Елена Юрьевна Михайлик

Елена Юрьевна Михайлик (род. 22 апреля 1970) — русская и австралийская поэтесса, филолог, переводчица, одна из ведущих исследователей прозы Варлама Шаламова. Дочь поэта Юрия Михайлика. С 1993 года живёт в Сиднее.

Статьи

править
  •  

Как жанр и образный ряд поэмы БагрицкогоСмерть пионерки»] являются выдвижением на территорию христианства, конфискацией «новой земли» и «нового неба» в пользу революции, так её метр и лексика — и, возможно, сюжет — вторгаются в частный мир обэриутов, заменяя беззащитное и вполне буржуазное (при часах!) создание, «маленькую рыбку», буквально поглощённую жестоким миром, «молодостью», осмысленно и радостно жертвующей собой ради великой цели — и собственного продолжения в веках.
В определённом смысле Багрицкий тоже пытается проглотить и переварить «Карася»[1], не оставив частной жизни, частным устремлениям и частной трагедии собственного поэтического пространства — как уже не оставил его «старой» вере.[2]

  — «„Карась“ глазами рыбовода»
  •  

… осмысление идеологических элементов действительности в качестве носителей вражеского знака приняло [в СССР] характер эпидемии — начиная с самых первых случаев в середине 1930-х. <…> поиск вражеских знаков стал долгом не только цензоров и чекистов, но и обыкновенных граждан, что породило особые повседневные (вернакулярные) практики, призванные определять источники символической опасности. Количество людей, активно вовлечённых в поиск скрытых значений, возросло в геометрической прогрессии, что подчас приводило к возникновению массовых «моральных паник», во время которых даже самые высокостатусные объекты объявлялись нечистыми и приговаривались к уничтожению <…>.
Более того, эпидемия гиперсемиотизации довольно быстро перекинулась на сферу быта, затрагивая объекты, которые до того не мыслились ни как тексты, ни как возможные носители текстов. Судьба символически заражённых маслобоек, пуговиц и многого другого <…> была печальной <…>.
Советский человек оказался со всех сторон окружён опасными вещами — и был вынужден пытаться «читать» всё подряд (<…> ввиду общей скудости быта ценность каждой конкретной вещи и, соответственно, уровень внимания, обращенный на неё, возрастали многократно). Такой процесс, в свою очередь, испугал советскую власть, и она попыталась его остановить или по крайней мере контролировать. <…>
Появившееся в конце 1920-х годов понятие «вредительство» пережило в этой связи очень интересную <…> эволюцию. Изначально оно было ограничено «техническим значением» термина — «вредитель на производстве», а врагом был «старый спец», продукт буржуазного общества, <…> имел совершенно определённое «лицо» и <…> преследовал рациональные, хотя и неприятные для большевиков цели.
В середине 1930-х годов ситуация резко изменилась. <…> деление оппозиционеров на явных и скрытых врагов стало одним из триггеров, запустивших демонизацию оппозиции[3].
<…> новый агент угрозы — совсем не чужак, вкравшийся извне. Это внутренний враг, он партиен, классово близок и неотличим. Именно неотличимость пугает <…>.
Итак, изменившееся [с 1934 г.] поведение цензоров, о котором писал Плампер[4], связано с появлением врага нового типа — «скрытого врага», чье вредительство в зоне действия цензуры заключается прежде всего в подаче некоего сигнала. Кому он их подаёт, кто является адресатом — неизвестно; более того, любой, кто может прочитать сигнал, окажется в опасности. <…>
Благодаря идее всепроникающего присутствия скрытого врага гиперсемиотизация с 1935 года превратилась в официальную мобилизационную практику, поощрявшую «очищение дискурса» посредством поиска и изъятия вражеских сообщений. Прямым следствием оказалось массовое отчуждение «отмеченных» советских вещей и превращение советского быта в пространство войны, где за каждой штриховкой мог скрываться хищный вражеский знак.
Сам механизм поиска скрытых образов <…> — механизм очень старый. Он много старше человека. <…>
Советская власть, сама того не ведая, активировала модель, призванную распознавать сидящего в засаде хищника, и закрепила её <…>. Этот подход не мог не вызвать встречной лавины, порождая антисоветские (для советской власти) нарративы и практики, включая снятие пионерских галстуков, уничтожение зажимов, календарей с неправильными листками, тетрадок с неправильными обложками и даже работ основоположников марксизма, в том числе и здравствовавших на тот момент. Враг в таких нарративах архаизировался и приобретал дьявольские черты, буквализуя метафору о «нечисти», окружающей советского человека.
После 1953 года, когда носитель авторитетного дискурса — Сталин — перестал витать над любым идеологическим текстом, <…> а уровень смертоносности среды отступил от показателей джунглей или саванны, постепенно исчезает и полярная вождю фигура всесильного вредителя <…>.
Однако на смену внутреннему врагу вернулся враг внешний, который также мог использовать вещи как контейнер для послания. Именно этому обязаны своим появлениям нарративы 1960–1970-х о сообщениях, зашифрованных в западных песнях, или о китайских коврах…[5]

