Геракл (Еврипид)

«Гера́кл» или «Геракл в безумии» (др.-греч. Ἡρακλῆς μαινόμενος) — трагедия Еврипида, написанная в конце 420-х или начале 410-х годов до н. э.

Здесь приведены одни и те же цитаты в двух переводах.

Перевод Владислава Некляева (Вланеса), 2019, 2021

Амфитрион Бывает, иногда и беды устают, и ветер штормовой утрачивает силу, и счастье силачей не длится без конца, и новые дела спешат на смену старым. Отважный человек надеется всю жизнь, а трус боится зла, и тем себя же губит! — пролог, 101-6

Хор фиванских старцев … песню скорбную пою, как лебедь, старый и седой!… — парод, 110-1

Мегара Кто тут жрец? Кто тут несчастных режет? <…> (детям) Кого обнять мне первым, кого из вас почтить последним поцелуем, кого к себе прижать? Я выпью ваши слёзы, как шумная пчела на златобурых крыльях, и, выпив, изолью одним сплошным потоком! — эписодий второй, 451, 85-9

Геракл Вы с духом соберитесь, не надо лить из глаз мерцающие струи! А ты, моя жена, дыши уже свободней, довольно трепетать и теребить мой пеплос, нет крыльев у меня, чтоб улететь из дома! — там же, 624-7

Эписодий первый

Лик (Амфитриону) Как это недостойно, со стоном и нытьём покинуть этот мир, когда ты раструбил по всей земле Элладской, что Зевс тебе помог быть мужем и отцом! Эй, верная жена великого героя! Ты разъясни-ка мне, в чём этот героизм? Твой муж перерубил болотную гадюку? Немею посетил и там не силой рук, но силою силков со зверем расквитался? Вот ваша похвала? И должен я теперь не посылать на казнь Гераклово потомство? Отец их знаменит не мужеством своим, но травлею зверей! В других делах бессилен, он левою рукой ни разу щит не брал, копьём не бил врага, но лук, оружье трусов, по всей земле таскал, скрываясь от беды! Ни мужество, ни дух не испытаешь луком, а вот попробуй встать под вражеским копьём, взрыхляющим твой ряд кровавой бороздою! <…> Амфитрион Боец в своём ряду зависит от оружья всецело, словно раб. Едва прорвётся строй, боец длиной копья отъединён от смерти, и если рядом с ним стоят не храбрецы, то он теряет жизнь за чьё-то малодушье. А кто в своей руке сжимает меткий лук, тому вольней всего. Лавину стрел пуская, он воинством друзей от смерти ограждён. Стоит он далеко и бьёт врагов, глядящих внимательно вокруг, невидимой стрелой. Не должен он идти опасности навстречу, он цел и невредим. Подобный путь в бою разумней всех других — разить врагов нещадно, себя же не держать на якоре судьбы! — 146-64, 190-203

Амфитрион О Зевс, тогда мы зря супругу поделили! Напрасно мы с тобой хвалились общим сыном! Ты друг нам не такой, каким считался раньше! Ты величайший бог, но доблестью я выше! Геракловых детей предать я не посмел бы! Ты к смертному в постель прокрался неприметно, с чужой женой возлёг без разрешенья мужа, но вот, спасти друзей ты явно неспособен! Ты если не злодей, то жалкая бездарность! — 339-47

Стасим первый

строфа I Он из рощи Зевесовой льва убрал кровожадного, и под пастью зияющей шкуры, на́ спину брошенной, спрятал светлые волосы. антистрофа I Он кентавров разнузданных, племя горное, дикое, смял крылатыми стрелами, лук сгибая убийственный. То Пеней, плавно льющийся, ясно видел, и пажити с урожаем растоптанным, и луга пелионские под Гомолой пещеристой, где кентавры Фессалию, отягчив руки соснами, разорить вознамерились. Он и лань златорогую, пестроспинную, сильную, поселян обеднявшую, изловил в честь охотницы и энойской владычицы. строфа II В колеснице прядающей обуздал он прожорливых лошадей Диомедовых, рвавших мясо дрожащее в яслях, кровью забрызганных, наслаждавшихся радостно грудой тел человеческих. Пересёк он и Гебровы берега среброструйные для тирана микенского. Под горой Пелионскою, у анаврских источников Кикна-гостегубителя уничтожил он стрелами, дикаря амфанейского. антистрофа II К девам, сладким напевами, в сад пробрался он западный, там плоды золотистые с пышных яблонь он стряхивал, змея огненноспинного, обвивавшего яблони, уничтожив безжалостно. И пучину солёную сделал тише, спокойнее для гребцов многоопытных. Он руками нащупывал сердцевину небесную, дом Атлантов, и доблестно звёздный град небожителей крепким телом поддерживал. строфа III К отрядам конных амазонок, живущих возле Меотиды, полноприбойной, многорекой, он прибыл по волнам эвксинским, друзей собрав со всей Эллады, чтоб у воинственной царицы отнять золототканный пояс, так много гибели принёсший! Взяла у варварки суровой Эллада славную добычу, и вот, хранит её в Микенах! Он тело гидры многоглавой, свирепой хищницы лернейской, спалил огнём до горстки пепла. Он ядом гидры смазал стрелы, от них же этот мир покинул пастух трёхтелый, эрифийский. антистрофа III Он победил во многих битвах, и, наконец, отплыл ко входу в Аид, сочащийся слезами, где жизнь утратит он, страдалец, и больше к свету не вернётся! — 359-429

