Геркулес в безумье (Сенека)

«Геркулес в безумье» (лат. Hercules furens) — трагедия Сенеки, написанная между 42 и 64 годами. Её источник — «Геракл» Еврипида[1].

Цитаты

править
Ссылки и примечания по[1].
  •  

Юнона
Моя вражда не сгинет! Да не стихнет гнев
В душе неукротимой! Боль жестокая,
Забыв о мире, вечно пусть ведёт войну!
Но как? Всё, что на страх земля враждебная
Родит, всё, что возникло в водах, в воздухе
Пугающее, пагубное, мерзкое,
Побеждено. Одолевая бедствия,
Себе во славу обратив вражду мою,
Вознёсся он. Жестокими приказами
Прославив сына, я отца одобрила. <…>

Ширь земли тесна ему,
Взломав врата Юпитера подземного,
Он с царскою добычей возвращается.
Но что он сам! Устав теней нарушился.
Я видела: подземный мрак рассеял он
Отцу явил то, что у брата отчего
Отнять сумел. Так что ж в цепях не вывел он
Царя, уделом равного Юпитеру,
Не завладел Эребом, к Стиксу путь открыв?
От глубочайших манов путь назад открыт,
И всем видны проклятой смерти таинства,
А Геркулес, взломав теней узилище
И надо мною торжествуя, с гордостью
Ведёт по городам аргивян Цербера.
Я видела: день дрогнул, чуть увидев пса,
Затрепетало Солнце, да и я, взглянув
На пленника трёхшеего, испугана
Была моим приказом. Но и это вздор!
За небо страшно: как бы победитель недр
Не занял высей, скипетр у отца отняв.
Не кроткой, не как Вакх взойдёт дорогою
Он к звездам — путь круша пробьёт, вселенною
Пустой захочет править. Мощь испытана:
Гордец узнал, что в силах верх над небом взять,
Когда держал его, подставив голову[2],
И плеч не гнул под тяжестью безмерною,
И лучше мир держался на его хребте.
Под бременем небес и звезд не дрогнул он,
Хоть я давила сверху. Он стремится ввысь!
Спеши, мой гпев, смири надменный замысел,
Сражайся врукопашную! Зачем другим
Вражду препоручаешь? <…>

Стремись, гордец, к чертогам небожителей.
Людской удел презревши! Или мнишь, что ты
Ушёл от Стикса? Маны здесь явлю тебе,
Из мрака я богиню распри вызову,
Что глубже тех глубин, где стонут грешные,
В пещере заперта горой тяжелою;
Из царства Дита вытащу и выведу
Все, что осталось: пусть Злодейство явится,
И лижущее кровь свою Нечестие,
Безумие, само себя разящее, —
Оно, оно пусть будет мне пособником! <…>
Придите отомстить за Стикс поруганный,
Пусть потрясённый дух бушует пламенем
Неистовей, чем недра Этны полые.
Но чтобы, душу захватив Алкидову,
Безумца мне направить, стать безумною
Должна я. Что ж, Юнона, ты не буйствуешь?
Меня, меня лишите, сёстры, разума,
Меня терзайте, если что я сделаю
Как мачеха. — 27-36, 46-77, 89-99, 104-12

  •  

Хор фиванцев
А чрезмерных надежд
И страхов толпа живёт в городах.
От надменных дверей в чертогах царей
Не отходит один, забывая о сне;
Собирает другой богатства, хотя
Никакой их предел блаженства не даст,
И на грудах казны мнит себя бедняком.
А того оглушил черни радостный крик,
Пустотою надут, он на миг вознесён
Мимолётной волной народной любви.
Четвёртый в суд на продажу принёс
Препирательств злых подделанный гнев
И наёмную речь. Безмятежный покой
Посещает лишь тех, кто запомнил, что наш
Скоротечен век, кто не тратит зря
Невозвратных часов. Срок дала нам судьба,
Так старайтесь его в веселье прожить:
Ведь уносится жизнь, и крылатые дни
Обращают круги быстролетных годов.
Выпрядают урок три мрачных сестры
И не крутят вспять своих веретен.
Род наш ветры несут навстречу судьбе
И не ведает он о себе ничего.
Добровольно идём мы к стигийским волнам. — 161-85

  •  

Амфитрион
Все миротворца чувствуют отсутствие
Края: ликует зло, назвавшись доблестью,
Преступным честные подвластны, страх изгнал
Законы, ибо право — лишь в клинках мечей. — 250-3

