самолёт. Без самолёта «пыль» превращается в ничего не стоящее оружие. Единственная возможность, которую я вижу, чтобы выиграть время, необходимое для решения проблемы в целом, это посадить на землю все летательные аппараты и запретить ими пользоваться. Абсолютно все самолёты, то есть, конечно, кроме тех, которые находятся на вооружении армии Соединённых Штатов. После этого мы сможем заняться полным всемирным разоружением и выработкой надёжных методов контроля. — Но послушайте, — возопил министр, — уж не хотите ли вы предложить запретить функционирование коммерческих авиалиний? Это же важнейшая отрасль мировой экономики! Было бы полным идиотизмом пойти на такое! — Быть убитым — ещё больший идиотизм. <…> — А как же те самолёты, от которых зависит сама жизнь некоторых групп населения? Как, к примеру, насчёт авиалиний на Аляске? — Если подобные обстоятельства существуют, самолёты должны быть переданы в эксплуатацию американским военным лётчикам и американским военным же экипажам. Без всяких исключений. <…> — То, что он предлагает, есть военная диктатура, силой навязанная всему миру. <…> Для меня демократия есть нечто большее, нежели вещь, которую можно выбросить за ненадобностью; для меня это вопрос веры. Либо она спасет меня, либо я вместе с ней пойду на дно. — И что же вы предлагаете? — спросил президент. — Чтобы мы рассматривали данную ситуацию как предпосылку создания мирового демократического сообщества! Давайте используем наше нынешнее доминирующее положение и бросим клич всем народам Земли, чтоб они прислали своих представителей на конференцию по выработке Всемирной конституции. — Лига Наций, — услышал я чьё-то бормотание. — Нет, — откликнулся министр на эту реплику, — нет, вовсе не Лига Наций. Прежняя Лига была беспомощной, ибо не имела ни опыта, ни сил. Она не обладала механизмом, который позволил бы ей проводить свои решения в жизнь; это был дискуссионный клуб, дешёвка. Тут всё будет иначе, ведь мы передадим «пыль» в руки нового сообщества. <…> — Если мы создадим мировую демократию, то на какой избирательный корпус она будет опираться? Давайте проанализируем факты: четыреста миллионов китайцев, у которых такое же представление о процедуре выборов и о гражданской ответственности, как у блохи; триста миллионов индийцев, обладающих в данной области ничуть не большим образовательным уровнем; один Бог знает, сколько миллионов в Евразийском Союзе, верящих опять же Бог знает во что; весь африканский континент, который вряд ли можно назвать даже полуцивилизованным; восемьдесят миллионов японцев, твердо убеждённых в своём божественном праве на руководство миром; наши испано-американские друзья, которые то ли будут с нами, то ли ополчатся против нас, но которые относятся к Биллю о правах совершенно иначе, чем мы; четверть миллиарда человек, принадлежащих к дюжине европейских наций, сердца которых наполняет чёрная ненависть и жажда мести. Нет, ничего хорошего не выйдет. Нелепо даже говорить о мировой демократии в течение многих и многих лет, ожидающих нас впереди. Если вы откроете тайну радиоактивной «пыли» такой компании, вы вручите миру оружие для самоубийства. <…> Какая-то страна в скором времени создаст у себя запасы радиоактивной «пыли». Она нанесёт нам удар первой, чтобы поставить нас на колени и развязать себе руки. В один прекрасный день будут уничтожены Нью-Йорк и Вашингтон, а затем и все наши главные промышленные зоны, и вся страна окажется экономически и политически дезорганизованной. Но в этих городах не будет нашей армии; у нас сохранится воздушный флот и запас «пыли», спрятанный где-то там, куда не достанет вражеская бомбёжка. Наши ребята отважно и с полным правом начнут уничтожать города напавшей на нас страны. Так и будет раскачиваться этот маятник, пока оба государства не ослабнут настолько, что уже не смогут поддерживать тот высокий уровень индустриального развития, который нужен, чтоб строить самолёты и производить «пыль». В результате начнется голод и эпидемии опаснейших болезней. Детали можете дорисовать сами. А потом в игру вступят другие страны. Конечно, это будет самоубийственная глупость, но, чтобы вступить в драку, больших мозгов не надо. Для этого нужны всего-навсего крохотная группа, рвущаяся к власти, несколько самолётов и маленький запас порошка. Это тот порочный круг, который невозможно разорвать, пока вся планета не опустится ниже того уровня развития экономики, который нужен, чтобы поддерживать технологию, необходимую для своего дальнейшего функционирования. По моим расчетам, такая точка может быть достигнута к тому времени, когда три четверти населения земли уже вымрут от «пыли», болезней и голода, а культура упадет до уровня деревенско-земледельческой. Так где же окажется ваша конституция и ваш Билль о правах, если вы дадите такому свершиться? <…> «Пыль» отличается от более ранних видов оружия как своей смертоносностью, так и лёгкостью применения, но особенно тем, что нам не удалось разработать никаких средств защиты от неё. По ряду веских технических причин я сомневаюсь, что это будет когда-либо сделано; во всяком случае, в нашем столетии это в высшей степени мало вероятно. <…> Люди смогут выжить только в герметически закрытых подземных городах, но в этих условиях наша специфическая американская культура вряд ли имеет шанс сохраниться. <…> По твёрдому убеждению всех экспертов, нам не удастся удержать контроль над этой тайной, иначе как применяя жёсткие полицейские меры. Немцы и раньше чуть ли не наступали нам на пятки в области атомной физики; только по счастливой случайности нам удалось стать первыми.