Эксод

Геракл Ты знаешь ли кого, кто больше бы страдал? Тесей Страдания твои вздымаются до неба! Геракл Поэтому, мой друг, погибнуть я готов! Тесей Ты думаешь богов своей угрозой ранить? Геракл Бог был со мной жесток, и я таков к богам! Тесей Ты лучше замолчи, а то ухудшишь дело! Геракл Мой трюм забит бедой, мне больше не вместить. Тесей Но что ты совершишь? Куда свой гнев направишь? Геракл Умру, сойду во мрак, откуда и пришёл! Тесей Так может говорить лишь заурядный смертный! Геракл Тебе легко давать совет со стороны! Тесей И это ты, Геракл? Титан, свернувший горы? Геракл Не много ль этих гор? Мученьям есть предел! Тесей Ты ль это? Друг людей? Спаситель всей вселенной? Геракл Что в этих людях мне? Здесь Гера держит верх! Тесей Так мелко умереть Эллада не позволит! Геракл <…> к призракам спускался, чтоб трёхголовый пёс, Аидов дикий страж, увидел этот свет желаньем Эврисфея! И вот последний труд! Убийство сыновей! Великолепье зла! Венец на крыше дома! Я должен уходить, мне было бы грешно в любимых Фивах жить! Допустим, я останусь. В какой пойду я храм? На пир каких друзей? Там чёрные дела не вызовут приветствий! Мне в Аргос перейти? Но как же? Бросив дом? А если я найду другое государство, и там начнут судить, глядеть исподтишка, язвить, шептать, судить и жалить горьким словом: «Не это ль Зевсов сын, убивший и жену, и собственных детей? Пошёл бы он отсюда!» Тому, кто знал успех, превратности судьбы мучительны вдвойне, но вечные страдальцы особо не скорбят, им горе — дом родной. Мне кажется, со мной такое вот случится: вскричит сама земля и прикасаться к ней навеки запретит, я не смогу ни моря, ни рек пересекать, а буду лишь в цепях, на быстром колесе, как Иксион, вращаться! Мне лучше убежать от эллинских племён, с которыми я жил, когда дышал привольней! К чему мне эта жизнь? Какая польза мне в таком вот бытии, бессмысленном, преступном? Пускай царица душ, Зевесова жена, сапожками стуча, танцует на Олимпе! Все козни удались! Мечты воплощены! Развален пьедестал! Первейший муж Эллады упал, да в грязь лицом! И кто пойдёт во храм к такой богине, а? Она, ревнуя Зевса, с обычною женой постель не поделив, карает храбрецов, Элладу защищавших! <…> Тесей Поможет ли совет в несчастии таком? Ни смертные, мой друг, от горя не свободны, ни боги, если в том поэтам доверять. Как боги правят брак? Неужто по закону? Захватывая власть, они своих отцов стыдятся ли бросать в поганые оковы? И вот, от их грехов не падает Олимп! Что скажешь, человек? Ты тем себя терзаешь, на что самим богам, как видишь, наплевать! — 1239-54, 76-310, 13-21

Геракл Я грузный, словно камень! Тесей И лучших силачей судьба ниспровергает! Геракл Увы! Хочу я камнем стать, не помнящим несчастий! — 1395-7

Перевод Иннокентия Анненского, 1897

Амфитрион … и в жизни смерч, Как в поле ураган, шумит не вечно: Конец приходит счастью и несчастью… Жизнь движет нас бессменно вверх и вниз, А смелый — тот, кто не утратит веры Средь самых страшных бедствий… — пролог