  Александра Архипова, Е. Михайлик, «Опасные знаки и советские вещи»
  • см. статьи, указанные в «Ссылки сюда» панели «Инструменты» в левой части интерфейса Викицитатника
  •  

Молодой человек со своей трубой
Не желает лежать в гробу.
Он сварил овцу и ел из котла,
Он умеет добро отличить от зла.
У него моргенштерн во лбу. <…>

Козодой козу утопил в пруду,
Он сидит на возу и дует в дуду,
Он застыл в янтаре, впечатанный в ноту «ре» <…>.

Мандрагора кричит над разрыв-травой,
Письмена ползут по стене.[6]

  — «Всюду — вечный покой или вечный бой…»

«Порожняк до Луны»

править
[7]
  •  

Взгляд Горгоны направлен внутрь,
туда, где кальций, кремний и углерод.

  — «Взгляд Горгоны…»
  •  

А по кронам города от ночи до ночи
бронза стимфалийская свистит и клекочет.

  — «Звонкие деревья…»
  •  

Мимо острова Буяна,
мимо жареных емель
вышел месяц из тумана,
вышел в люди коростель.

  — «Мимо острова Буяна…»
  •  

Осторожный, творожный
туман на ветле,
препираться с таможней,
чирикать в тепле,
порожняк до Луны
будет лязгать на стыках —
и зависнет над Тихо
среди тишины.

Ледяные иголки,
тройное окно,
Допплер ходит в ермолке
и крутит кино.
По перронам снуёт
персонал полусонный
и волну патефона
привычно клюёт.

  — «Осторожный, творожный…»
  •  

Полководец Блюхер обходит бельгийский лес.
У него за ухом торчит слуховой протез.
Он последние двести лет темноту баюкал —
лаял, выл, мяукал — и только вчера воскрес.

  — «Полководец Блюхер…»
  •  

… у Дюрера на кухне Немига ловит Мгу,
забегает Марфа, требует молока,
у детёныша три крыла, четыре зрачка…

  — «Триптих»

«Шарлемань перешёл Гиндукуш…»

править
[8]
  •  

Паника по всей акватории торгует адреналином.
Свежим адреналином и новостями.

  — «Время бронзы и сланца…»
  •  

Ганнибал давно не идёт никуда,
У него солончак, песок,
Отпечаток волны, пучки соленой травы.
Где его города?
Летают над сферой льда,
Подставляют солнцу каменный бок,
У ворот слоны с побережья и берберские львы.

А с земли за ними в большую трубу следит
Выживший алфавит.

Всё слипается — снежный ком, винноцветный понт,
Остаётся в осадке прорванный горизонт,
Перейденный хребет, нарушенные законы,
И картограф, который через тысячу лет
Написал поперек девяти планет:
Здесь водились драконы.