  •  

Лик
Фив изобильных я владею областью, <…>
Не как наследник праздный, домом отческим
Владеющий по праву; знатных дедов нет
В моём роду, и нет имён прославленных.
Есть доблесть у меня. Кто родом хвалится,
Тот горд чужим. Но, жезл держа похищенный.
Рука дрожит; спасенье — лишь в клинках мечей.
Коль знаешь: против воли граждан держишься,
Так меч не прячь в ножны. Престол шатается,
Когда под ним земля чужая. Власть мою
Всё ж можно бы упрочить, если б с факелом
Ввели Мегару в царский дом и выскочку
Украсил знатный тесть. <…>
Удержит ропот черни, граждан ненависть?[3]
Уменье править — в том, чтобы терпеть её. — 332, 37-48, 52-3

  •  

Лик
Была бы смертных ненависть бессмертною
И гнев, в душе возникнув, жил бы вечно в ней,
И меч держал счастливый, а несчастные
Готовили б мечи, — всё истребила бы
Война: поля лежали бы не вспаханы,
И прах жилищ спалённых племена погрёб.
По доброй воле победитель мирится
И поневоле — побеждённый. Руку дай,
Прими мою в залог грядущей верности
И будь царицей. Что ж молчишь и хмуришься?

Мегара
Двойным убийством братьев, кровью отчею[4]
Запятнанную руку взять? Нет, раньше день
Погаснет на востоке, встав на западе,
Снега скорее примирятся с пламенем,
Соединит Авзонию с Сицилией
Скорее Сцилла и поочерёдный бег
Евбейских волн в Еврипе остановится! <…>
Я знаю Фивы: вспоминать ли женщин мне,
Терпевших и творивших злодеяния?
Двойной ли грех, супругом сына сделавший? <…>
Кадм, ощетинив страшным гребнем голову,
Измерив в бегстве царства Иллирийские[5],
Ползучим телом длинный здесь оставил след.
Вот для тебя примеры. Царствуй всласть, пока
Не кликнет и тебя судьба фиванская.

Лик
Довольно слов неистовых! Училась бы
У мужа, как терпеть приказы царские. <…>
Пал в бою отец?
Убиты братья? Меры не блюдёт война,
Ей кровь — услада. Ярость обнажённого
Меча утишить или обуздать нельзя.
Он бился за отчизну, я же движим был
Алчбой бесчестной? Важен лишь исход войны,
А не причина. <…>
Муж канул в Тартар, что же так храбришься ты?

Мегара
Чтоб неба быть достойным, в Тартар он сошел.
Лик
Земли огромной бременем придавлен он.
Мегара
Не страшно бремя небеса державшему.
Лик
Заставлю!
Мегара
Не заставишь тех, кто смерть найдёт.
Лик
Какой подарок к свадьбе припасти тебе,
Скажи.
Мегара
Смерть подари мне или сам умри.
Лик
Ты, ты умрёшь!
Мегара
И к мужу поспешу скорей.
Лик
Раб для тебя жезла дороже царского?
Мегара
О, сколько раб жестоких истребил царей!
Лик
Что ж у царя ярмо он носит рабское?
Мегара
Сними великий гнёт — не будет доблести.
Лик
В чём мнишь ты доблесть? Грудь подставить чудищу?
Мегара
Нет, одолеть того, кто страшен каждому.
Лик
Но в Тартаре он, сколько ни бахвалился.
Мегара
С земли к светилам гладок быть не может путь.[6]362-78, 86-8, 92-8, 402-8, 22-37

  •  

Лик
Отпрыск смертной не достигнет звёзд.
Амфитрион
Но так возникли многие бессмертные.
Лик
И были в рабстве, чтобы стать бессмертными?
Амфитрион
Делосский бог был стад ферейских пастырем[7].
Лик
Но не бродил по всей земле изгнанником…
Амфитрион
Рождён беглянкой на земле-скиталице?
Лик
Но Феб зверей страшился ли чудовищных?
Амфитрион
Змей первым кровью стрелы напоил его.
Лик
Забыл, какие в детстве вынес беды он?
Амфитрион
Из чрева матери исторгнут молнией,
К отцу-молниевержцу сын приблизился.
А тот, кто гонит тучи, правит бег светил,
Младенцем в критской скрыт пещере не был ли?
Тревогой платят все, родив великое;
Всегда рожденье бога стоит дорого.
Лик
Кого в несчастье видишь, знай, что смертный он.
Амфитрион
Кого отважным видишь, тем несчастья нет. — 448-64

  •  

Амфитрион
Мощь высших сил! Властитель и отец богов,
Метатель стрел, всё смертное пугающих!
Остановите руку нечестивую
Тирана. Но что пользы мне взывать к богам?
Ты, сын, услышь, где б ни был ты. Но что это?
Гудит земля, и храма свод колеблется,
И преисподний грохот долетел из недр.
Он всё услышал! Это Геркулеса шаг.

