День после Светопреставления

«День после Светопреставления» (англ. The Day After Judgment) — апокалиптический фэнтези-роман Джеймса Блиша 1971 года, сиквел романа «Чёрная пасха».

Цитаты

Нелегко размышлять об этом безысходном положении, искать другие точки зрения. Неизвестно даже, кого винить. В конце концов, о страстном влечении Бэйнса к разрушительной деятельности Джек знал уже давно и сам помогал шефу, не считая его безумцем. Такое влечение вообще довольно широко распространено: дайте инженеру кусок динамита, и он во имя прогресса сравняет горы с землей или покроет полстраны бетоном, исключительно ради своего удовольствия. Бэйнс принадлежал к числу таких маньяков, только имел ещё много денег, и, в отличие от остальных, он всегда честно признавал, что любит шум и разрушение. И вообще руководство крупных фирм, по крайней мере, в Штатах, состоит сплошь из людей, которые любят свой бизнес и не интересуются больше ничем, кроме кроссвордов или рисунков из цифр. — I

It was even difficult to know whom to blame. After all, he had known about Baines’s creative impulse toward destruction for a long time and had served it; nor had he ever thought it insane. It was a common impulse: to one engineer you add one stick of dynamite, and in the name of progress he will cut a mountain in half and cover half a country with concrete for no better real reason than that he enjoys it. Baines was only the same kind of monomaniac, writ large because he had made so much money at it; and unlike the others, he had always been honest enough to admit that he did it because he loved the noise and the ruin. More generally, top management everywhere, or at least back in the States, was filled with people who loved their business, and cared for nothing else but crossword puzzles or painting by the numbers.

	Он погубил себя своим же искусством, — очевидно, таков единственный способ превратить жизнь в произведение искусства. — I
	He had prosecuted an art to his own destruction, which was traditionally the only sure way a life can be made into a work of art.

	... отец Доменико, чьё желание уберечь всех от совершения чего-либо, главным образом, путём выкручивания рук — типичная ограниченная позиция мистиков, которая представляет собой вопиющий анахронизм в современном мире и заведомо неэффективна. — I
	... Father Domenico, whose desire to prevent anybody from accomplishing anything, chiefly by wringing his hands, had to be written off as the typical, incomprehensible attitude of the mystic—a howling anachronism in the modern world, and predictably ineffectual.

—Теперь вы вполне можете стать президентом того, что ещё осталось от Соединённых Штатов, и значит, вы можете вести новую политику. — Верно, — согласился Мак-Найт. — Верно, верно. — В таком случае, как только восстановится связь с внешним миром, мы должны выяснить некоторые факты. В частности, достигла ли эскалация максимального уровня: если да, то планета будет необитаемой. В живых останутся лишь те, кто, как мы, находится в укрепленных убежищах, и единственная политика, которая нам понадобится, будет заниматься расчётом количества консервированных бобов. — По-моему, это слишком пессимистично, — возразил Шатвье <…> и нахмурился. — Земля — большая планета, и если мы не сможем заселить её, наши потомки сделают это. — Через пять тысяч лет? — I

“You may now be effectively the president of whatever is left of the United States, which means that you could make new policies.” “True,” McKnight said. “True, true.” “In which case we’ve got to know the facts the minute our lines to outside are restored. Among other things, if the escalation’s gone all the way to spasm, in which case the planet will be uninhabitable. There’ll be nobody and nothing left alive but people in hardened sites, like us, and the only policy well need for that will be a count of the canned beans.” “I think that needlessly pessimistic,” Satvje said, at last heaving himself up out of the chair into which he had struggled after getting up off the floor. It was not a very comfortable chair, but the computer room—where they had all been when the strike had come—had not been designed for comfort. He put his thumbs under the lapels of his insignia-less adviser’s uniform and frowned down upon them. “The Earth is a large planet, of its class; if we cannot reoccupy it, our descendants will be able to do to so.” “After five thousand years?”

	Никакая программа не способна учесть все факторы. Это дело руководителя. Программирование на машине возможных вариантов известных сражений, — к примеру, Ватерлоо без геморроя Наполеона или без героизма британских сквайров, — показало, что «предсказанные результаты» могут существенно расходиться с историческими. Компьютеры рациональны, люди нет. — I
	No program can encompass what a specific leader might decide to do. War gaming actual past battles—for example, rerunning Waterloo without allowing for Napoleon’s piles, or the heroism of the British squares—has produced ‘predicted’ outcomes completely at variance with history. Computers are rational; people aren’t.

	... машина зазвенела, и длинные тонкие металлические пластинки забарабанили по бумаге. Процесс распечатывания всегда напоминал Белгу игру на пианино наоборот, где ноты превращаются в удары по клавишам. — II
	... the machine chimed and the long thin slabs of metal began to rise against the paper. The printing-out process never failed to remind Buelg of a player piano running in reverse, converting notes into punches instead of the other way around,..