„I propose,“ said Manning, „that we begin by immobilizing all aircraft throughout the world.“ The Secretary of Commerce raised his brows. „Aren’t you,“ he said, „being a little fantastic, Colonel Manning?“ „No, I’m not,“ answered Manning shortly. „I’m being realistic. The key to this problem is aircraft. Without aircraft the dust is an inefficient weapon. The only way I see to gain time enough to deal with the whole problem is to ground all aircraft and put them out of operation. All aircraft, that is, not actually in the service of the United States Army. After that we can deal with complete world disarmament and permanent methods of control.“ „Really now,“ replied the Secretary, „you are not proposing that commercial airlines be put out of operation. They are an essential part of world economy. It would be an intolerable nuisance.“ „Getting killed is an intolerable nuisance, too.“ <…> „How about aircraft on which some groups depend to stay alive, Colonel, such as the Alaskan lines?“ „If there are such, they must be operated by American Army pilots and crews. No exceptions.“ <…> „What he proposes is a military dictatorship imposed by force on the whole world. <…> To me, democracy is more than a matter of expediency, it is a faith Either it works, or I go under with it.“ What do you propose?“ asked the President. „I propose that we treat this as an opportunity to create a worldwide democratic commonwealth.“ Let us use our present dominant position to issue a call to all nations to send representatives to a conference to form a world constitution.“ „League of Nations,“ I heard someone mutter. „No!“ he answered the side remark. „Not a League of Nations. The old League was helpless because it had no real existence, no power. It was not implemented to enforce its decisions; it was just a debating society, a sham. This would be different for we would turn over the dust to it.“ <…> „There are a lot of good, kindly people who are inter-nationalists these days. Nine out of ten of them are soft in the head and the tenth is ignorant. If we set up a world-wide democracy, what will the electorate be? Take a look at the facts: four hundred million Chinese with no more concept of voting and citizen responsibility than a flea; three hundred million Hindus who aren’t much better indoctrinated; God knows how many in the Eurasian Union who believe in God knows what; the entire continent of Africa only semicivilized; eighty million Japanese who really believe that they are Heaven-ordained to rule; our Spanish-American friends who don’t understand the Bill of Rights the way we think of it; a quarter of a billion people of two dozen different nationalities in Europe, all with revenge and black hatred in their hearts. „No, it won’t wash. It’s preposterous—to talk about a world democracy for many years to come. If you turn the secret of the dust over to such a body, you will be arming the whole world to commit suicide. <…> Some power makes a supply of the dust. They’ll hit us first to try to knock us out and give them a free hand. New York and Washington overnight, then all of our industrial areas while we are still politically and economically disorganized. But our army would not be in those cities; we would have planes and a supply of dust somewhere where the first dusting wouldn’t touch them. Our boys would bravely and righteously proceed to poison their big cities. Back and forth it would go until the organization of each country had broken down so completely that they were no longer able to maintain a sufficiently high level of industrialization to service planes and manufacture dust. That presupposes starvation and plague in the process. You can fill in the details. „The other nations would get in the game. It would be silly and suicidal, of course, but it doesn’t take brains to take a hand in this. All it takes is a very small group, hungry for power, a few airplanes and a supply of dust. It’s a vicious circle that cannot possibly be stopped until the entire planet has dropped to a level of economy too low to support the techniques necessary to maintain it. My best guess is that such a point would be reached when approximately three-quarters of the world’s population were dead of dust, disease, or hunger, and culture reduced to the peasant-and-village type. Where is your Constitution and your Bill of Rights if you let that happen? <…> „The dust differs from every earlier weapon in its deadliness and ease of use, but most importantly in that we have developed no defense against it. For a number of fairly technical reasons, I don’t think we ever will, at least not this century. <…> „People might survive by living in sealed underground cities, but our characteristic American culture could not be maintained. <…> „It is the best opinion of all the experts that we can’t maintain control of this secret except by rigid policing. The Germans were close on our heels in nuclear research; it was sheer luck that we got there first.“