  — «Шарлемань перешёл Гиндукуш…»
  •  

Гесиод увидел историю всех земель,
Потому и не пишет пьес.
Что ни имя — тягучая карамель,
Ярмарка невест,
Потяни одно, за каждым бусинками родня,
Дети, чума, медный костёр войны,
Каждое хочет-клекочет — возьми меня, —
Пачкает пальцы, калечит сны.

  — «Гесиод увидел историю…»
  •  

Генри Морган встретил гигантских кальмаров в количестве равном Пи,
Что при его профессии не должно вызывать вопросов,
Но дело было на перешейке, практически в голой степи,
А ещё у них внизу крутились такие большие колёса…
Генри Морган сказал «Какого Уэллса?» и ушёл из сюжета прочь…

  — «Генри Морган встретил…»
  •  

По бархату равнин, где полная луна,
Стремительно ползет Тамара Лямзина,
Московский акробат, исчадие арены,
На выдохе — легка, навыворот — черна,
В неровности земли вплетается она,
Её не держат стены…

  — «По бархату равнин…»
  •  

Лети, куда хочешь, лепесток,
Всё равно по-нашему не бывать —
И ветер слаб, и расклад жесток,
И немного осталось воевать
До южного моря, где край всему,
И время вываливается вперёд
В гостеприимную тьму.

  — «Лети, куда хочешь, лепесток…»
  •  

стану теплокровной, мутирую в панголина, сделаюсь героиней романа, это Адама творили из красной глины, а нас из планктона и океана, из густого питательного бульона, вот мы до сих пор по краям не вполне реальны, и большей частью — электронной, бессонной, сводимы к второй сигнальной. — приведено полностью

«В новом сладостном вкусе…»

править
[9]
  •  

полиция ловит эфемерид…

  — «В коридорах пусто…»
  •  

… у Маруси гуси
чудо на гусеничном ходу,

пушечные сферы,
чуткие края смотровых щелей…

  — «В новом сладостном вкусе…»
  •  

Вы представляете, эта лиса
ходит с таким выраженьем лица,
словно танцует,
мимо сусека, печи и крыльца, <…>
вот её хвост обвивает завод,
вот её зуб твою тень достаёт,
пробует имя: <…>
ты пожалеешь ещё, колобок,
что уберегся…

  — «Вы представляете, эта лиса…»
  •  
  — «Красные губы на жёлтом лице…»
  •  

Ты им про город, ты им про дом — а они тебе строят Рим,
И радужный мост, и башню до звезд, и станцию над звездой,

С прозрачным парусом-плавником и надписями на нём,
А внутри течёт всё та же река, края её словно нож,
И под радужной плёнкой любой язык по-прежнему глух и нём,
Ходи осторожней, промочишь ноги — до смерти не доживёшь.

  — «Ты хочешь сказать…»
  •  

Небо горчит, в стёкла стучит фикус глухонемой,
Хищный рояль бродит в ночи, подменяет гармонь…

  — «Ходит закат наперерез…»

Статьи о произведениях

править

Примечания

править
  1. Пародируемое им стихотворение Н. М. Олейникова.
  2. Новое литературное обозрение. — 2007. — № 5 (87).
  3. Halfin I. The Demonization of the Opposition: Stalinist Memory and the “Communist Archive” at Leningrad Communist University // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2001. Vol. 2. № 1. P. 52.
  4. Plamper J. Abolishing Ambiguity: Soviet Censorship Practices in the 1930s // Russian Review. 2001. Vol. 60. № 4. P. 527–533.
  5. Новое литературное обозрение. — 2017. — № 1.
  6. Над разрыв-травой // Дети Ра. — 2007. — № 3-4.
  7. Text only. — 2006. — №1 (15).
  8. Text only. — 2011. — №2 (35).
  9. Волга. — 2016. № 3-4.

Ссылки

править