	... запах кошера, почти зловоние, по сравнению со всеми остальными американскими запахами;.. — III
	... the peculiar smell of a kosher household, so close to being a stench compared to all other American smells,..

	Сверху ещё продолжали сыпаться черепки и прочий мусор, поднимая облака едкой пыли навстречу тёплому апрельскому радиоактивному дождю. — IV
	On the refectory floor in a litter of straw and potsherds, mounds of which collapsed now and then to send streamers of choking dust up to meet the gently radioactive April ram.

— Как ни прячутся безумцы, подобные крабьим клешням опасные люди, стоящие на мостах, — неожиданно произнёс нараспев отец Селани. Как всегда, смысл его изречений мог открыться лишь после длительных мифологических и фольклорных изысканий. Бесполезно было также просить его дать разъяснения; такие фразы просто приходили к нему, и он понимал их не больше, чем слушатели. — V (пародия на Желязны в характеристике католического священника)

‘Though the wicked may hide, the claws of crabs are dangerous people in bridges,” Father Selahny intoned abruptly. As was the case with all his utterances, die group would doubtless find out what this one meant only after sorting out its mixed mythologies and folklores, and long after it was too late to do anything about it.

— Да, — сказал отец Доменико, — я допускаю, что Антихрист мог явиться незаметно. Мы представляли себе, что люди будут собираться под его знамена открыто, но искушение могло оказаться более изощренным и, вероятно, более опасным, если бы он проник к нам, скажем, под видом некоего популярного философа, подобно тому позитивисту в Соединённых Штатах. Однако такое предположение, кажется, оставляет мало места для свободы воли... — V

“Yes,” Father Domenico said, I suppose it’s possible that the Antichrist might have come unrecognized. One always envisioned people flocking to his banner openly, but the temptation would have been more subtle and perhaps more dangerous had he crept past us, say in the guise of some popular philosopher like that positive-thinking man in the States. Yet the proposal seems to allow less room <…> for the exercise of free will.”

	—… будем трудиться и свидетельствовать. И если даже мы окажемся без помощи Христа, все равно будем делать это во имя Его. Теперь у нас нет ничего кроме надежды. — По правде говоря, — задумчиво проговорил отец Бушер, — перемена не так уж велика. По-моему, ничего другого мы никогда и не имели. — V
	“… back by works and witnessing. And if we may not do this with the sweet aid of Christ, then we must nevertheless do it in His name. Hope now is all we have.” “In sober truth,” Father Boucher said quietly, “that is not so great a change. I think it is all we ever had.”

— Мы атакуем их крепость и для этого извлечем на свет Божий такие вещи, какие не видали ещё ни американцы, ни кто-нибудь другой, в том числе и эта шайка демонов. Я не знаю, почему они сидят там, — может, потому, что уже считают себя победителями. Но тут они глубоко заблуждаются. Никто не может победить Соединённые Штаты, сколько бы их враги ни старались. Довольно странно было слышать такое заявление от человека, который прежде постоянно твердил, что Соединенные Штаты «потеряли» Китай, «сдали» Корею, «покинули» Вьетнам и вообще заполнены доморощенными коммунистами. Но Бэйнс слишком хорошо знал людей типа Мак-Найта, чтобы высказывать свое недоумение вслух. Их аргументы не основываются на рассудке и не могут быть опровергнуты разумом. — VIII

“We are going to mount a major attack upon this city of Dis, and for it we’re going to bring some things up out of the ground that the American people have never seen before and neither has anybody else, including this pack of demons. I don’t know why they’re just sitting there, but maybe it’s because they think they’ve already got us licked. Well, they’re dead wrong. Nobody can lick the United States—not in the long run!” It was an extraordinary sentiment from a man who had been maintaining for years that the United States had “lost” China, “surrendered” Korea, “abandoned” Vietnam and was overrun by home-bred Communists; but Baines, who knew the breed, saw no purpose in calling attention to the fact.

Теперь тут, конечно, не было туристов. Город, душный от жары и зловоний, от нечистот в каналах, безжизненно лежал под адриатическим солнцем — забытый музей. Никто не появлялся на узких улочках и тесных ristoranti, кроме местных жителей, лишенных средств к существованию и собиравшихся небольшими унылыми группами, изредка переругиваясь на своем особенном диалекте. У многих уже проявлялись признаки лучевой болезни: у них клочьями выпадали волосы и повсюду на тротуарах лежала их блевотина, игнорируемая всеми, кроме мух. — IX

There were no tourists here now, of course; the city, broiling hot and stinking of the garbage in its canals, brooded lifelessly under the Adriatic sun, a forgotten museum. Nobody was about in the crazy narrow streets and the cramped ristoranti but the native Venetians, their livelihood gone, sullenly starving together in small groups and occasionally snarling at each other in their peculiar dialect. Many already showed signs of radiation sickness: their hair was shedding in patches, and pools of vomit caught the sunlight, ignored by everyone but the flies.