	Евразийский Союз был настоящей загадкой. После неожиданной смерти Сталина в 1941 году, ни одна из стран Запада не знала хорошенько, что же там происходит.
	The Eurasian Union was a puzzle. After Stalin’s unexpected death in 1941, no western nation knew very much about what went on in there.

Социология не наука. Возможно, когда-нибудь она и станет наукой, если, например, точная физика породит доскональное знание коллоидной химии, а это, в свою очередь, даст полное понимание биологии, а там уж и дефинитивной психологии. Когда это произойдет, мы, может быть, и начнем разбираться в социологии и политике. Возможно, так оно и случится, но уж никак не раньше пятитысячного года нашей эры, если допустить, что человеческая раса не совершит самоубийства задолго до этого.

There is no science of sociology. Perhaps there will be, some day, when a rigorous physics gives a finished science of colloidal chemistry and that leads in turn to a complete knowledge of biology, and from there to a definitive psychology. After that we may begin to know something about sociology and politics. Something around the year 5,000 A.D., maybe—if the human race does not commit suicide before then.

Перевод

В.П. Ковалевский, Н.П. Штуцер, 1994

О повести

	Задолго до того, как человечество стало задумываться над тем, куда заведёт нас распад атома урана, птенцы Кэмпбелла изобретательно и умело раскрывали перед читателями последствия этого открытия.
	— Айзек Азимов

• см. Станислав Лем, «Фантастика и футурология», книга 1 (начало главы 5. Ложные, но существенные прогнозы), 1972

	Я нашел её замечательной. <…> Физики Манхэттенского проекта иногда говорили за обедом о нф-произведениях, которые они прочли. Кто-то думал, что идеи Хайнлайна были поразительно точны. Не в деталях, конечно, потому что он описал не бомбу, а скорее использование радиоактивной пыли в качестве абсолютного оружия. <…> В описанной у Хайнлайна стратегической ситуации физики нашли отрезвляющее предупреждение. Абсолютное оружие, которое приводит к стратегическому противостоянию, после чего нет пути назад, — никудышное решение. К тому, как этого избежать, и в целом к общей проблеме ядерного оружия в руках жестоких государств, приковано внимание физиков, трудящихся, чтобы решить их. Никогда ранее в литературе никто ещё не сталкивался с такой фаустовской дилеммой так непосредственно, конкретно. — слова Грегори Бенфорду
	I found that remarkable. <…> Manhattan Project physicists would sometimes talk at lunch about sf stories they had read. Someone had thought that Heinlein’s ideas were uncannily accurate. Not in its details, of course, because he described not a bomb, but rather using radioactive dust as an ultimate weapon. <…> In Heinlein’s description of the strategic situation the physicists found a sobering warning. Ultimate weapons lead to a strategic standoff with no way back — a solution unsatisfactory. How to avoid this, and the whole general problem of nuclear weapons in the hands of brutal states, preoccupied the physicists laboring to make them. Nowhere in literature had anyone else confronted such a Faustian dilemma as directly, concretely.
	— Эдвард Теллер

См. также

• «Линия смерти» — повесть Клива Картмилла 1944 года