Хор
О Фортуна, мужам храбрым враждебная,
Не в награду добру ты раздаёшь дары.
«Пусть легко Еврисфей в праздности царствует,
Пусть чудовищ разит мощный Алкмены сын,
Длань в бою утомив, небо державшую.
С шей змеиных сожнёт пусть урожай голов,
Пусть плоды у сестёр вырвет обманутых,
Чуть лишь очи смежить дрёме впервые даст
Сна не знавший дракон, яблок бесценных страж». <…>

Мог однажды владык тронуть безжалостных
Слёзной песней Орфей, просьбой смиренною,
Евридику свою вновь возвратить моля. <…>
Если Дита чертог песня сломить могла,
Значит, Дита чертог сможет и мощь сломить. — 516-33, 69-71, 90-1

  •  

Тесей
Страшней, чем смерть, обители посмертные. — 706

  •  

Тесей
Что всякий совершил, то терпит. Каждого
Постигнет то, в чем подал сам он злой пример. <…>
А тот, кто кротко и бескровно царствовал,
<…> в небо устремляется
Иль в рощи Элизийские блаженные,
Чтоб стать судьёй. Страшись любой, кто царствует,
Кровь проливать: по наивысшей платите
Вы за неё цене. — 735-6, 40, 43-7

  •  

Тесей (Амфитриону)
Где никнут волны, где река не движется.
Утёсом погребальным осенённая,
Там старец, страшный видом, в грязном рубище,
Переправляет тени оробелые. <…>
Сын твой, оттеснив толпу,
О переправе просит, но кричит Харон:
«Куда ты, дерзкий? Стой! Ни шагу далее!»
Алкид преград не терпит; перевозчика
Его же усмирив шестом, спускается
Он в лодку, тотчас под одним осевшую,
Хоть и вмещала толпы, и обоими
Бортами влагу Леты зачерпнувшую.
Трепещут побеждённые чудовища:
Кентавры и лапифы — во хмелю враги;
На самом дне стигийской топи головы
Лернейский подвиг прячет плодовитые.

Дом завиднелся Дита ненасытного,
Там царства сторож яростный, стигийский пёс
Пугает тени лаем, разрывающим
Три глотки. Голову в крови запёкшейся
Гадюки лижут, змеи гривой вздыбились
Вкруг шей, и хвост-дракон шипит пронзительно.
Под стать обличью злость. Едва заслышал он
Шаги, как встали дыбом змеи-волосы
И к шелесту теней бесплотных чуткие
Насторожились уши. Сын Юпитера
Приблизился; в пещеру оробелый пёс
Растерянно попятился — лишь гулкий лай
Безмолвье оглашал, да змеи грозные
Шипели на загривке.
<796>
С левой снял руки герой
Ощеренную голову клеонскую[8],
Как щит её подставил, скрытый шкурой весь,
Подняв десницей палицу победную, —
И нот она летает у него в руке,
Удары множа. Сокрушённый, сломленный,
Пёс не грозит уж: головы повесивши,
В пещеру он забился. А властители
В испуге разрешили увести его
И в дар меня по просьбе друга отдали.
Рукой по шее потрепав чудовище,
На адамантовую цепь он взял его.

Когда к Тенара устьям мы приблизились,
И вдруг в глаза ударил свет невиданный,
Вновь злоба обуяла побеждённого:
Стал цепь трясти и рваться и по склону вниз
Чуть не увлёк с собою победителя.
Но на мои тут руки оглянулся он,
И пса, борьбой напрасной разъярённого,
Мы потащили с силою удвоенной
И вывели на свет. Увидев ясного
Простор блестящий неба и сиянье дня,
Глаза закрыл он, ненавистный день прогнав,
И повернулся вспять, и шею свесивши
Упёрся в землю мордой, и в Алкидовой
Тени укрылся. — Но толпа с ликующим
Подходит кликом, увенчавшись лаврами,
И песней славит Геркулеса подвиги. — 762-5, 70-808, 13-29

  •  

Хор
Для тебя взрастает
Всё, что зрит восток, всё, что видит запад, —
Милостива будь к племенам грядущим
Смерть! Коль медлишь ты, мы спешим навстречу:
Жизни первый час жизнь на час убавил.
День веселья настал для Фив! <…>
Мир Алкид подарил земле
От заката до стран зари
И где, встав посреди небес,
Феб теней не даёт телам;
Там, где долгий Тефии ток
Берега омывает, всё
Укротил Геркулесов труд.
За Коцит и за Стикс проплыв,
Ярость Тартара он смирил;
Страх из мира теперь исчез:
Ниже Тартара нет пространств.
Тополиной листвой[9] венчай,
Жрец, взметённые волосы. — 870-5, 82-94

  •  

Геркулес
Я возлиянья кровью ненавистною
Хочу творить всегда, богам отрадные
Превыше всех. Нельзя принесть Юпитеру
Угодней жертвы, чем несправедливою
Убив царя.

