День русского едока

«День русского едока» — сатирический рассказ Владимира Сорокина, впервые опубликованный в 1997 году под названием «Из книги „Концерт“». Вошёл в авторский сборник «Пир» 2000 года.

Цитаты править

  •  

Шноговняк: Сегодня для вас играет эстрадно-симфонический оркестр московского телевидения «Белая береза» под управлением Геннадия Абалакова.
Оболенский: Композиция Виктора Глузмана.
Шноговняк: «Жидкий маргарин».
Оболенский: Аранжировка Геннадия Абалакова.
(Аплодисменты.)
На сцене появляется советский джазовый оркестр в белых костюмах; дирижёр взмахивает палочкой, оркестр начинает играть лихую джазовую пьесу времён довоенного советского джаза; на сцену выбегают три девушки в белых обтяжных кожаных костюмах; в руках у них большой (раза в три больше обычного) примус, медный таз и громадная пачка маргарина; двигаясь в такт музыки, девушки накачивают примус, зажигают огонь, ставят на примус таз, распечатывают и кладут в таз брус маргарина, который с трудом помещается в тазу; сильное пламя охватывает таз снизу, девушки кладут ладони на маргарин, нажимают, помогая ему плавиться; при этом они извиваются в такт музыки; вдруг по команде дирижёра музыканты прерывают пьесу, вскакивают с мест и выкрикивают хором: «А ну-ка, замри!» Девушки замирают; на сцену выбегают два санитара с носилками; на носилках сидит прокажённый в больничном халате; вместо пальцев на его руках култышки, половина левой ноги отсутствует, а на месте носа зияет дыра, напоминающая воронку; санитары стряхивают прокажённого с носилок на пол.
Оркестранты: А ну-ка, нюхни!
Прокажённый быстро, как краб, перебирая ногами и руками подползает к замершим, наклонившимся над маргарином девушкам, приспускает одной из них штаны, раздвигает руками ягодицы и, сильно прижавшись носом-воронкой к анальному отверстию, громко и жадно нюхает, издавая необычный трубный звук. Оркестр начинает играть ту же мелодию, но в более быстром темпе. Прокажённый вспрыгивает на носилки, санитары уносят его. Девушки оживают. Две продолжают плавить маргарин, а девушка со спущенными штанами мечется по сцене, порываясь убежать. Но из-за кулисы навстречу ей выбегает высокий мускулистый рабочий в спецовке с огромной кувалдой в руках.
Оркестранты: Уебох! Уебох! Уебох!
Девушка бросается в сторону, но, запутавшись в штанах, падает. Рабочий с ревом размахивается и изо всех сил бьет её кувалдой по голове. От страшного удара голова раскалывается, мозговое вещество и кровь летят в стороны. Рабочий хватает девушку за ногу и уволакивает за кулисы. <…>
Девушки замирают. На сцену в сопровождении двух железнодорожных контролеров, опираясь утюгами об пол, выкатывается безногий инвалид в ватнике и на тележке. Подъехав к девушкам, он бросает утюги.
Оркестранты: А ну-ка, воткни!
Инвалид молниеносно спускает штаны девушки до колен, подпрыгивает, вцепившись в плечи повисает на ней и совершает с ней быстрый половой акт, скуля и крякая. Оркестр играет ту же мелодию, но в ещё более быстром темпе. Инвалид вспрыгивает на тележку, хватает утюги и укатывает со сцены. Контролеры бегут за ним. Девушка у таза плавит маргарин, девушка со спущенными штанами с плачем мечется по сцене. Из-за кулисы навстречу ей выбегает толстая крестьянка в сарафане и с вилами наперевес.
Оркестранты: Уебох! Уебох! Уебох!
Крестьянка с воем втыкает вилы в спину девушки. Девушка кричит и умирает в конвульсиях. Крестьянка хватает её за ногу и уволакивает со сцены. Оставшаяся девушка занимается маргарином, который уже почти расплавился.
Оркестранты: А ну-ка, замри!
Девушка замирает. На сцену двое конвоиров выволакивают зэка-доходягу в арестантской робе.
Оркестранты: А ну-ка, кусни!
Зэк подползает к девушке, трясущимися руками стягивает с нее штаны, впивается зубами в ягодицу и с трудом вырывает кусок плоти. Оркестр играет совсем быстро. Зэка уволакивают конвоиры. Девушка с криком мечется по сцене.
Оркестранты: Уебох! Уебох! Уебох!
Навстречу ей выбегает интеллигент в тройке, в очках и шляпе, с огромным деревянным циркулем в руках. Зажав шею девушки ножками циркуля, он душит её, потом хватает за ногу и уволакивает со сцены.
На сцену выбегает группа пионеров в красных галстуках. Они выкатывают из-за кулисы стеклянную конструкцию, состоящую из тридцати двух пол-литровых бокалов, подведенных к ним трубок и большой емкости. Сняв таз с жидким маргарином с огня, пионеры выливают содержимое в емкость. Оркестр перестает играть, только барабанщик выдает дробь. Пионеры выстраивают вокруг стеклянном конструкции пирамиду. Маргарин из емкости растекается в бокалы. Пионеры берут бокалы, поднимают.
Пионеры. За нашу советскую Родину!
Музыка резко обрывается; свет на сцене становится призрачно-голубым; пионеры и оркестранты застывают, как гипсовые изваяния.
Оболенский: Это наше так называемое героическое прошлое.
Шноговняк: По которому так горько плачут некоторые умники.

  •  

Я говорю: «Мама» (я с утра тёщу всегда мамой зову, а уж к вечеру — Викторией Петровной). <…> «Культурные люди всегда жарят яичницу на сале. <…> режьте сало. <…> Такими брусочками, брусочками, брусочками. Сантиметра два толщины. Длина и ширина… ну, это дело вашей совести. <…> Разбиваете вы яйца в кипящее сало. (Зажмуривается.) Это же симфония! Третья Патетическая. Яйца сворачиваются почти сразу. Чпок, чпок, чпок! И всё это шкворчит, поёт и беспокоится. Как коммунисты на несанкционированном митинге.

  •  

Оболенский: Друзья! Мне выпала большая честь представить вам нашу замечательную поэтессу из Санкт-Петербурга Ларису Иванову! <…>
У неё глухой грудной голос и ахматовско-цветаевская чёлка. <…>
Лариса Иванова: Еда входит в нас в виде красивых блюд и свежих продуктов, а покидает наше тело липким терракотовым левиафаном, древним, как звёзды и сильным, как притяжение атомов. Люди! Любите этого грозного зверя, не стесняйтесь его рыка, ибо в нём — музыка веков! (читает нараспев.)
Платье белое струится и летит
Над молочно-белыми ночами, –
Девушка танцует и пердит,
Поводя доверчиво плечами. <…>

Протанцуй и проперди над жизнью
В платьице застенчивом своём,
Серый мир росою бздёха сбрызни,
Разорви постылый окоём.

Пролети над замершей планетой
К островам неведомых светил
Белой неприкаянной кометой,
Шлейфом разрезая звёздный мир.

И когда постылая эпоха
В тину Леты сонно упадёт,
Пусть созвездье Девичьего Бздёха
Над Землёй проснувшейся взойдёт! <…>

Оболенский: Как справедливо сказал классик: надо жить, дыша полной грудью, и не зажимать нос, как некоторые импотенты духа…
Шноговняк: Которых у нас ещё, как говорят, столько, что от родного города Ларисы Ивановой до столицы раком не переставишь!

  •  

Миша Розенталь. Моего папу унесут на пенсию в гробу! Оторвать его от кормушки в министерстве торговли не смог бы даже Гиммлер!