Хор фиванских старцев Заведу я унылую песню, Поседевшего лебедя песню… — парод

Мегара Где наш жрец, и чья рука Должна поднять свой нож на эту жертву? <…> (детям) Кого из вас прижать мне к сердцу первым, Кого последним — поцелуй кому Дать первому, кому — последний в жизни? О, если б, как пчела, из ваших губ, Из ваших глаз всю скорбь могла я выпить, Чтобы рекою слёз теперь оплакать Вас и себя с моею тяжкой мукой! — эписодий второй

Геракл Опять Вы плачете. А ты, моя Мегара, Ты вся дрожишь! Пустите же меня! Зачем вы, мальчики, в меня вцепились? Не птица ж в самом деле ваш отец, Что вдруг возьмёт да улетит; и разве Я убегу от вас, моих любимых? — там же

Эписодий первый

Лик Скажите, для чего весь этот плач Пред неизбежной смертью? И зачем Амфитрион хвастливо уверяет, Что с Зевсом он любовь жены делил? А ты, Мегара, будто муж твой — первый Из эллинских героев? Да и удаль Какая же убить змею в болоте Да льва ещё в Немее одолеть? И задушил-то даже не руками, Как хвастался, а в петле удавил. Что ж? Я на этом основанье должен Детей Геракла, что ли, пощадить? Да что такое ваш Геракл, скажите? Чем славу заслужил он? Убивая Зверей… на это точно у него Хватало мужества! Но разве взял он Щит иль копьё когда, готовясь к бою? Трусливая стрела — его оружье, Военное искусство — в быстрых пятках. Да может ли, скажите мне, стрелок Из лука храбрым быть? Нет, чтобы мужем Быть истинным, спокойным оком надо, Не выходя из воинских рядов, Следить за копьями врагов, и мускул В твоём лице пусть ни один не дрогнет. <…> Амфитрион Гоплит — он в вечном рабстве у своих Доспехов: сломится ль копьё в сраженье, Он беззащитен; будь с ним рядом трусы, Храбрейший из гоплитов пропадёт. Ну, а владелец лука может смело Разить врагов: всегда довольно стрел В его распоряженье для защиты. А выстрел издали, когда врагу Тебя не видно, и, прикрытый, можешь Ты целиться? О Лик, вредить врагам, Не отдавая тела супостату, От случая при этом не завися, Вот — высшее искусство на войне.

Амфитрион О Зевс! И это ты к моей жене Всходил на ложе, и отцом Геракла Тебя я звал — ты не был другом нам! Неужто ж олимпийца пристыдить Придётся человеку! Амфитрион Не предавал врагам сирот Геракла, Как ты их предал, ты, верховный бог, Умеющий так ловко все препоны С пути к чужому ложу удалять. Друзьям в беде помочь не властны боги: Искусства не хватает или сердца.

Стасим первый

строфа I В роще Кронида сначала Страшного льва удавил он, На плечи гордо накинув Шкуру его золотую, Пастью кровавой Светлые кудри Он увенчал. антистрофа I И буйных кентавров стада, Что неслись по лесам и над кручей, Под стрелою Геракла летучей К земле прилегли навсегда. А видели это Пенея Вы, пенно-пучинные воды, Фессалии тучные нивы, Которые стали пустыней Под тяжким копытом кентавров, И вы, Пелионские выси, Ущелья Гомола, где сосен, Бывало, себе наломают Кентавры, в поля отправляясь. После с пятнистою шкурой Лань положил он стрелою, Что золотыми рогами Нивы Аркадии рыла; И Артемиде Эту добычу Он посвятил. строфа II Как были ужасны фракийские кони царя Диомеда, Узды они знать не хотели и рыскали в поле, Из челюстей жадных Куски человечьего мяса Торчали меж дёсен кровавых; Но мощной рукою узду им надел Гераклес. Потом, в колесницу запрягши, Заставил коней переплыть Он Гебра сребристо-пучинные воды. И, подвиг окончив, к царю Еврисфею привёл их. А на прибрежье Анавра, Возле горы Пелионской, Меткой стрелой уложил он Зверское чудище — Кикна. Больше проезжих Хищник не будет Подстерегать. антистрофа II На западной грани земельной есть сад, где Поют геспериды. Там в зелени древа, склонившего тяжкие ветви, Плоды золотые Сверкают и прячутся в листьях; И, ствол обвивая, багровый То древо бессменно дракон сторожил; Убит он теперь Гераклесом, И с дерева сняты плоды. Герой в морские пучины спускался И вёслам людей покорил непокорные волны. В горнем жилище Атланта, Где опустилося небо К лону земному, руками, С нечеловеческой силой, Купол звездистый Вместе с богами Он удержал. строфа III Через бездну Евксина К берегам Меотиды, В многоводные степи, На полки амазонок Много витязей славных За собой он увлёк. Там в безумной охоте Он у варварской девы, У Ареевой дщери, Златокованый пояс В поединке отбил: Средь сокровищ микенских Он висит и доселе. Он гидре лернейской Её неисчетные главы спалил, И ядом змеиным Он меткие стрелы свои напоил, Чтоб ими потом пастуха Гериона убить, Три мёртвые тела урода на землю сложить. антистрофа III Много было походов, И побед не исчислить. Но настала путина, Из которой возврата Не бывает для смертных, В царство мрака и слёз.