Высшей добродетелью у них считалась честность в деловых отношениях, и, поскольку в то же время для уха венецианца не было слаще музыки, чем возмущенный крик ближнего, который обнаружил, что его надули, они толком не знали, о чем надо говорить на исповеди. Многие из них — пожалуй, даже большинство — по-видимому, рассматривали происходившее крушение человеческой цивилизации как заговор с целью переманить их туристов в какой-нибудь другой город, — может быть, Стамбул, который они все ещё называли Константинополем. — IX

The highest pinnacle of their ethics was that of dealing fairly with each other, and since there was at the same time no sweeter music to Venetian ears than the scream of outrage from the outsider. who had discovered too late that he had been cheated, this left them little that they felt they ought to say in the confessional. Most of them seemed to regard the now obvious downfall of almost all of human civilization as a plot to divert the tourist trade to some other town—probably Istanbul, which they still referred to as Constantinople.

— В американской традиции, — ответил Мак-Найт, — идти тяжёлым путем, когда другого пути нет. <…> и хороший полководец должен оставаться гибким до последнего момента. Как сказал Клаузевиц, большинство сражений проиграно генералами, у которых не хватило смелости придерживаться собственного плана. Бэйнс <…> хорошо знал, что Клаузевиц никогда не говорил такую чушь и что Мак-Найт просто прикрывал выдуманной цитатой надежду, которая действительно была последним резервом. — X

“It is in the American tradition,” McKnight said, “to do things the hard way if there is no other way. <…> and it is good generalship which I do not expect you to understand—to remain flexible until the last moment. As Clausewitz remarks, most battles am lost by generals who failed to have the courage of their own convictions in the clutch.” Baines <…> knew very well that Clausewitz had never said any such damn fool thing, and that McKnight was only covering with an invented quotation a hope which was last-ditch indeed.

— А монашеская жизнь, избегающая соблазнов, дел и обязанностей мира ради блага собственной души, разве не великолепный образец скупости? Столь вопиющий грех не может умалить даже канонизация. Мне вполне достоверно известно, что все первые святые отправились прямо в ад и даже из простых монахов такой участи избежали лишь немногие вроде Матвея Парижского и Роджера Вендоверского, которые также занимались полезной мирской деятельностью. — II

“And isn’t the monkish life—withdrawal from the snares, affairs and duties of the world for the sake of one’s own soul—asplain a case of hoarding as one could ask for? It is in fact so egregious an example of that very sin that not even canonization remits it; I can tell you of my own certain knowledge that every single pillar saint went instantly to Hell, and of even the simple monks, none escaped except those few like Matthew Paris and Roger of Wendover who also lead useful worldly lives.”

	Лишь Бог суть независим, Зло же Само не может жить, и злодеянья Нуждаются в Священном Свете, ибо смысл их В нём заключен; Добро всегда свободно, Тогда как Зло помимо своей воли Обречено превозносить Добро — Так путь нелёгкий, Страданий полон, путника вернёт к вершине Лучшей в недоступных небесных островах. <…> И грянула Вселенская война, в которой Победу одержали силы Преисподней. Возликовали Мы, но ненадолго, Освобождённые от Мук, прореченных навеки, Все наши сонмы духов мерзких, Что прежде были Ангелами Света. Но пали и доселе пребывали Средь ужасов во мраке Преисподней, Теперь увидели, что мир людей гораздо хуже, Чем даже в сказочные дни правленья ведьм. <…> Но с вашим злодеянием в сравненьи Что не покажется добром? — II
	That Good is independent, but the bad Cannot alone survive; the evil Deed Doth need the Holie Light to lend it Sense And apprehension; for the Good is free To act or not, while evil hath been will’d Insensate and compulsive to bring Good Still greater highths unto, as climber see’th, From toil and suffering to th’uttermost Alp, Best th’unattainable islands of the skye. <…> And Thrill of Masterie, there then ensu’d That universall Warr in which the victorie Hath faln to Hellish host, so Wee rejoyc’d; Yet hold! for once releas’d from Paynes Decreed to be forever, all our Band Of demons foul, who once were angels bright Conceiv’d in simpler time and ever since Entomb’d amidst the horrors of the Pit, Did find the world of men so much’ more foul Then than in the fabulous reign of witches. <…> … but let yee not forget, Already Good compared to such as thee, Whose evill remains will’d!
	— Сатана

Перевод

Е. Смирнова, 2002 (с уточнениями)