Красный Крест (Шаламов)

«Красный Крест» — очерк Варлама Шаламова 1959 года из цикла «Колымские рассказы», примыкающий к циклу «Очерки преступного мира».

Цитаты

править
  •  

Врач может освободить человека от работы официально, записав в книгу, может положить в больницу, определить в оздоровительный пункт, увеличить паёк. И самое главное в трудовом лагере — врач определяет «трудовую категорию», степень способности к труду, по которой рассчитывается норма работы. Врач может представить даже к освобождению — по инвалидности, по знаменитой статье четыреста пятьдесят восемь[1]. Освобождённого от работы по болезни никто не может заставить работать — врач бесконтролен в этих своих действиях. Лишь врачебные более высокие чины могут его проконтролировать. В своём медицинском деле врач никому не подчинен.
Надо ещё помнить, что контроль за закладкой продуктов в котел — обязанность врача, равно как и наблюдение за качеством приготовленной пищи.
Единственный защитник заключённого, реальный его защитник — лагерный врач.[2]

  •  

Блатные демонстративно выражали своё уважение к работникам медицины, обещали им всяческую свою поддержку, выделяя врачей из необъятного мира «фраеров» и «штымпов». <…>
Более того, у врачей действительно не воровали, старались не воровать. Врачам делали подарки — вещами, деньгами, — если это были вольнонаёмные врачи. Упрашивали и грозили убийством, если это были врачи-заключённые. Подхваливали врачей, оказывавших помощь блатарям.
Иметь врача «на крючке» — мечта всякой блатной компании. Блатарь может быть груб и дерзок с любым начальником (этот шик, этот дух он даже обязан в некоторых обстоятельствах показать во всей яркости) — перед врачом блатарь лебезит, подчас пресмыкается и не позволит грубого слова в отношении врача, пока блатарь не увидит, что ему не верят, что его наглые требования никто выполнять не собирается. <…>
Дело за немногим — вместо больного фраера, истощённого непосильной работой, бессонницей и побоями, положить на больничную койку здоровенного педераста-убийцу и вымогателя. Положить и держать его на больничной кровати, пока тот сам не соизволит выписаться.
Дело за немногим: регулярно освобождать от работы блатных, чтоб они могли «подержать короля за бороду».
Послать блатарей по медицинским путёвкам в другие больницы, если им это понадобится в каких-то своих блатных, высших целях.
Покрывать симулянтов-блатарей, а блатари все — симулянты и агграванты, с вечными «мостырками» трофических язв на голенях и бедрах, с легкими, но впечатляющими резаными ранами живота и т. п.
Угощать блатарей «порошочками», «кодеинчиком» и «кофеинчиком», отведя весь запас наркотических средств и спиртовых настоек в пользование благодетелей.[2]

  •  

Неисчислимы злодеяния воров в лагере. Несчастные люди — работяги, у которых вор забирает последнюю тряпку, отнимает последние деньги, и работяга боится пожаловаться, ибо видит, что вор сильнее начальства. Работягу бьёт вор и заставляет его работать — десятки тысяч людей забиты ворами насмерть. Сотни тысяч людей, побывавших в заключении, растлены воровской идеологией и перестали быть людьми. Нечто блатное навсегда поселилось в их душах, воры, их мораль навсегда оставили в душе любого неизгладимый след.

  •  

Каждая минута лагерной жизни — отравленная минута.
Там много такого, чего человек не должен знать, не должен видеть, а если видел — лучше ему умереть.
Заключённый приучается там ненавидеть труд — ничему другому и не может он там научиться.
Он обучается там лести, лганью, мелким и большим подлостям, становится эгоистом.
Возвращаясь на волю, он видит, что он не только не вырос за время лагеря, но что интересы его сузились, стали бедными и грубыми.
Моральные барьеры отодвинулись куда-то в сторону. <…>
Он раздавлен морально. Его представления о нравственности изменились, и он сам не замечает этого.
Начальник приучается в лагере к почти бесконтрольной власти над арестантами, приучается смотреть на себя как на бога, как на единственного полномочного представителя власти, как на человека высшей расы.
Конвойный, в руках у которого была многократно жизнь людей и который часто убивал вышедших из запретной зоны, что он расскажет своей невесте о своей работе на Дальнем Севере? О том, как бил прикладом голодных стариков, которые не могли идти?
Молодой крестьянин, попавший в заключение, видит, что в этом аду только урки живут сравнительно хорошо, с ними считаются, их побаивается всемогущее начальство. Они всегда одеты, сыты, поддерживают друг друга.
Крестьянин задумывается. Ему начинает казаться, что правда лагерной жизни — у блатарей, что, только подражая им в своём поведении, он встанет на путь реального спасения своей жизни. Есть, оказывается, люди, которые могут жить и на самом дне. И крестьянин начинает подражать блатарям в своём поведении, в своих поступках. Он поддакивает каждому слову блатарей, готов выполнить все их поручения, говорит о них со страхом и благоговением. Он спешит украсить свою речь блатными словечками — без этих блатных словечек не остался ни один человек мужского или женского пола, заключённый или вольный, побывавший на Колыме[3].
Слова эти — отрава, яд, влезающий в душу человека, и именно с овладения блатным диалектом и начинается сближение фраера с блатным миром.

  •  

Аргумент спора — кулак, палка. Средство понуждения — приклад, зуботычина.
Интеллигент превращается в труса, и собственный мозг подсказывает ему оправдание своих поступков. Он может уговорить сам себя на что угодно, присоединиться к любой из сторон в споре. В блатном мире интеллигент видит «учителей жизни», борцов «за народные права».
«Плюха», удар, превращает интеллигента в покорного слугу какого-нибудь Сенечки или Костечки.
Физическое воздействие становится воздействием моральным.
Интеллигент напуган навечно. Дух его сломлен. Эту напуганность и сломленный дух он приносит и в вольную жизнь.
Инженеры, геологи, врачи, прибывшие на Колыму по договорам с Дальстроем, развращаются быстро: длинный рубль, закон — тайга, рабский труд, которым так легко и выгодно пользоваться, сужение интересов культурных — всё это развращает, растлевает, человек, долго поработавший в лагере, не едет на материк — там ему грош цена, а он привык к богатой, обеспеченной жизни. Вот эта развращённость и называется в литературе «зовом Севера».
В этом растлении человеческой души в значительной мере повинен блатной мир, уголовники-рецидивисты, чьи вкусы и привычки сказываются на всей жизни Колымы.

Примечания

править
  1. Уголовно-процессуального кодекса РСФСР 1923 г.
  2. 1 2 Парафразировано в окончании очерка «Сучья» война.
  3. Парафраз присутствует в очерке «Жульническая кровь» от слов «у крестьянского парня…».

Ссылка

править