Эксод

Геракл Тесей, ты видел смертных в большем горе? Тесей Нет, до небес главою скорбь твоя. Геракл Так знай, её сейчас со мной не будет. Тесей Иль похвальбой ты пригрозишь богам? Геракл Богам? Нам дела нету друг до друга. Тесей Молчи, больнее падать с высоты… Геракл Наполнен кубок, через край уж льётся. Тесей Скажи, куда же гнев тебя влечёт? Геракл Опять в Аид, на этот раз уж трупом. Тесей Обычный выход черни — в сердце нож. Геракл Сентенция умов самодовольных! Тесей И это ты, великий Гераклес, Подъявший столько тяжких испытаний!. Геракл Но не таких! И испытанью — мера… Тесей Защитник, неизменный друг людей… Геракл А люди защитят меня от Геры? Тесей Так именем Эллады говорю Тебе: оставь безумную затею! <…> Геракл Неисчислимые труды замкнулись Сошествием в юдоль теней, откуда Я сторожа в воротах смерти, пса О трёх телах, из мрака вывел к свету. Так Еврисфей мне приказал… Но вот Предельный подвиг мой, Тесей, — ты видишь Тела убитых мной детей: то камень Последний в здании моих несчастий. Такой бедой придавленный, могу ль Убийцей я остаться в милых Фивах? А если б и остался, то дерзну ль Я в храм войти или к друзьям, на праздник Идущим, присоединиться? Нет, Тесей, Проклятье, надо мной висящее, Людей страшить должно. Нельзя и в Аргос Изгнаннику. Так дальше на чужбину, Быть может? Да, чтобы встречать повсюду Взгляд неприязненный и ненависть? Геракла всюду знают. Каково Услышать, как надменный чужестранец, Указывая на тебя, промолвит: «А, это тот Геракл и сын Зевеса, Который перебил свою семью. Пусть уходил бы он куда подальше!» А ведь тому, кто счастие познал, Его измена нестерпима; легче Выносит горе, кто к нему привык. Ведь до того дойдет, что уж не люди, А реки, море, земли закричат: «Назад: не смей касаться нас, несчастный!» Что ж, или обратиться напоследок Мне в Иксиона, с вечным колесом Из пламени, которое он крутит? А коль мне это рок сулит — пусть лучше Меня никто из эллинов не видит Из тех, что знали в счастии меня. И всё-таки я должен жить? Да жизнь-то Под бременем проклятья разве — жизнь? Нет, пусть она теперь, светлейшая Супруга олимпийца, танец свой Победный пляшет там, на горной выси Зевесовой, и под её стопой Гора дрожит! Свершилась воля Геры: Эллады первый муж низвергнут, дом Его в обломках, срыт до основанья… И это — бог… Молиться могут ей… Из ревности к какой-то смертной, мужа Красой привлекшей, мстит она тому, Кто эллинам оградой был, спасал их; И чью ж вину он должен искупать? <…> Тесей Не спорю: легче требовать терпенья, Чем самому терпеть от рук судьбы. Но где тот человек, тот бог, скажи мне, Который бы, греха не зная, жил? Послушаешь поэтов, что за браки Творятся в небе беззаконные! А разве не было, скажи мне, бога, Который, в жажде трона, над отцом Ругаясь, заковал его? И что же? Они живут, как прежде, на Олимпе, И бремя преступлений не гнетёт их. Так как же смеешь ты, ничтожный смертный, Невыносимой называть судьбу, Которой боги подчиняются?

Геракл Как камень, ноги. Сил не соберу. Тесей Что? Видно, и могучих ломит горе. Геракл О, стать бы камнем и забыть о нём.

Ссылки

• Перевод Владислава Некляева на его сайте
• Перевод Анненского в «Библиотеке античной литературы» // annensky.lib.ru
• Перевод Анненского в «Литературных памятниках» // Lib.ru