Миллион завтра

«Миллион завтра» (англ. One Million Tomorrows) — фантастический роман Боба Шоу 1970 года.

Цитаты

	— Теперь нам нужен только подопытная морская свинка, стоимостью в миллиард долларов, или вы, Вилли. — I
	“All we need now is a billion-dollar guinea pig—and that’s you, Willy.”

	— Согласно моей двадцатилетней ротационной системе, главного бухгалтера через три года ждёт понижение в должности <…>. Уолтон работает у меня более восьмидесяти лет и, уверяю тебя, не может дождаться, когда снова окажется внизу лестницы и начнет карабкаться вверх — ступенька за ступенькой. Он делал это уже трижды и ничто не доставляет ему большего удовольствия! — II
	“My chief accountant is due for his twenty-year rotation to a lower grade in three years <…>. Walton’s been with me for over eighty years, and I can tell you he’s looking forward to rotating down and then battling his way back up again. He’s done it three times already—loves it!”

	Он взглянул на циферблат, вытатуированный на запястье, кожа в пределах которого изменяла положение частиц пигмента в зависимости от передаваемых сигналов времени… — II
	He glanced at his wrist and the dial tattooed on the skin, rearranging its pigmentation molecules in accordance with the standard time signals broadcast…

— Вам прокололи лёгкое, врач вынужден был сделать его коллапс. <…> Это временное явление. Чтобы лёгкое отдохнуло, не больше. <…> Правда, доктор? — Конечно. <…> Нет причин для беспокойства, мистер Кэрью. Ваше лёгкое немного кровоточило, но мы остановили и свернули кровь. Сейчас нужно только дать ему отдохнуть. — Понимаю. Кэрью почувствовал тошноту при мысли, что одно легкое в его груди лежит сморщенное. — IX

“Your right lung got punctured, and the medic has collapsed it. <…> It’s a temporary thing. Gives the lung a rest, that’s all. <…> Isn’t that right, Doc?” “Absolutely. <…> There’s no need for alarm, Mr. Carewe. Your lung bled internally for a while, but we’ve put a stop to that and drained off the blood. All that’s necessary now is to give the lung a rest.” “I see.” Carewe felt ill at the thought of one of his lungs lying limply inside his chest.

	Кэрью <…> вскочил, и, не задерживаясь, помчался к двери, слыша за собой догоняющие шаги. Что-то шлёпало у него в груди, как мокрая тряпка, он мельком подумал, что это бездействующее лёгкое… — IX
	Carewe <…> kept on going in the direction of the doorway, with pursuing footfalls close behind. Something was slapping around inside his chest like a piece of wet leather. One part of his mind made the sickening discovery that it was the collapsed lung…

	— Я проверил членов всех групп и не нашёл на базе никого со свежей раной на лице. <…> — А та полоска земли вокруг базы, которую, если не ошибаюсь, вы называете Африкой? — IX
	“I’ve made a check on the personnel from every contingent—there’s nobody in the base who has a new gash on his face.” <…> “And how about that little fringe of land surrounding the base? Africa, I think you call it.”

	Когда он шел, висящее в груди правое лёгкое подхватило ритм его шагов, начав тихонько стучать о рёбра. — IX
	As he neared the outer door his pendulous right lung picked up the rhythm of the movement and began to bounce gently against his ribs.

	Этот невысокий энергичный мужчина с внимательным взглядом <…> был одарён разумом, работавшем, казалось, в ускоренном темпе: он мчался вперёд только затем, чтобы закончить шуткой всё, о чем говорилось. По мнению Кэрью, Гвинн накидывался на любую, даже самую банальную фразу, как терьер на добычу, и терзал её до тех пор, пока не вырывал из неё какой-нибудь афоризм. — XII
	He was a small, quick man <…>. His eyes were alert, and he had a brain which seemed to race all the time, obsessively, with the object of producing witty comments on everything that was said. Carewe could see him seizing on even the most banal remark and worrying it like a terrier until he had torn off an aphoristic shred.

«Возможно ли, что придёт день, скажем, лет через сто, когда мне придётся заглядывать в дневник, чтобы вспомнить цвет волос Афины? И вообще, существует ли бессмертие с сохранением абсолютной непрерывности личности? Или же это просто означает, что моё бессмертие — ряд незнакомцев, постепенно и незаметно переходящих один в другого по мере того, как время стирает биологические записи?» — XII (такая потеря памяти рассмотрена также, например, Брайаном Олдиссом в «Летающем червяке», 1968)

Could it be that there would come a day, perhaps only a hundred years in the future, on which he would have to check his diary to remember the color of Athene’s hair? Without absolute continuance of the personality was there such a thing as immortality? Or did it simply mean that his deathless body would be inhabited by a series of strangers, each fading imperceptibly into the next as the biological slates were wiped clean?