Амфитрион
Моли же, чтоб трудам твоим
Родитель положил конец: усталому
Пусть даст он отдых.

Геркулес
Более достойные
Отца и Геркулеса вознесу мольбы:
Пусть небо, море и земля незыблемо
Стоят, пусть без помех путями вечными
Несутся звёзды, мирно племена живут,
Мечи исчезнут, всё железо пахота
Трудом займёт; пусть моря не тревожит вихрь,
Отец не мечет гневных молний, зимними
Питаемый снегами, не уносит прочь
Полей поток, трава не наливается
Зловредным соком. Пусть цари свирепые
Нигде не правят. Если зло родить ещё
Должна земля, пусть поспешит, чтоб чудища
Моими были. — 924-39

  •  

Амфитрион
Младенец, взглядом огненным испуганный,
Без раны умер: отнял ужас жизнь его. — 1222-3

  •  

Амфитрион
Будь Геркулесом: гору горя вытерпи.

Геркулес
Стыд не настолько угасило бешенство,
Чтоб жить в нечестье пугалом для всех людей.
Тесей, оружье мне верни, оружие
Похищенное! Если исцелён мой ум,
Оружье дайте в руки. А безумен я, —
Уйди, отец: я к смерти путь и так найду. <…>

Тесей
Прежним мужеством
Исполнись; дело доблести потребует
Немалой — запретить Алкиду гневаться. — 1239-45, 75-7

  •  

Амфитрион
В силах ты теперь
Меня счастливым сделать, а несчастным — нет.
Решай же, что решишь. Но знай, колеблется
II над твоею славой приговор сейчас:
Живи — иль будь убийцей. Еле держится
Во мне душа, годами удручённая
И бедами. С такою неохотою
Кто жизнь отцу дарует? Что ж мне длить её?
Мечом пронзивши грудь — паду я жертвою
Убийцы-Геркулеса, но уж здравого.

Геркулес
Меч убери, родитель, пощади меня!
Ты, доблесть, терпеливо подчинись отцу.
Пусть новый труд к трудам моим прибавится:
Останусь жить.[10][11]1304-17

  •  

Геркулес
Известный всюду, сам себя изгнания
Лишил я. Целый мир меня чурается,
Бегут обратно звёзды, и Титан не так
Гнушался видеть Цербера. О, мой Тесей,
Вдали мне отыщи укрытье тайное;
Всегда, судя чужие злодеяния.
Любил ты грешных[12]. Отплати же равною
Услугой мне. Обратно в преисподнюю
Верни меня, чтобы в цепях навеки я
Тебя сменил. Там спрячусь я, — но нет, и там
Я всем знаком. — 1331-41

Перевод

править

С. А. Ошеров, 1983

О трагедии

править
  •  

… есть ли более наглядная иллюстрация тому, что страсть возбуждается видимостями, чем вступительный монолог Юноны в «Геркулесе»? Вся картина мира извращена в нём аффектом «гнева», подстрекающего себя — в полном согласии с трактатом на эту тему[11]

  — С. А. Ошеров, «Сенека-драматург»

Примечания

править
  1. 1 2 Е. Г. Рабинович. Примечания // Сенека. Трагедии. — М.: Наука, 1983. — С. 385-8, 406-9. — (Литературные памятники).
  2. Вместо Атланта во время похода за яблоками Гесперид.
  3. Восходит к словам Атрея из трагедии Луция Акция: «Пусть ненавидят, только бы боялись!»
  4. Тесть Геркулеса Креонт и его сыновья, убитые Ликом.
  5. Кадм и его супруга Гармония там обратились в драконов и, обретя бессмертие, отправились в Элизий. Однако для Мегары существенен лишь самый факт превращения, понимаемый в пессимистическом духе «Фиванской судьбы».
  6. Отсюда парафраз: Per aspera ad astra (через тернии к звёздам).
  7. Аполлон, во искупление убийства киклопов или Пифона служивший пастухом у Адмета, царя Фер.
  8. Голову Немейского льва (Немейская долина находилась неподалёку от города Клеон).
  9. Тополь был посвящён Геркулесу.
  10. Автобиографическая параллель — Сенека в LXXVIII «Письме к Луцилию» (1-2) вспоминал, ослабев от болезней, не стал убивать себя из любви к отцу.
  11. 1 2 С. Ошеров. Сенека-драматург // Сенека. Трагедии. — С. 369, 373.
  12. Эдип, перед смертью нашедший у него убежище.

Ссылка

править