	Лицо Костелло выражало печаль и разочарование человека, который многое пережил, но ничего от этого не сохранил. — XIII
	Bunny Costello had the sad disappointed face of a man who had seen a lot of life but failed to benefit from the experience.

	… зубцы ключа нервно шевелились, словно коротенькие ножки гусеницы. — XIII
	… the teeth of the key were moving restlessly, like the stubby feet of a caterpillar.

Традиционные подшипники были вытеснены десятки лет назад новыми, с поверхностью такой гладкой, что она вообще не испытывала трения. Если ничто не поддерживало такой шар с боков, то при нажиме он выскакивал из руки, как косточка. <…> Они вместе с Гвинном перелетели через поручень и рухнули вниз в один из контейнеров. На мгновение Кэрью показалось, что он погружается в холодную воду, но потом он понял, что оказался в башне, заполненной маленькими шариками для подшипников. Не признающие трения маленькие металлические шарики оказывали меньшее, чем вода, сопротивление, и он сразу опустился на дно. Шарики атаковали его губы, как рой разъяренных насекомых. Он чувствовал, как они постукивают о его зубы и струей вливаются в желудок металлические грызуны, стремящиеся под влиянием силы тяжести в самую низкую точку контейнера. Им было наплевать, что доступными для них контейнерами были в эту минуту его желудок и лёгкие. Закрыв рот, он с трудом выпрямился и высунул голову наружу. Выплюнул шарики изо рта, но губы его были у самой поверхности, и новая волна залила его подбородок, наполнив рот металлическим роем. Попытка выплюнуть его могла закончиться очередным наплывом шариков. Он спазматически проглотил их со слюной и, дыша сквозь сжатые зубы, добрался до стены башни. Недалеко тянулся поручень. Кэрью ухватился за него, подтянулся, вылез на помост, лёг и его вырвало. — XIII

Conventional bearings had been ousted decades earlier by the modern type whose surfaces, composed of radially polarized molecules, had virtually no index of friction. Unless they were laterally restrained any attempt to put pressure on one of them resulted in the ball shooting away like a squeezed pip. <…> Gwynne and he went high over the railings, and downwards into one of the storage bins. For a moment Carewe thought he had plunged into cold water, then he realized he was in a bin full of very small bearings. Completely inimical to friction, the tiny metal spheres offered less support than water, and he went to the bottom immediately. The bearings invaded his mouth like ferocious insects. He could feel them clicking eagerly against his teeth and pouring down into his stomach, metallic lemmings driven by gravity to seek the lowest level of any container in which they found themselves. They were indiffereered l the fact that the containers now presented to them were Carewe’s lungs and stomach. Closing his mouth, he forced himself to stand up straight and his face emerged into air. He spewed bearings from his lips, but his mouth was barely above the surface and a fresh wave of them lapped over his lower jaw, filling his mouth with their steely swarming presence. Any attempt to spit them out would merely have resulted in another influx. He swallowed convulsively and, breathing through closed teeth, made his way to the side of the bin. There was a handrail standard close by. He caught it gratefully, dragged himself up onto the catwalk and lay vomiting.

Самая большая ошибка — это ненасытность, желание иметь для себя всё своё прошлое и будущее. Бессмертный должен смириться с фактом, что бесконечная жизнь — это бесконечное умирание очередных личностей, которые населяют его тело, постепенно изменяясь с течением времени. Однако прежде всего бессмертие — это непрерывное рождение новых личностей. Бессмертный должен принять к сведению, что его «я» существует в определённой точке времени и умрёт так же неизбежно, как те безмозглые, безымянные ракообразные, чьи хрупкие останки принадлежат вечности. — XVII

The great mistake is to be greedy, to try to hold on to all of one’s past and all of one’s future. An immortal must learn to accept that endless life is also endless death—of the successive personalities who inhabit his flesh and are gradually changed and worn away by the passage of time, by the shifting tides of events. But most important of all, immortality is also the endless birth of new personalities. An immortal must acknowledge, easily and gracefully, that he as he exists at any one point in time, will die just as surely as if he were one of those mindless, anonymous little shellfish whose featherlight remains are scattered across, and are part of, all the shores of eternity.

Перевод

И. Невструев, 1992 (с незначительными уточнениями)